– Не торопись с выводами. Здесь никого не хоронят. Здесь этим кормят скот. Я не хочу потом собирать его косточки по всему свинарнику. Потому приказываю тебе. Сейчас же выбрось это в мусорный бак!

Выбросить ребенка в мусорный бак…

Это ж какими тварями надо быть, чтоб додуматься до такого!

Но, с таким выбором даже не знаю, что человечнее – выбросить или же скормить свиньям. Наверное, у этой девицы, следящей за «инкубатором», всё же осталась душа, которую тщательно скрывала под маской убийственного безразличия…

Не дожидаясь, когда выйду из состояния шока, девица грубо всучила мне пакет с новорожденным и жестом показала направление, куда следует двигаться.

– Вон там стоит бак. Возле забора найдешь. И постарайся, чтобы собаки не учуяли запах крови и не растрепали пакет. Держи высоко. Давай быстрее.

Прижав к груди мертвое тельце в пакете, я покорно ушла исполнять приказ. Мне пришлось подчиниться.

Собаки лаяли и прыгали на меня, пытаясь вырвать пакет из рук. Они учуяли кровь и теперь сходили с ума. Они шли за мной по пятам.

Я же несла этот свёрток словно хрупкое, ценнейшее в мире сокровище. Несла его и плакала, мысленно провожая невинного маленького ангела в последний путь.

Как вдруг под ладонью я почувствовала шевеление.

С ужасом осознала, что ребенок жив, и что теперь я не смогу его выбросить, я остановилась и замерла на месте.

Прогнав пинком назойливую псину, так и норовившую выхватить у меня ношу, я аккуратно развернула пакет.

И увидела смуглую ручку. Маленькую. Крохотную. Во мне в тот же момент проснулся материнский инстинкт.

Затем взору предстало обезображенное детское личико.

Этот мальчик, являясь ребенком Шалхи, был рожден с физическими патологиями. И судя по дыханию, был крайне слаб. Ему оставалось жить всего ничего.

И я это понимала. Но также понимала, что его нельзя выбрасывать. Его необходимо спасать.

Прижав к груди малыша, я побежала к охранникам.

– Кто-нибудь! Скажите Шалхе, что его сын живой! Позвоните ему срочно! – попросила я двух батраков, стороживших главные ворота.

Но они лишь рассмеялись в ответ на мою просьбу, идущую от сердца.

– Еще чего тебе сделать?! Ишь свиноматка раскомандовалась!

– Пожалуйста! Его сыну нужна помощь! Я не мать! Меня попросили!

– Кто тебе его дал?

– Из первого отряда девушка…

– Что тебе велено с ним делать?

– Выбросить.

– Так выбрось!

– Но…

– Подчиняйся! – гаркнули на меня оба охранника.

– Нет же! Поглядите сами! Он живой! Но не протянет без медицинской помощи! Нужно немедленно звонить его отцу! Неужели хотите, чтобы ребенок умер по вашей вине? Неужели вы сможете жить с этой виной? – умоляла я их, пытаясь воззвать к человечности.

– Ну-ка дай погляжу. – второй охранник нехотя согласился и протянул руку.

Не подозревая о том, как он поступит, я передала ему ребенка. Наивно веря, что ничего ужасного не случится.

Но охранник, брезгливо покосившись на лицо малыша, холодно воспроизвел.

– Брак. На выброс.

– Отдайте! Вы не посмеете! Он живой! Он живой! Скажите Шалхе!

Я попыталась отнять у него малыша всеми силами, что во мне были, но безуспешно.

Отбросив меня на землю, охранник развернулся к собачьим вольерам и позвал.

– Эй, Тузик! Иди сюда, малыш! Хочешь вкусненького?

– Нет! Не смейте! – в ужасе завопила я, схватившись за его ногу и намереваясь укусить.

Но не успела – его напарник приставил ко мне автомат и оттащил за волосы.

А сам охранник взял малыша за ножку, вынул из пакета и швырнул к вольерам, отдав на съедение собакам.

