Утром нас разбудил стук в дверь. Олег, убедившись, что мы проснулись, попросил выйти на кухню, у него важные новости. Важными новостями оказался арест Зелёного. Его обвиняли в каком-то не то кощунстве, не то терроризме, но по сути – в том, что он выполнял задание Конгрегации, которая тут была, оказывается, очень непопулярна. Парадокс – стоит собраться вместе десятку людей, и они немедля поделятся на три партии, восемь фракций, четыре взаимоисключающих течения и пять на дух не переносящих друг друга конфессий. Вот так и Церковь Искупителя – в Библиотеке и Центре она вроде бы одна и та же, но есть нюансы. Руководящая там Конгрегация и рулящая тут Кафедра имеют глубочайшие идеологические противоречия и абсолютно несовместимый взгляды на Мультиверсум и роль Церкви в нем. Сильно упрощая: Конгрегация считает, что Искупитель – это, конечно, здорово, но чем позже он придет – тем лучше. Сложившийся статус-кво не так уж плох, и крах текущего Мультиверсума лучше по возможности оттянуть всеми способами. Для этого они пестуют корректоров, которые, с переменным успехом, но вытягивают-таки иногда из коллапса населенные срезы и используют Людей Дороги, чтобы, по мере их скромных сил, поддерживать ее инфраструктуру. Кафедра же, наоборот, считает, что пришествие Искупителя надо всячески ускорить, пусть грешный мир погибнет и все начнется с нуля. Поэтому корректоров они не любят, цыган не любят тоже, коллапсы срезов приветствуют и даже, не исключено, провоцируют – хотя никто за руку их пока не поймал. Обе стороны считают друг друга предателями и отступниками и при случае не упустят шанса напакостить. Вот, например, как сейчас.

– И что с ним сделают? – спросила деловито Ольга.

– Не знаю, – развел руками Олег. – Прецедентов пока не было. Но точно не отпустят.

– Это нас не устраивает, – заявила она в своей обычной категорической манере. – Где он?

– В изоляторе службы охраны Бибилиотеки.

– Его можно увидеть?

– Наверное. Тут все-таки не совсем средневековые нравы, может разрешат свидание.

Свидание нам, не без скрипа, но разрешили. Мы заявили, что являемся ближайшими родственниками, и даже не стали уточнять, насколько близкими. Противостоять напору Ольги сложно, проще сделать, как она хочет. По себе знаю.

– Привет, – сказал я валяющемуся на топчане Зеленому.

Между нами решетка и даже табуреток не дали. Беседуйте стоя.

– А вы не спешили, – буркнул он, – Ну что, костер уже сложили?

– Костер?

– А что, меня повесят? Или тут в ходу гильотина?

– О, наш Зелёный по-прежнему верен свой мизантропии! – констатировала Ольга.

– У тебя есть другие версии, рыжая? Включи логику – удержать меня сложно, я проводник. Если только в клетке вот так – но зачем? Это ж меня кормить придется. Отпустить? Тем более глупо, зачем тогда задерживать. Выходит, придется пристукнуть. Вопрос только публично или по-тихому. Ты на что ставишь? Я – на публичность. В кризисные моменты публичные казни сплачивают электорат.

– Мы тебя вытащим! – сказал я, пытаясь изобразить голосом уверенность.

Охраняли его серьезно – даже сейчас в конце коридора стояли люди с автоматами, а снаружи ходили патрули. Разве что Ольга что-то придумает, она на хитрости горазда.

– Да ладно, – усомнился Зелёный, – если бы вы могли меня освободить, то не приперлись бы сюда с официальным визитом, сдав на входе оружие и УИНы. Так?

– Увы, – признала Ольга, – они предусмотрели попытку силового освобождения. Мы с Артемом не потянем. Сюда бы Македонца с его группой – но это слишком долго. Приговор приведут в исполнение раньше.

– И каков он?

– К сожалению, нам не сказали. Но ты прав – отпускать тебя точно не собираются.

– То есть, вы пришли просто морально поддержать смертника? – мрачно усмехнулся Зелёный, – Могли бы потратить время с большей пользой, я не сентиментален. Позаботиться о семье вы и так сообразите, а рыдать у вас на плечах я не собираюсь. Лучше подумайте, куда они дели то, что я успел открутить от мораториума.

