– Привет, синеглазка! Как ты?

– Ну… Так. Странно. Как будто давит что-то, и снится всякая дичь.

– Ничего, сейчас мораториум починят, и станет легче. Говорят, он защищает вас.

– Так вы справились, нашли… Что вы там искали? Все хорошо?

– И да, и нет. Мы справились и нашли, но наш товарищ остался там, и он, похоже, в большой беде.

– Сергей? – всплеснула худыми руками Настя.

– Да.

– Надо же его спасать!

– Мы обязательно постараемся.

– Все плохо? – уловила что-то в моем голосе девочка.

– Может быть, уже поздно. У нас был выбор – спасать Центр или его. Он сам сказал, чтобы его оставили, и мы не могли поступить иначе.

– Это ужасно!

– Ты правильно сделать, Гхарртём, – внезапно вмешалась стоявшая в дверях Таира. – Люди умирать постоянно, это жизнь. Важно – умирать не зря. Ты отомстить за друга, я знаю.

– Я же принес тебе подарок, ойко! – вспомнил я.

И только тут сообразил, какого дал маху. Черт, у меня же три жены, надо всегда три подарка! Эх, неопытный я пока многоженец и султан начинающий. Но назад сдавать поздно, и я вытащил из рюкзака завернутый в тряпочку клык.

– Зуб мымбарука! – восхитилась жена. – Ты его убивать! Ты настоящий мужчина!

Я скромно не стал упоминать, что убивали мы его толпой. В конце концов, я действительно нанес финальный удар, так что, формально, именно от моей руки он и пал. Я герой?

Похоже, что да. Таира смотрит на меня как-то по-новому. Иначе как-то. Как будто что-то для себя решила. Черт, почему меня все это пугает? Султаны не должны рефлексировать, это неправильно. Проблемы гарема султана не… В общем, там отношения в другую сторону работают.

– Барышни, надо собираться, мы переезжаем в новый дом, – заявил я, собрав свой гарем.

– Новое место! Класс! Это весело! – оптимистично заявила Меланта.

Она без малейшего смущения сидит голая по пояс, скинув верхнюю часть мягкого халата на бедра и кормит с разом двух младенцев с двух сисек. Рыжие волнистые волосы падают на веснушчатые плечи, зеленые глаза искрятся, грудь выросла размера на два, лицо округлилось. Аллегория материнства, я прям залюбовался. Рядом свернулась клубочком Эли, положив голову ей на бедра. Они не расстаются теперь.

Младенцев я, к стыду своему, все еще не различаю. И, к еще большему стыду, они все еще безымянны. У меня просто какой-то экзистенциальный ступор на эту тему. Три имени! Разом! Это же не просто так, в этом же должен быть какой-то замысел, гармония какая-то… Им потом всю жизнь с этим жить!

Ей-богу, лучше бы каждая назвала своего на свой вкус. Я бы принял как факт и успокоился. Слишком серьезный вызов моей творческой фантазии.

Алистелия приняла идею переезда безропотно, как принимает все, исходящее от меня, а Таира сразу принялась распоряжаться. Началась хлопотная женская суета по сбору вещей, обещающая затянуться надолго, в которой я чувствую себя совершенно лишним. У меня и вещей-то почти нет, не обжился.

– Пойдем, – сказал я Насте, – мы тут только мешаться будем, а у нас еще важное дело есть.

– Школа? – понимающе вздохнула она.

– Школа, – подтвердил я, – и не вздыхай, это хорошее место.

– От одной ушла, в другую пришла… – сказала она грустно. Опять буду видеть тебя через кафедру?

– Ну-ну, тут тебе не Коммуна, все по-другому. Жить в интернате не обязательно. Привыкай, что у тебя семья. Это на всю жизнь, кстати, еще надоест.

– Да ну тебя! – фыркнула девочка, выходя за мной на улицу, – ладно, пойдем. Надоело видеть мир как переплетение нитей и пересечение арматур. Очень утомляет.

– Надень это, дитя, – ректор протянул ей очень темные круглые очки с металлическими боковушками.