Голодные, привычные к человечине собаки молнией сбежались в кучу и принялись рвать крошечную плоть на куски. Они ели его. Ели живого ребенка. А он был так слаб, что не вскрикнул ни разу. Они ели его на моих глазах…

Я не знаю, что было после. Я не контролировала ни себя, ни то, что происходило вокруг.

Только лишь помню, что кричала так громко и надрывно, что казалось сошла с ума.

А потом – размашистый удар прикладом по голове, и вдруг наступила тихая темнота. Безмолвная, удушающая темнота. Которая утихомирила мое разрывающееся от боли сердце. Но к сожалению, не навсегда.

Глава 4

На протяжении всего оставшегося дня, я приходила в себя после пережитого… Даже не знаю, как это назвать. Ужаса – слишком примитивно. Зверства – не передает той душераздирающей картины в полной мере…

И только ближе к вечеру осознала, где я вообще и почему оказалась зарытой в прицепе с сеном.

На мое счастье, девушки из первого отряда оттащили меня от собак, пока валялась без сознания, и припрятали под сеном.

И когда я, к вечеру того же дня пошла обмыться от присохшей к коже грязи и травы, то столкнулась лоб в лоб с Шалхой.

Он, черт проклятый, поджидал меня у душа и был невообразимо пьян. Настолько пьян, что едва ли стоял на ногах.

Таким пьянющим я его еще ни разу не видела. И очень понадеялась, что Шалха из-за того так сильно напился, что его ребенка заживо сожрали собаки.

– Не хочешь побегать по лесу? – томно воспроизвел Шалха, к моему досадному удивлению, пребывая в поразительно игривом расположении духа.

– Предлагаешь испытать удачу, да? Мне, да?! – выдала я непроизвольно истеричным шёпотом.

– Почему нет, мон шарм?

Смерив меня глазами и не переставая кидать пошлые намеки, изрёк Шалха с коварной насмешкой.

Понимая, что ему могли даже и не сообщить о случившемся, посчитав это чем-то незначительным, рядовым, обыденным, меня всю раздирало упрекнуть Шалху в том, что он отсутствовал в лагере в столь чудовищный день. Но в последний момент я передумала поднимать скандал на повышенных тонах и требовать максимально сурового наказания для виновных в гибели ребенка.

А точнее – одумалась, а не передумала.

Ведь Шалхе могли и сообщить уже.

Вряд ли этот факт стали бы утаивать от правой руки хозяина филиала ада. Пусть, инцидент и незначительный для таких чудовищ, как все они без исключения, но тем не менее.

Да, скорее всего, Шалха в курсе случившегося.

Только загвоздка в том, что самому Шалхе, вероятнее всего, плевать, съели его очередного ребенка собаки или же свиньи, либо его умертвили иным способом. А раз так, не стоит и пытаться воззвать к его совести. Совести там с роду не водилось. Впрочем, как и всего того, что свойственно нормальному человеку.

Кое-как я все же усмирила в себе взрывной порыв пылающего в груди гнева и смиренно отвернулась, сдержанно проговорив.

– Я уверена, что не добегу. Потому и пытаться не стану.

– Уверена, что не добегу… И пытаться не стану… —раздражающе насмешливо коверкал он мои речи. – Жаль, жаль… Я б поохотился на тебя в полёте. Пташка ты моя залетная…

К моему опасению и непримиримому негодованию, Шалха после того взялся приставать ко мне, желая отыметь у всех на виду. И несмотря на мои стоические отпирания и попытки оттолкнуть его, ему все же удалось залезть рукой ко мне в штаны.

– Жаль, что меня ждут обязанности. Потому не могу провести с тобой время. А так бы я тебя ух… как натянул бы… да прямо здесь…

Ядовито шептал он мне в лицо, грубо теребя между ног и с каждой секундой вызывая во мне лишь одно желание – расправиться с ним максимально безжалостно.

– А ты снова ёжиком притворяешься? С чего вдруг? Где же твоя любезность к хозяину?

– Собаки съели! – огрызнулась я, свирепо поглядев ему в глаза.