– В смысле? – удивился я.

– Не тупи, Артём. Я успел демонтировать нужную деталь. С оси не спрессовал, но ее и с осью унести несложно, не такая она большая. Вряд ли церковники собрали все обратно – это сложный механизм, а они не руками работать привыкли. На месте тоже наверняка не бросили. Значит – куда-то унесли и положили. Олег наверняка может предположить, куда. Сомневаюсь, что это место охраняют так же хорошо, как меня. Хватайте железку – это такая полупрозрачная мандула, типа погрызенной тарелки, надетая на длинную хренотень с цапфами на концах.

– С чем?

– Неважно, узнаете. Хватайте ее и тащите в Центр. Иван сообразит, как ее на место приладить.

– А ты как?

– Кверху каком. Вы не поняли – тут не во мне дело вообще. Это здешние кафолики послали стрелка, который повредил мораториум. Это они натравили Комспас на Центр. Черт, да они этот Комспас чуть ли не сиськой выкормили!

– Это они тебе сказали? – удивилась Ольга.

– Это мои мозги мне сказали. Я давно вычислил, не хватало буквально нескольких деталей. Так вот, они называются «Кафедра», если вам интересно. Сидят на древних технологиях и дозированно выдают их разным анклавам. Они… Черт, не время для лекций. Поспешите, иначе возвращаться вам будет некуда. Они не могут не воспользоваться случаем. Доберитесь, восстановите мораториум. Протупите – найдете там руины. Ультиматум скорее всего выдвинули для маскировки, просто не успевали подтянуть боевые группы. Это не точно, но расчетная вероятность очень высока. Нападут внезапно, собьют дирижабль – и оппаньки. Давайте, давайте, валите к херам. Потом пришлете спасательную экспедицию, если захотите. Вдруг меня не совсем убьют?

– Но… – начал я.

– Пошли, – дернула меня за рукав Ольга, – Он прав.

– Так нельзя!

– Артем, – сказал Зеленый твердо, – там наши семьи. Я ненавижу всякий пафос, но вот представь, что мы вернулись – а там одни трупы.

Я представил. Мы с Ольгой как-то раз видели последствия нападения Комспаса на мирный город. Гора мертвых тел и контрольные в голову детям. Очень хорошо представил.

– Прости. Мы правда пойдем…

– Поспешите.

Я ждал какого-нибудь эпичного приключения – похищение таинственного артефакта, подземелье, сейф, охрана, перестрелки… Ничего подобного. Олег вошел в неприметную дверь большого мрачноватого дома, через пять минут вынес оттуда длинный тяжелый сверток и отдал нам.

– Как я и думал – его еще не оприходовали и не поставили на баланс, – сообщил он смущенно, – а значит, в число охраняемых он не попал, так и валялся среди входящих на рассмотрение. Бюрократия и кадровый дефицит.

– Не боишься попасть под раздачу? – спросил его я.

– Не думаю, что до меня есть кому-то дело. Кроме того, я ничего не нарушил. Пока артефакт не оприходован, это просто мусор. Идите, спасайте мир, или чем вы там собирались заниматься. Я послежу за судьбой вашего товарища, но на многое не рассчитывайте – у меня нет никакого влияния, я тут гость.

– Мы понимаем, – кивнула Ольга, – спасибо вам.

– Вы вернуться? Передумай? – обрадовалась нам горянка.

За время нашего отсутствия она стала богаче на целых две козы – видимо, курс мымбаручатины вырос. Козы на длинных витых поводках следовали на за ней как собаки, изредка отвлекаясь на придорожные кусты и срывая с них листочек другой. Однако она явно не отказалась бы пополнить стадо.

– Я думал, ты уже ушла к сестре, – удивился я, застав ее на площади.

– Нет, быть караван, я зубы мымбарук продай, коза купи! Порох ружье купи!

– Повезло тебе.

– Хорошо! Вы мне удача принести! А сладкий еда у вас есть?

Мы специально закупились в кондитерской в Библиотеке перед выходом, так что торжественно вручили ей пирожное. Она немедля счастливо перемазалась до ушей кремом.

– Какой сладкий еда! Наверное, на небо такой еда есть, когда умирай!

– Можешь отвести нас обратно на берег, где мы встретились и найти лодку?

