– Это им в районной больнице таким диагнозом по голове дали. Я потом перепроверил, свои анализы сделал. Так у них гепатит. Причем не тяжкий вроде А и Б. У них форма С. Она, слава Гиппократу, лечится. Вот они оба пьют? И будут совмещать житьё с питьём. Я их вылечил. Нет больше и гепатита.

– Да… Кидают за воротник как хороший кочегар в топку, – засмеялся Витюша. Но ведь живут.

– Давай свои анализы и разденься до пояса. У меня тут тепло.

Обследовал он Витюшу подольше, чем городской врач. Крутил его всяко на кушетке, мял бока, что-то замерял на животе пальцами, потом воткнул ему иглу в вену, набрал крови и ушел. При этом лицо его было умиротворенным, он даже насвистывал знакомую мелодию.

– Если всё нормально- разрешишь уехать в город? – спросил Витюша Хохлова. – Я поеду с Наташкой Желябиной. У нас с ней… Ну, короче сплю я с ней. Один раз пока. Но не это главное. С женщиной мне в городе будет легче.

– Так она же сама пьёт. Не как вы, оглоеды, но тоже не по пятьдесят граммов «Саперави» в неделю раз, а тот же первач глушит каждый день. Хоть и не бутылками, конечно. Не как твои дружки да ты сам. Но женщине без помощи трудно выкарабкаться.

– Я буду помогать. Мне это даже хочется, – Витюша смотрел в пол. – А она мне поможет. Мы всё обговорим до мельчайших деталей. Наташка умная. Ей не повезло просто. Мама скончалась, муж погиб. Но она выберется при моей поддержке. А с ней и я. Она хочет завязать не меньше меня.

– Я не против.– Хохлов подал ему руку.– Позвонишь мне оттуда, адрес дашь, место работы. Если что-то не получится у вас, я приеду, заберу домой.

Пришел Сизоненко с тем же выражением лица, только свистел какую – то другую мелодию.

– Ну, а у тебя, Витёк, цирроз.– Он сказал это как- то легко, вообще без тревоги особой. Будто не цирроз убивал Шанина, а понос. – Сорок процентов печени – тю-тю.

–Твою мать!– оценил диагноз Хохлов.

Витюша промолчал, попросил у Сизоненко папиросу, хотя вообще-то не курил. Взял со стола спички и вышел на крыльцо. Плохо обернулось дело. Сергею Анатольевичу он верил как себе. Значит месяц-два, а похоронят без оркестра и рыдающей родни. Женьку Мальцева, убитого Лешим, брат Игорь один хоронил с Витюшей и старой матерью, если не считать мужиков с лопатами, которые гроб засыпали и холмик подняли. Брат крест вбил молотком в мягкую землю и привинтил табличку жестяную. В кладбищенской конторе написали на ней «Мальцев Евгений Васильевич. 12.05. 1938. – 6.11.1974». Вот всё, что после Женьки осталось. Забыли его уже через месяц. Жена бывшая с дочерью уехали жить к брату в другой совхоз за сто тридцать километров.

Он стоял на крыльце, вроде бы как будто курил, а на самом деле кашлял надрывно, визгливо. Со стороны слушался кашель как очередь из пулемёта, который скорострельно выплёвывал пули и они с визгом улетали в чисто поле.

– Чё, подыхать, так дома и надо подыхать. Куда ехать? Тут хоть Карагозов с кентами придет закапывать. А в городе проваляюсь пару недель в морге и выкинут на помойку. Да и чего жить дальше? Пить я в родной Семёновке вряд ли завяжу. Семью не создам. Кто за меня, алкаша, пойдёт? Работать не берут никуда. – Витюша почесал затылок и вернулся в больничку. Папиросу воткнул в снег на урне, куда до бурана бросали бинты не нужные и ампулы после уколов.

– Сегодня десятое. Двадцать один день до Нового года, – сказал он всем сразу. – Семьдесят пятый, блин, уже. В том году я жить буду в аду, а встретить и отметить его успею, а, Сергей Анатольевич?

Сизоненко и Хохлов засмеялись и слушал их безобидный смех Витюша потрясённо. Он, блин, через месяц «сыграет в ящик», а людям весело. И каким людям! Они поставлены жизнь мою охранять и поддерживать. Во, дают!

– Новый год ты встречай с подругой Наташкой Желябиной. В тошниловку не ходи. Меньше с Натахой выпьешь – однозначно, – разрешил Андрей, милиционер.