– Как странно… – Настя покрутила головой, – вроде бы темно, но что-то видно даже отчётливее. Как будто не очки, а фильтр…

– Привыкнешь, – уверенно сказал ректор. – Артём, вы знаете, из-за мораториума занятия приостановлены. Защиты пала, дети расстроены и дезориентированы. Тем не менее, я бы попросил вас провести внеплановую лекцию.

– О чем? – удивился я.

– О Комспасе. Боюсь, это становится самой актуальной проблемой для них сейчас. Одной из своих целей Комспас ставит уничтожение Школы и корректоров, прекращение нашей деятельности.

– Почему?

– Вам виднее. Вы с ними встречались. И знаете что, Артем… – он смущенно отвел глаза, – ваша спутница… Ольга. Вы не могли бы пригласить ее? Я слышал, она больше других знает о Комспасе.

– Попробую, но ничего не обещаю.

– Разумеется, но все же попытайтесь. Если мы не можем защитить детей от этой угрозы, то должны хотя бы дать им максимум информации.

– Я надеюсь, мораториум заработает уже сегодня, – поделился я с ним свежей информацией.

– Да, я слышал, что вы достали деталь. Но они не могут все время сидеть в Центре, они корректоры, их работа в Мультиверсуме. Раньше проблема Комспаса не стояла так остро, но…

– Я понимаю. Сделаю, что могу. Пойдем Насть, навестим друзей и поищем транспорт для переезда.

Ивана и Ольгу нашли на площади. Рядом слонялась, задумчиво вытирая руки ветошью, дочь Ивана, Василиса. Они, вместе с руководителем Конгрегации и еще несколькими незнакомыми церковниками рассматривали мораториум. На вид он казался целым, но отчего-то не работал.

– Что-то не так? -спросил я Ивана.

– Да вот черт его знает… – ответил он, почесав в затылке, – вроде, все так. Но не тикает.

– Не та деталь? – мне стало нехорошо от мысли, что все зря.

– Деталь та самая. Встала, как тут и росло. Но… Инструкции к нему нету, сам понимаешь.

– Мы ищем все упоминания о мораториуме в архивах, – сказал церковник, – но большая их часть в Библиотеке, а там, увы, не горят желанием с нами сотрудничать.

– Хреново, – сказал я, – но я тут с личным вопросом. Иван, я возьму УАЗик? У меня переезд и все такое.

– На УАЗике ты опухнешь перевозить, – не согласился капитан. – В нем места мало, а семья у тебя большая. Может дирижаблем перекинем?

– Да ладно, – удивился я, – такую дуру ради пары сумок гонять?

– А что там гонять? Подошли, опустили трап, загрузили, перелетели, опустили трап, выгрузили. Быстрее чем УАЗик заводить-прогревать. Опять же, колхозом ловчее. Там, поди, уборка, пыль протереть, окна помыть – а твои только что родили. Светлана готова помочь, да и Лене бы отвлечься… Она переживает за Сергея-то. Всем миром быстро вас обустроим, и устроим мозговой штурм, как нашего механика вернуть.

– Да я не против, вместе веселее.

– Пап, я тут останусь пока, можно? – сказала Василиса. – Подумаю еще. Кажется, что вот-вот пойму, в чем проблема, но потом раз – и ускользает. Как будто она на виду, а я не замечаю.

– Как знаешь Вась, только не долго. А то я волноваться за тебя буду. Время тревожное сейчас. Ну и вообще, иногда лучше не биться головой об вопрос, а отойти и переключиться. Дать подсознанию поработать.

– Я быстро. Я вас найду потом, не бойся, дирижабль издалека видно.

Пустой дом оказался огромен. Два этажа, соединенных широкой парадной, и узкой черной лестницами. На первом – большой темноватый холл, библиотека, в которой даже сохранились старые книги, гостиная с камином, четыре небольших жилых комнаты. Кухня – с дровяной чугунной плитой и деревянными шкафами. Здесь же спуск в подвал – но это потом, не все сразу.

Наверху – роскошные спальни, наводящие на мысль, что скромные комнаты внизу – для прислуги. Похоже, здешнее общество было более сословным, чем сейчас. Сегодня в Центре это не так заметно, хотя я тот еще антрополог. Может и сейчас половина людей на улице – прислуга другой половины, а я и не в курсе.

