– Казённые у директора совхоза возьму. Вернём же сразу, – Андрей потянулся. – Завтра заеду за тобой. Рому привезём, и пусть в КПЗ Новый год встречает. А первого числа поедем, и этих похмельных братков повяжем Я поеду вместе с теми двумя сержантами из Притобольска. А ты с нами поедешь. Рома их вряд ли сдаст. Опасно ему. А без тебя мы их не распознаем в пивнухе переполненной. Ну, всё, чеши ужинать. Натахе привет.

И Витюша, довольный сделанным добрым делом, побежал к женщине, которая ещё полмесяца назад никем ему была, а сейчас он без неё и представить не мог новой, посветлевшей своей жизни. И вот только они поужинали теми же котлетами с поджаренными макаронами и луком, вот только запил Витюша всё употреблённое чаем без конфет и сахара, как кровь его, уже не шибко разбавленная самогоном, рванула по телу и даже до мозга доструилась в нужном количестве и приличном качестве. И сказал мозг Витюше внутренним голосом примерно так:

– Вы, шерлоки холмсы хреновы, не сделали главного, когда хату убитого Лёни обследовали. И Хохлов ваш хвалёный – полуфабрикат, а не «мусор» опытный. Вы три бутылки видели и три стакана? Видели, но не трогали. На ручке молотка старлей нашел ворсинки от перчаток. Правильно. Кто убивал – надел перчатки. Но это было после того как они выпили три бутылки по ноль семь литра. Столько, во первых, за пять минут не выжрет даже самый конченный алкаш, а главное – ни один идиот пить и закусывать картошкой в толстых шерстяных варежках не будет. Полный рот набьётся шерстью от варежек. А это жутко раздражает даже сильно вмазавших. Убийца перчатки нацепил когда Лёня уже опьянел. Тогда же и молоток достал из-за пояса. Другие двое вообще без варежек были. Нет же других ворсинок на столе, на картошке или на стакане, который убитому воткнули в рот. В стакане вино было, оно пролилось когда дно стакана мёртвому в рот втыкали. Значит и стакан липкий был. Отпечатков пальцев там полно, дураки вы все!

Вскочил Витюша, на бегу крикнул Наталье, что побежал срочно к Хохлову, забыл одеться, а потому при вечерних минус двадцати нёсся пусть не как гепард, но как страус – точно.

– Да, бляха-папаха, это мой квак! – Андрей большим кулаком дал себе по лбу. – Это я не милиционер, а дворник возле городского дурдома. На большее не тяну. Побежали в дом к Лёне! Там же никто ничего не трогал! Мы окна-то после похорон заколотили и двери досками крест-накрест пригвоздили. Сейчас я ленту липкую найду и побежим.

Специальную ленту для снятия отпечатков с поверхностей он держал в коробке с патронами от своего «ТТ». Выхватил, обернул её бумагой, взял десять ресторанных салфеток и вскоре они гвоздодёром, из Лёниного сарая взятым, отрывали доски от двери. Всё в комнате было так же как в день убийства. Хохлов надел резиновые перчатки, подаренные доктором Сизоненко,и стал разглядывать на свет стаканы и бутылки.

– Иди, Витёк, на моё место работать. Дубина я стоеросовая, – Хохлов Андрей очень опечален был своим глупейшим промахом. – А я пойду торчать днями в тошниловке на твоё место. Сопьюсь и пусть меня больше на работу вообще никуда не берут. Даже дворником в дурдом.

– Андрей, да не убивайся ты так, – Витюше стало жаль старлея. – Мы ж все на нервах были. А ты, кстати, не эксперт же. Не следователь даже. Ты порядок сохраняешь в посёлке очень грамотно. Один! У нас даже драк не стало на улицах и в клубе на танцах. Тебя весь народ уважает, а кому положено бояться, те опасаются крепко.

Хохлов натянуто, волевым усилием изобразил улыбку, правда, совсем грустную.

– Ну, вот поймаю я сегодня продавца икон, а он мне бандитов и убийцу не сдаст. Вот упрётся рогом и будет долдонить то, что мне не надо. Я, мол, продал свои, на чердаке нашел. И всё. Кому продал – он их не знает. Предложил – купили. А у нас доказательств про то, что иконы именно из Лёниного дома – никак нет. Голяк. Пустота. Ни фотографий, ни свидетелей. Ты тогда малой ещё был, когда иконы эти видел, можешь через столько лет легко и перепутать. А с Лёни, царство ему небесное, нет боле спроса. Вот как оно…

А теперь у меня будут отпечатки. Сам продавец пусть лепечет что ему взбредёт. Главное, он их продал. А кому – найдём. Отпечатки есть. Тех парней ты запомнил, которые тебя пугали на трассе? Запомнил. Будем по тошниловкам их искать в Каменск-Уральске. Повяжем, я вызову эксперта и отпечатки они ему тиснут на его подушечке с красителем. Потом сверим.