– А третьего числа приходи ко мне. Неделю будешь у меня лежать, – доктор Сизоненко поднял Витюшину рубашку и ещё раз осмотрел место, откуда заметно выпирала печень. – Я тебе третьего числа цирроз вырежу. Останется половина органа. Отрежу не сорок процентов, а половину, чтоб случайно не оставить гадость. И потом новые клетки начнут расти. Здоровые. Так только печень умеет. Самовозродиться. И всё! Живи дальше сколько получится.

– Пить нельзя?– Витюша ещё не прочувствовал, что может остаться на «этом» свете и на «тот» не попасть пока.

– Почему нельзя? – снова засмеялся врач Сизоненко. – А как ещё можно цирроз обратно вернуть? Никак. Поэтому – пей, конечно. Помирать всё одно надо. Ты же не Кощей бессмертный, чтобы вечно тут мельтешить. Так какая разница – когда? Сейчас с тебя толку мало, а бухать будешь – лучше не станешь. Ни работы опять, ни семьи. Только ухари из тошниловки, которые уже сегодня не помнят, что Мальцева Женьку и Лёнечку недавно убили. Одноклассников. Сколько орлов из вашей компашки с ними учились в школе?

– До почти весь «шалман» наш. Человек двадцать пять постояльцев забегаловки.

– Я тебе жизнь дам. Шанс к жизни. Имей в виду: шанс! – доктор Сергей учился с Витюшей в ту же смену, но на класс старше. – А вы с Желябиной покумекаете и определитесь – в могилу вам сподручней или в человеческую жизнь. Придешь потом к нам обоим и доложишь что вы для себя выбрали. Лады? Я могу только помочь выжить. А жить заставить не могу. И милиция не может. Да, Андрей?

– А как? – старлею сегодня было все смешно и он улыбнулся широко и по- доброму.– Я могу тебя, Витёк, подогнать под какое-нибудь нераскрытое преступление. Мля, что я говорю! Генерал бы мне лично язык отгрыз за такие слова. Ну, да ладно… И посажу тебя лет на десять. Вероятность того, что ты на «киче» тоже сопьёшься – никакая. Там только авторитеты и лихие уголовники пьют иногда. А ты кто? « Иван»! Простой зек- работяга. Даже не фраер. Будешь потому всегда трезвым. Или чифирить начнёшь. Цирроза не будет, но инфаркт – вполне. Причём быстро. Организм у тебя уже молью укушенный со всех сторон.

– Ладно, иди Виктор. – Доктор пожал ему руку. – Жду третьего января. Удачно тебе новый год встретить!

– Спасибо. Постараюсь. Я с Наташкой буду встречать. Не перепьюсь.– Витюша напялил шапку, слегка поклонился друзьям и первый раз за годы с желанием пошел домой.

– Ё!!! – вырвалась из него восклицательная эмоция, когда он вошел в избу. Везде было чисто, печка хорошенько натопленная, грела Наташку с котом Ванькой, который лежал у неё на коленях, а сама она на диване вставляла порвавшийся шнур в оконную занавеску. Пол блестел, пыль отовсюду испарилась, а на столе стояли чайник, две чашки, в блюдцах ждали Витюшу конфеты «буревестник» и печенье «крекер».

– Да я сбегала домой. Кушать у меня тоже нет ничего, но чай и вот это – было. Пьём чай? – Наташка помогла Витюше раздеться и они почти до вечера хлебали грузинский второго сорта как напиток богов. Ели конфеты, печенье и говорили о будущем, которое видели одинаково ясно. Хорошей, доброй представлялась им дальнейшая жизнь. Витюша за разговорами забыл про тошниловку. А Желябина про тёток-собутыльниц.

– Я в ближнем магазине купила две бутылки полусладкого розового вина «Чинар». Азербайджанское оно. Вкуснятина. Не то, что эта сивуха наша. И ведь не берёт его никто. Слабое для наших любителей. Ближе к ночи выпьем, хорошо? – Наташка поставила на стол бутылки. Витюша сглотнул слюну и отвел глаза. Стал глядеть на Наталью, которая как-то успела отлично умыться, причесаться и подпудрить лицо. Симпатичная сидела перед Витюшей женщина. Приятная. Желябина Наталья, соседка.

– Мне здесь третьего января Сизоненко сам операцию сделает. Цирроз весь удалит.– Тихо сказал Витюша.

Наташка захлопала в ладоши.

–Значит Новый год мы встречаем здесь и вдвоём?

– Вдвоём. – Виктор подошел к окну и наблюдал за снегом, почему-то вдруг таявшем сверху при десяти градусах мороза – И не только Новый год вдвоём встретим. Много праздников других, а будней…

Он долго молчал.

– А будней вместе проведём – сколько бог в своём деле, Сизоненко, мне подарит.