«Спальня» тут – не комната с кроватью, а практически квартира в нашем понимании. Три смежных помещения – гардеробная с раздвижными шкафами и чуть мутноватыми старыми зеркалами от пола в человеческий рост, нечто вроде столовой-кабинета, и, собственно, сама спальня – с огромной кроватью на резных ножках, прикроватными столиками, шкафчиками, раздвижными бумажными ширмами и маленьким санузлом весьма архаичного вида. Сидячая ванна, не эмалированая, а почему-то медная, с высокими гнутыми бортами, над ней – жесткая лейка душа и бронзовые краны с фигурными вентилями. Непривычной формы фаянсовый унитаз с высоким бачком, раковина-тумбочка и овальное зеркало над ней. Все такое… викторианское. Хотя я не уверен, что употребляю это слово правильно. Как будто мы перенеслись в конец девятнадцатого века. Все гнутое, резное, вычурное и пестроватое. Косяки дверей в причудливой цветочной резьбе, массивная деревянная мебель на изогнутых ножках, обои с цветочным орнаментом, большие цветные плафоны узорчатого стекла, пыльные бархатные тяжелые шторы на грязных до непрозрачности стрельчатых окнах. Непривычно и странно, но…

Открыв дверь следующего помещения, я понял, что вот оно. То место, которое придумано кем-то для меня.

Это кабинет, выдающийся эркером стеклянных, от пола до потолка окон в зелень давно заброшенного сада. Между окнами стоит массивный, как крепостной бастион, стол из полированного дерева. За ним – кожаное кресло на резной основе, всем своим видом обещающее солидное удобство и основательность. Книжные шкафы за толстыми гранеными стеклами в тонких бронзовых рамках, светильники в виде металлических птиц, держащих в клювах цветные шары абажуров, а главное – небольшой, отделанный темно-шоколадным гладким камнем камин, перед которым расположилось роскошное кресло-лежанка, со столиком под напитки, изящным бронзовым торшером, подставкой под ноги и откидным пюпитром для книг. На этой штуке хотелось провести остаток жизни – с книгой и бокалом, глядя на огонь камина сквозь рубин вина.

– Так, – твердо сказал я, – это, чур, моё!

– Да, впечатляет, – прокомментировал подошедший из коридора Иван. – Буржуазные роскоши. Но учти, бытовой комфорт тут так себе. Освещение электрическое, но проводка дохлая, антикварная, кроме лампочек ничего не потянет. Напряжения в сети нет, но это как раз не проблема, акк подключим. Другое дело, что плита на дровах, водогрей на дровах, подача воды самотеком из бака на чердаке, а насос ручной, из скважины в подвале. Сначала час качаешь, потом пять минут моешься. Когда-то была центральная подача, из города, но входящая труба сухая.

– Зеленого бы сюда, – вспомнил я его башню у моря, – вот кто умеет налаживать быт! Он бы придумал и насос, и плиту, и кондиционер с интернетом…

– Он горазд, да. Руки из нужного места, – покивал Иван. – Надо выручать его, это не дело.

– Надо, но как?

– А вот сейчас вещи перетащим, обустроим вас в первом приближении и подумаем.

Вскоре в доме зажегся свет – тусклые лампы накаливания за пыльными плафонами вычурных светильников. В паре комнат проводка затрещала и задымилась, Иван, чертыхаясь, вырубил антикварные поворотные выключатели.

– Проводку по-хорошему надо бы всю поменять, эта в тканевой изоляции, пожароопасно. Не включай в тех комнатах пока.

Мы с ним по очереди качали длинный рычаг чугунного насоса в подвале, в трубах хлюпало. Таира, найдя там же запас дров и слежавшегося угля, растопила плиту и грела на ней воду в больших железных ведрах. Женщины мыли полы и протирали пыль, но объем предстоящего бытового подвига меня лично ужасал.

– Как они тут стирали, например? – спросил я, передавая рычаг насоса Ивану.

Бак на чердаке постепенно наполнялся, но очень медленно. Все-таки в идее прислуги что-то есть…

– Наверное, в городе были прачечные, – ответил он. – А всякую мелочь, типа кальсонов – в тазах руками. Я ж говорю, инфраструктура тут винтажная, комфорт относительный. Хорошо хоть трубы медные, не проржавели.