– Если совпадёт хоть один, уже можно предъявлять ему убийство, – догадался Витюша Шанин. – А если не он молотком бил, то жизнь свою всё равно спасать будет. И сам назовёт одного из оставшихся двоих. Верно же?

– Вот я и говорю: иди на моё место. Хорошо рассуждаешь. Логично, – засмеялся Холлов и минут через десять закончил снимать на плёнку отпечатки. – Всё. Утром поедем, ты мне продавца издали покажешь, я его возьму и первого января поедем искать блатных. Они точно зеки бывшие. Я не сомневаюсь.

Витюша с трудом выдавил из нутра вопрос, который сам не выпрыгивал: – А вот если я натурально пить завяжу, ты сможешь меня официально оформить своим помощником? Рядовым?

– Учитывая твою постоянную помощь органам, – серьёзно сказал Хохлов и в глаза Витюшины упёрся добрым взглядом. – Я смогу подать ходатайство в УВД области с подписью районного начальника. Тебя пошлют на трёхмесячные курсы, дадут удостоверение и будешь со мной вторым участковым. Напарником. Мне его и положено иметь по штату. Но некого ко мне прикрепить. Все или старые, или без опыта вообще. А у тебя уже есть навыки. Я в характеристике про них напишу. Только не пей хотя бы полгода.

Шанин Витюша шмыгнул носом и кивнул. Хотя сам в это верил не до конца.

До вечера они съездили в Каменск-Уральский, сразу же нашли в пивнухе Рому-продавца. Хохлов сунул ему под глаза «корочку» свою, взял его за рукав и вытащил на улицу.

– Сейчас покажешь тех парней, которым иконы «махнул»? Или посидишь у меня в КПЗ, повспоминаешь, если забыл?

– Не знаю я их, – сказал Рома. – Продал и не видел никого больше. А иконы мои личные. Чердак чистил, когда дом купил и нашел две штуки.

– Или шесть штук? – вставил Витюша.

– Не помню, сказал же, – Рома опустил голову. – Пьяный был. Вроде две. А может и больше. Сильно напился тогда.

– Ну, значит поехали вспоминать. – Старлей затолкал его в «УаЗ-69» и через час дежурный сержант в КПЗ повернул вправо ключ в замочной скважине большой двери камеры номер три, где уже орал матюгами продавец икон и, возможно, подельник убийцы.

Новый год Шанин с Натальей встретили дома. Перед этим обежали нужные магазины. Витюше купили импортный бритвенный прибор «Gilette», а Наталье красивую бирюзовую кофточку из тонкого льна на лето. Шампанского взяли пару бутылок, парочку розового-полусладкого и много всякой еды, да ещё торт! Коричневый от шоколада с большими розочками сверху! Шанин тортов не ел лет с двадцати. Кто ж бисквитами ядрён самогон закусывает? Не принято. Потом забежали к тётке Токаревой и купили у неё большим оптом одиннадцать бутылок свежего первача. Столько было столиков в родной тошниловке у Алика. Одиннадцать столов, на четверых каждый. Получалось – на один стол целая бутылка. Подарок от Витюши и Наташи.

Тридцать первого в одиннадцать вечера они вдвоём ввалились в пивнуху с двумя большими сумками. Всех поздравили с порога и Витюша разнёс на каждый столик по бутылке и по двести граммов карамелек «Орион». Все жали ему руку, а Наташе посылали смачные воздушные поцелуи.

– Ребята, вы извините, но мы – домой!! Празднуем вдвоём! – крикнул Витюша.

– Счастья вам в Новом и во всех следующих! – один от имени всей братвы поздравил улыбающуюся парочку Юра Карагозов.

Замечательно встретили семьдесят пятый год Витюша с Натальей. Пили, ели, пели, смотрели весёлые программы по телевизору, который на санках прикатили от Натальи. И то ли то смеси шампанского с винцом розовым полусладким, то ли неизвестно почему, но Шанин стал сентиментален и нежен, как лирический поэт.

