– Ну, не опаснее, чем самогон хлестать до полусмерти. Дай лучше полстакана розового из Азербайджана. Я к нему привыкать стал. Самогон-то уж, глянь, полмесяца и не нюхал. Тебе, кстати, благодаря, – Витюша поел и оделся в полушубок красивый, и шапку достал запасную. Новую. Кроличью.

– Так и я больше ни разу к тёткам не ходила, – обняла его Наташа. – Пью с тобой розовое, восемнадцать градусов. Тоже благодаря! Но уже тебе, а не мне. Ладно. Вечером во сколько ждать?

– Как управлюсь – сразу на попутке приеду. Шофера местные. Денег не берут.

Он вышел за ворота, дождался Хохлова и поехали они по дороге вверх. Каменск-Уральский стоял среди сосен и осин на довольно высоком прилавке перед началом Уральских гор.

Дьяка Феофана Витюша нашел сразу. Показал Феофан обе иконы. Они были из дома Лёниного. Точно. Но дьяку Шанин этого не сказал. Узнал, кто продал и где его найти, как мужик выглядит. Ещё раз оглядел и потрогал иконы. Одна – Владимирской Богоматери, другая – «Всех скорбящих радость».

– Ты будь осторожнее, сын мой, – сказал тихо дьяк, который был явно моложе. – Иконы явно спёрли. В нашей округе такие только у Антонины Грищенко были из Семёновки. И мужичок этот не простой. Ходит сюда, крестится как попало, да на кого попало. Я ему предлагал исповедоваться, так он ответил, что пока не в чем ему каяться. Вишь ты, ангел безгрешный! Так что, ты поаккуратней с ним. Я чую, что у него дружки – бандиты. Есть у нас тут трое. Из города к нам, в дальний край сбежали год назад. Наследили там, похоже. Наши МВДшники за ними приглядывают, справки наводят, в город сообщили.

– Хорошо, Сергей, – Витюша руку пожал дьяку. – А церковь что, не проверяет происхождение икон при покупке?

– Протоиерей наш про них не знает. Я на свои купил. У меня сбережения есть хорошие. Я ещё три года назад служил в Москве. В самом Новодевичьем монастыре при Храме Спаса Преображения над северными воротами.

Это Преображенская надвратная церковь, так её народ зовёт. Сюда меня командировали на пять лет для повышения в чине. Протодиаконом буду когда вернусь. А тут я сам попросился в милиции на сотрудничество. Бог, он, конечно, всё видит, но наказывает только богохульников. А хулиганство, воровство и другие безобразия от прихожан милиция устраняет с моей помощью. Среди прихожан святых и ангелов нет. Всякие сюда приходят грехи замаливать… Не могу я видеть скверну и глаза на неё закрывать. Ну, с Богом. Ступай.

Разыскал Витюша Рому Трегубова в пивной возле автостанции. По описанию дьяка выделил его из двадцати, примерно, пьяниц.

– Слушай, старичок, ты вроде бы иконы продаёшь? Я в церкви был. Мне там сказали как тебя найти, – Витюша глядел на него чистым и просящим взглядом. – У тебя вроде на чердаке их много прежний жилец забыл.

– А ты кто? Откель нарисовался? – посмотрел на него сверху в меру поддатый Рома Трегубов. – И на кой тебе иконы? На лбу написано, что ты безбожник.

– Я из Притобольского. Гена я. Травкин по фамилии. Матери на Новый год подарить хочу. Объехал девять совхозов. Везде – не масть. А твои иконы я посмотрел и проникся. Мне бы что-нито подобное, а?

– А сколько одна стоит – сказать? – засмеялся Рома. – С катушек слетишь. Секретарь обкома бы мог бы купить. Но на хрена ему? А ты не потянешь, не…

– Да наберу, займу у своих. Матери дороже не будет подарка!

–Ты домой когда? – Рома закурил и внимательно оглядел Витюшу.

– Ну, думал купить да и поехать сразу, – Витюша Шанин понял, что иконы здесь.

– Пять сотен рублей одна стоит, – мужик взял Витюшу за пуговицу полушубка. – Есть чем платить?

– Ого! – присвистнул Шанин. – Это мне собрать надо. Сейчас на трассу, на попутку. За день соберу и приеду. А какие иконы?

– А я знаю? Какие-то хорошие. Старинные. Но я сам не врубаюсь. Хожу в церковь и молюсь только на икону Святой троицы. Но эти, которые у меня, очень путёвые. В серебре по краям. И сами доски старинные. Лет двести им точно есть.