Они обнялись и сидели так дотемна. Было им хорошо и оба, каждый сам по себе, старались, но так и не смогли угадать – какая случайная добрая сила столкнула их и придержала, чтобы не успели разбежаться.

Глава восьмая

Старший лейтенант Хохлов Андрей за два дня до Нового года прибежал к Витюше домой когда они с Натальей собирались обедать. Употреблять планировали суп без мяса из вермишели и магазинные рыбные котлеты с макаронами. В сельпо их возят из Оренбурга. Хорошие котлеты. Пахнут рыбой окунь и хлеба в них толкают без перебора. Ели они перед праздником скромненько. Берегли Наташкины деньги на новогодний стол и подарки самим себе. Андрей вломился в избу в тужурке, но без шапки. Спешил, похоже, очень. Азарт и нетерпение принесли в тихий дом Шанина его блестящие охотничьей страстью глаза.

– Привет, Натаха, Витёк, руку жму! Дело двинулось вроде! По убийству Лёни. Я ж по всем районам и в город ориентировку разослал. Сейчас мне позвонил один капитан из Каменск-Уральского совхоза. Сказал, что приходил к нему дьяк из церкви и рассказал, что купила церковь две иконы. Ценные, давнишние, в окладе серебряном. Прихожанин церковный продал. Сказал, что купил старый дом у знакомых. Они в город переехали. А на чердаке были эти иконы.

– А почему они с Лёниного убийства? Кто сказал? – удивился Витюша. – Садись, поешь с нами.

– Не. Я утром наелся, до вечера хватит. Спасибо, – Хохлов сел прямо на порог и расстегнул пуговицу под черным узким галстуком. – Этот дьяк в их милиции нештатный сотрудник. Он обо всех махинациях в церкви доносит. Там воруют и деньги прихожан. Пожертвования. Иконы продают и покупают у барыг. Мы их не трогаем вообще-то. Не положено. Они от государства отделены. А барыг, которые скупают и дальше добро церковное двигают, ловим по его наводке. И тут тоже особый случай. Не церковь нам нужна, а тот, кто принёс иконы. На чердаке он их, бляха, нашел. Воры и Лёнины убийцы сами в церковь не сунулись бы. Нашли местного в какой-нибудь пивнухе, которого в церкви знают, и через него продали иконы. А его напоили потом, да и хватит ему.

– А я чего? – Витюша посмотрел на тарелку. Суп остывал. Ладно, Наталья потом разогреет.

– Ты же Лёнины иконы видел? Видел. Запомнил их, правильно? – старлей поднялся с порога и навис над столом, уперевшись большими ладонями в края.

– Блин, я всё детство у Лёни дома торчал. Ну, точнее, заходил в комнату очень много раз. Все иконы помню до единой. Его бабушка ещё живая была. Учила нас молиться, – Витюша скривился. – Но мы как-то не подписались под веру в Бога. Дурные были. Помню я, Андрей, все иконы распрекрасно!

Хохлов обрадовался. И снова пошел к порогу.

– Вот ты приди к дьяку Феофану. Это его кликуха церковная. А вообще он – Сергей Новиков. Скажи, что ты от меня и Горелова, капитана. Пусть он иконы покажет. И потом спроси: может, у того мужика ещё есть? Он, блин, конечно, не знает. Тогда попроси, как найти продавца. Найди и узнай, где он натурально иконы взял? У кого? Что, мол, ты тоже хочешь себе купить. А сказал тебе про образа и про мужика того дьяк Феофан. Ты, мол, сперва хотел в церкви купить…

– А сам ты чего не тряхнешь дьяка? – улыбнулся Витюша. – Бога боишься?

– Я только своего генерала боюсь. И жену немного, – Хохлов приоткрыл дверь. Уходил уже. – Мне пока нельзя там отсвечивать. А если этот мужик сам в деле? Если он знал Лёню и вместе с дружками его грабил? Может, не убивал. Только грабил. Они тогда всё расползутся, как тараканы от дихлофоса и хрен их потом выследишь. Меня же как милиционера и там знают. Я работать начинал, ты ж помнишь, в Каменск-Уральске по распределению. Через год только перевели в родной колхоз.

– Ладно. Поем и съезжу, – Витюша сел поудобнее, взял ложку и глянул в тарелку. Суп уже был разогрет.

– Я тебя докину до посёлка. А там пёхом – пара километров до церкви, – Хохлов ушел и дверь за собой прикрыл мягко. Как будто в доме все спали.

– Не опасно? – Наталья хлебнула суп и тревожно глянула на Шанина Витюшу.