– Мне хорошо с тобой! – обнял он Наташу и прошептал на ухо.

– Мне хорошо с тобой! – как эхо тихо повторила она.

Была прекрасная январская ночь. И будут теперь всегда прекрасные дни и ночи много лет.

Так они думали.

Потому, что ничего не знали о тайных помыслах своих судеб.

Глава девятая

Утром первого января тех, кто ночью был свален спиртоносным питьём в сон, будил сильно разогретый водкой и шампанским народ. Массы его перемещались по центру дороги оттуда, где Новый встречали ночью, теперь уже домой к своим гостям, званым к себе на самый главный народный праздник.

Бродившие из своей хаты в избы друзей граждане орали на весь посёлок любимые песни, пили на ходу шампанское, стучали в тёмные окна и радостно призывали спящих соединиться с ними в экстазе по поводу пришедшего Нового года вместе с Новым счастьем.

Пробудившиеся автоматически одевались, автоматически прихватывали с собой хлопушки, конфетти, купленные заранее в городе, шампанское, водку, стаканы, закусь нетронутую и вываливались на дорогу, где приступали к пению под чей-то баян, проглатыванию «столичной» и шампанского, к пляскам и радостным громким здравицам во славу долгожданного семьдесят пятого.

Хохлов в спортивном костюме под тонкой гражданской курткой и в толстой черной фуражке из драпа с ватином ввалился в открытые двери Витюшиного дома когда они с Наташкой пили чай с тортом. От Андрея пахло бензином и салатом оливье, без которого порядочные люди приход Нового не отмечают. Может не хватить водки с шампанским, но оливье после праздника живёт в большой миске ещё дня на три.

– О! – жадно простонал он. – Шоколадный торт! А моя дурёха купила «Сказку». Совсем не то! Шоколадный торт!!!

Наталья отрезала большой кусок, аккуратно вставила его в блюдце и налила Андрею чашку чая. Хохлов в два приёма уничтожил шоколадную прелесть, но чай пить не стал.

– Давай, Витёк, погнали! Сейчас бандюганы на опохмелку пойдут. Главное, чтобы пошли в пивнуху. Если в магазин за водкой, то потом мы их хрена с два выследим.

– А ты Новый год на сухую встречал? – удивился Шанин Витюша. – Ты почему трезвый? Дед мороз обидится.

– Нам с сержантами надо ловко бандитов взять, – Хохлов глянул на Шанина мельком, но выразительно. Как на придурка. – Поддатые да с похмелья мы сможем их зацепить красиво, без травм и обломов? Нет. Давай, одевайся. С Новым годом вас обоих! Жизни вам доброй желаю!

В Каменск-Уральский «москвич» Хохлова вполз по-пластунски с другого конца поселка. Остановились они возле какого-то двора и к пивнухе пошли пешком. Сержанты тоже приехали в гражданском. Наручники и пистолеты вместе с кулаками лежали в карманах коротких пальто.

– Держи пятьсот рублей. – Хохлов протянул тетрадку, хранившую меж страниц двадцать четвертаков. – Скажешь, что в церкви Феофана почему то нет. Перепил, видно. Так скажи. Иконы у них с собой нет. Поэтому пусть они тебя отведут домой к Феофану, и вместе пойдёте в церковь. Деньги – то отдавать дьяку, но только взамен на икону. Так скажи им. Икона в церкви лежит. Ну, как будто. На самом деле – её там нет. Она на хате у бандитов. А мы будем возле церквушки ждать. Они попытаются там тебя дуркануть. Деньги отберут, а вместо выдачи иконы захотят тебя избить. Но до этого не дойдёт. Мы помешаем.

– А не слишком сложно? – робко спросил Витюша. – Ну, допустим, пошлют они меня нахрен. Скажут – иди и сам его жди, дьяка. Так как договорились. Может, вчетвером зайдём в пивнуху? Вы же не в форме. Я вам их покажу и уйду. Они меня увидят. Кто-нибудь один за мной выскочит. И кто-то из вас возьмёт его на улице. А двоих – в тошниловке повяжете. У тебя же, Андрей, есть отпечатки их пальцев. Эксперт приедет и сверит. Если совпадут они – крути сразу троих. Убийца сам прорисуется. Отдадут тебе его те, кто не брал в руки молоток. Сядут только за ограбление. А один вообще под «вышку» может загреметь.

Сержанты посмотрели на Витюшу с большим удивлением. А Хохлов громко щелкнул пальцами над головой.