– Короче, завтра часам к трём я приеду. Соберу рубли. Ты тут будешь? – Витюша протянул ему руку.

Рома руку не пожал, но ответил.

– Я всегда тут. Ты только не трезвонь никому про меня. Ещё грабанут. Сам понимаешь, я ж случайно их нашел. А ограбят меня уже не случайно. Понял?

– А чего тут понимать? Они мне самому нужны. Чего я буду кому-то ещё рассказывать? Приедут и раньше меня купят. Мне оно надо? Ладно, до завтра.

Витюша вышел и через пятнадцать минут уже «голосовал» на трассе.

Потом на хорошей скорости подрулил «москвич» и тормознул на обочине перед Витюшей, подкинув вверх килограммов сто снежной искристой пыли. Вышли три парня, одетые в одинаковые серые пальто с модными в прошлом десятилетии шалевыми воротниками. Шли к Витюше молча, закинув одну полу пальто на другую и руками её придерживали.

– Приблатнённые, – Витюша угадал, что сейчас его начнут бить.

– Ты, фраер, иконы скупаешь? – спросил один. Ещё не темно было и во рту у него ясно выделялся сияющий золотой зуб.

– Матери на новый год одну хотел купить. Подарок, – Шанин Витя сделал шаг назад.

– А что Ромка иконы продал в церковь – откуда знаешь? – спросил другой, с наколкой-якорем на тыльной стороне ладони.

– Ниоткуда. Я по всем церквям районным езжу и у всех узнаю. Мне предлагали, но не то. А у вас в церкви дьяк показал две иконы. Их Рома продал. А что тут особенного? Ну, продал и продал…

– Дьякон побожился, что никому не скажет. Гонишь ты, фраерок. Вот дьяку мы верим, а тебе нет. Откуда, сука, узнал про иконы? – первый, с золотым зубом, подошел вплотную.

– Ну, если честно, то он мне сказал, что мужик дом купил и на чердаке от старого хозяина иконы остались. Рома их церкви подарил просто. А я так согласен купить, – Витюша плюнул себе под ноги. – А что, запрещено это? Икону купить или лыжи, какая разница? Моей матери лыжи без надобности. А икону – в самый раз. Она очень верующая. Рада будет без памяти.

– Короче, я понял, что дьяку Рома иконы подарил потому, что они для него чердачный хлам? – уточнил третий, невысокий, крепкий, без шапки.

– Так и есть. Они оба так сказали.

Тот, что с золотым зубом, достал из кармана финку и взял Витюшу за плечо.

– Если гонишь, мы тебя найдём. А если в натуре купить решил, то завтра приезжай к дьяку. Икона будет у него. Отдашь ему пять косарей, понял? Не отдашь, значит ты фуфлыжник, трепло или «мусорок». Тогда мы к тебе приедем, и я тебя попишу вот этим пёрышком. Притобольск не Москва. Найдём зараз. Сглотнул?

– Какой с меня «мусорок»? – Витюша ещё раз плюнул под ноги, – Я, наоборот, их ненавижу. Я в клубе на танцах закурил возле стенки, а дружинники меня отвели к участковому. И меня на семь суток ни за что заперли.

Тот, что с золотым зубом врезал Витюше поддых и сказал очень увесисто.

– Короче, ты ни Рому не видел, ни нас. Икону заберёшь у дьяка. Башли ему отдашь и гуд бай. Они сели в «москвич» развернулись с визгом колёс на укатанной трассе и через пару минут исчезли.

– Ну, вроде они Лёню и замочили, – сказал себе Витюша и с напряжением памяти записал себе в мозги, как каждый выглядит.

Скоро его взял до Семёновки грузовик с полным кузовом каких-то бочек и через час он уже рассказывал всю историю своего путешествия Хохлову.

– Да, это шушера из города. От чего-то смылись. Прячутся. И промышляют по деревням, – Андрей задумался. – Только вот кто из наших им надул про Лёню, про иконы? И момент они выбрали отличный. Буран. Следы заметает мгновенно. Кто-то навёл из наших. Кто, как думаешь? Знал про иконы ты, а ещё кто?

– Проценко Димка. Наш пятый неразлучный друг. Так он в город уехал жить ещё в семьдесят втором. И он культурный, не блатной. Пересечься с этими огрызками не мог он. У него совсем другая сфера жизни. Художник наш Димка. Работал в кинотеатре. Рисовал афиши к фильмам.

– Пьёт? – Хохлов записал в блокнот «Дмитрий Проценко». – Какой кинотеатр?