– А дадите еще такой еды? Для сестра?

– Дадим. И такой и другой, тоже сладкой.

– Я найти лодка для вас!

Лодка оказалась полная дрянь – пересохшие козьи шкуры на каркасе из ветвей. Течет немилосердно и не управляется, по причине почти круглой формы, совсем. Но сестры не желали с ней расстаться. С нами отправилась младшая, как более легкая – троих взрослых, боюсь, это плавсредство не выдержало бы. Она и гребла тонким деревянным веслом, ловко перекидывая его с борта на борт, потому что сами мы не смогли даже отойти от берега – так и крутились на одном месте. Нам было неловко, но девочка прекрасно справлялась, демонстрируя удивительную выносливость и силу рук. Еще и болтала, не останавливаясь:

– А у вас много такой сладкий еда?

– Много, – мрачно ответила Ольга.

– Любой может есть такой еда когда хоти?

– Да.

– Вы, наверное, только такой еда и есть, да? – завистливо вздохнула девочка.

– Нет, мы разную еду едим, – разочаровал ее я.

– Зачем есть другой еда, если есть сладкий? – удивилась она.

– Если есть только сладкую еду, можно заболеть.

Она уставилась на меня так, как будто я ей в душу плюнул. Потом покачала недоверчиво головой:

– Зачем неправда говори? Это хороший еда. От нее не болей. От вонючий мясо болей, от кукуруза с жучок болей, от молоко больной коза болей. От такой еда не болей! От такой еда хорошо в живот!

Я только плечами пожал. Вряд ли у нее будет возможность проверить это на себе. Хотя, как знать – может ее еще купят за полторы козы. Впрочем, отчего-то мне кажется, что, если и купят, то не для того, чтобы шоколадом кормить.

– Сюда греби, – указал я.

Репер уже чувствовался из-под неглубокой воды залива. Еще несколько метров… Все, дотянусь, хватит.

– Сейчас мы уйдем, сама вернешься?

– Куда уходи? – она оглянулась вокруг удивленно.

– Неважно. Мы так умеем. Вот тебе много сладкой еды, – я положил пакет с пирожными на банку, – все сразу не съедай. С сестрой поделись, это вам на двоих. Догребешь до берега?

– Я хорошо грести, – покивала она.

– Ну и прекрасно. Рад был знакомству, удачи вам и коз побольше.

– Эй, – сказала она нерешительно, – а бери меня? Без коза, так. Не смотри, что маленький, я умей коза дои, лепешки пеки, сыр умей, все делать умей! Я вырасти потом, жена тебе стать.

Ох, какая неловкая и знакомая ситуация. Но я больше не подбираю бездомных котят. Своих полон дом.

– Извини, – сказал я и потянулся к реперу.

Секундный соблазн включить девочку в группу «свои» и захватить переносом преодолел почти без труда. Сами не знаем, что нас там ждет. Вдруг уже опоздали?

Опасения не оправдались – в Центре было тихо и спокойно. И все же – то ли Зеленый так на меня повлиял своей убежденностью, то ли во мне наконец просыпается знаменитая интуиция глойти, но внутри поселилось нервное, как тикающий таймер, нетерпение. Что-то будет. Что-то случится. Что-то надвигается.

Или это просто паранойя, тоже вариант. Говорят, она заразная.

Поэтому, отдав трофейную железяку Ольге, чтобы она передала ее Ивану, отправился к семье. Убедиться, что с ними все в порядке и организовать переезд. Пусть сидят за дверью, которую чужой не откроет. Мне так спокойнее будет. Починят там мораториум, или нет – а они в домике. Эгоистично, да, но что поделать. Я теперь человек семейный, мне о детях думать надо. Даже если я к этому никак не привыкну.

В домике нашем теперь пахнет младенцами. Странный такой запах, не то чтобы неприятный, но непривычный. Кисловатый и животный, слегка больничный и чуть тревожный. Они не орут, во всяком случае громко, но их присутствие заполнило весь жилой объем доверху. Все так или иначе соразмеряют свои траектории с их существованием. Только Настя сидит в крохотной здешней гостиной, забравшись с ногами в кресло и выглядит немного потеряной.

Мне обрадовалась:

– Пап! Ты вернулся!