– «Октябрь». Он приезжал год назад. Сказал, где работает. А пить – пьёт как и наши. Так он наш и был. Вот бухает натурально без меры. Но рисует красиво. Не выгоняют его.

– Ну, тогда картина прорисовывается, – Хохлов потёр руки. – Там его эти козлы в какой-то тошниловке случайно встретили. Напились. Димка ваш язык распустил, про деревню нашу рассказал, откуда он сам, про тебя, про Лёню, ну, и об иконах им, вполне возможно, натарахтел полные уши. Мол, красивые вещи. Он же художник. Красивое чувствует. Те его добили расспросами. Они умеют вытащить из фраерка, что им надо узнать. Он всё им и продал. И Лёнин адрес, и сколько икон сказал. Он же не думал, что убьют они Лёнчика. Купят иконы подешевле и свалят. В городе толкнут раз в десять дороже. Риска нет вообще. Теперь надо решить, как завтра икону выкупить и взять этого Рому. Я из него, как из стиранной простыни, выжму здесь, в Семёновке, где эти ухари и как их отловить.

И вдруг что- то вспомнил Хохлов. Раньше хотел спросить, но, похоже, закрутился и забыл.

–Ну, а из наших, кто никуда не уехал, могли ещё какие ребятишки знать про иконы? Лёня в пивной сто процентов хвастался. Не может быть, чтобы про такие ценности он по пьянке ни разу не вспомнил.

– Так ещё ведь и Мальцев Женька знал точно. – Витюшины глаза округлились и выражали страшную злость на себя лично. – Нет его больше, вот я и запамятовал про Мальцева. Мы впятером с детства дружили. Женька, Димка, я, Лёня и Валера Камнев, который от самогона помер лет семь назад. Вот козёл я! Когда у нас с Лёнчиком вообще денег не было и взять ни у кого не получалось – Леонид в пивной как раз Мальцеву Жеке предлагал купить одну иконку хоть за червонец.

– А Леший рядом тогда был с вами?

– Ну да! – Витюша от жуткой догадки ещё сильнее округлил и закатил глаза.– Мля! Они всегда вместе везде ходили. Женька отказался купить даже за пять копеек. Сказал, что Лёня сука последняя. Что память о матери пропивать – подляна мерзкая. Пусть, мол, лежат в сундуке как уже двадцать лет лежат. Он ведь с Лёней тоже по малолетству дружил как и я, повторяю. А Миха Леший рядом стоял. Слышал каждое слово. Значит бандитам он Лёню и скормил. И Жеку скинул в воду, чтобы тот уже никогда на него не подумал и не рассказал никому. И повод убрать Женьку придумал он заранее.

А повод придумал толковый. Выпить не на что, а Женька Лешему должен давно. За долгом мы и ездили. Он у Мишки сотню занимал для брата. На свадьбу.Она прошла давно, а деньги зависли. А нам выпить срочно требовалось. Миха сказал, что у Женьки заберёт и неделю гудеть будем. Деньги были у брата Жекиного в Янушевке . Вот мы и поплыли. На обратном пути Миха его вроде как в шутку и скинул. Получил – то он не полностью. Десять рублей всего. Брату, выяснилось, десять и надо было. И не на свадьбу, а запчасть купить на машину. В ЗАГС ехать, а тачка поломалась. Остальные Женька пропил без Михи и без нас втихаря. Вот и повод. Точно, он – наводчик. Это, бляха, Леший потом специально и поехал к бандюганам. У него дядька в Каменск – Уральске живёт. Леший туда часто мотался. Там в пивной и познакомился, видно, с этими тремя ублюдками. Те, гады, подобрали момент, дождались бурана, чтобы следы занесло, и Лёню завалили. Димка из города, выходит, не при делах.

– Да, это правдоподобно. – Старлей присвистнул с довольной физиономией. – Поймаем убийцу – он сам Мишку сдаст. А нет, так я его на зоне допрошу. Он расколется. Срок – то ему не добавят. Он и сидит за убийство Мальцева. Но как соучастник расколется, что про иконы бандитам рассказал. И ему за признание добровольное срок скостят на пару лет. Он это понимает. На зоне ему уже все секреты, чтобы пораньше освободиться, наверняка рассказали. Молодец, Витёк. Ещё одну грамоту получишь. Иди домой. Наташка, небось, уже ужин готовит.

– С розовым полусладким азербайджанским винцом. Самогон больше не пьём, – он пожал руку Хохлову и попросил:

– Меня на задержание Ромы возьми. Я-то его знаю. А деньги где взять?