– Ах, вот оно что… Вот оно что…

Шалха вынул из меня пальцы и чувственно облизал их, не обрывая зрительного контакта со мной.

– Надеюсь, ты будешь скучать по мне, мон шарм. И когда вернусь, – а вернусь я с рассветом, – ты вспомнишь, как следует разговаривать с хозяином и трепетно выразишь мне свою любовь при встрече.

– Не надейся, Шалха. Я тебя ненавижу. – решительно прошипела ему в лицо, едва удержавшись, чтобы не плюнуть туда же вдовесок.

– Грубо. Очень грубо, мон шарм. Ты разбила мне сердце. Но я не против, чтобы ты меня ненавидела. Ведь ты имеешь на это право. Только на это, кстати. – изъяснялся он с нескрываемой иронией. – И еще. По поводу сегодняшнего инцидента…

Я невольно напряглась и замерла, опустив глаза. Ведь сейчас Шалха заведет разговор о растерзанном маленьком ангеле…

– Ты впечатлила всех своей выходкой. Любишь детей? – с таким холодным, невыносимым безразличием добавил Шалха, словно вещал о погоде на другом континенте.

Теперь нет сомнений, что Шалха в курсе случившегося. И его совсем не тронуло это. Ни грамма скорби на его лице не заметно даже если очень сильно приглядеться.

– Люблю. Очень люблю. Дети – это ангелы. Они посланы, чтобы отдать нам, грешным, погрязшим в пороке и мирских слабостях, свои небесные крылья. Дети – это чудесный подарок от Господа! С ними нельзя обращаться так, как обращаетесь вы! Гореть вам всем в аду за это!

Выпалила я на одном дыхании и затихла, ожидая услышать в ответ вовсе не то, что этот презренный дьявол во плоти изрёк дальше.

– Да, да, мон шарм… – с переигранным сожалением вздыхал он. – Хороший ты человек, раз так думаешь о детях, чудесах и прочей лабуде. Очень хороший человек. Однако не во всём ты так хороша, как хочешь показаться. Далеко не во всем…

Шалха смолк пугающе резко и обратил на меня свой гневный, пробирающий до костей, взор.

– Почему не справилась со своими обязанностями?

Глава 5

– Девочки нажаловались на тебя! Ты не принесла им дрова, и из-за тебя задержали обед! Аж на час задержали! Из-за тебя Вика получила выговор! Первый выговор за всю её карьеру! Как так получилось, мон шарм?! Где ты шлялась целый час?!

В один миг Шалха стал необычайно серьёзен и зол, как будто кто-то незримый передвинул бегунок его хорошего настроения на противоположный режим.

Я понимала, что наказания мне не миновать. Оно неизбежно и последует незамедлительно.

Недолго сомневаясь, всё-таки решилась признаться Шалхе, хоть и не во всём. Ведь он ни разу не поймет, что я только-только пришла в себя после того, чему стала свидетелем, и совсем была не в состоянии что-либо делать.

А тех неравнодушных к моей проблеме девушек, которые спасли меня от прожорливых собак, спрятали от надзирателей и, как выяснилось, ещё и собрали дрова вместо меня, при этом солгав Шалхе, я выдавать не стала. Надо бы поблагодарить их за помощь. Они реально сделали очень много для меня.

– Я собирала дрова, хозяин… Пыталась донести быстрее… – принялась я жалобно мямлить, чтобы оправдываться, и чтобы моё оправдание пусть немного, но засчиталось как уважительная причина. – Но у меня запястья болят… Не могу тяжёлого поднимать… Очень больно рукам… Не слушаются меня… Всё валится из них, что бы не взяла…

– А ну-ка покажи, где болит. – приказал Шалха после минуты удивлённого молчания.

Тогда я несмело протянула руки вперёд, к нему. Но побоялась глядеть на Шалху в тот момент, когда он принялся рассматривать мои запястья на предмет увечий.

Побоялась поднимать глаза, чтобы ненароком не схлопотать от него, если вдруг увечья покажутся незначительными.

– Да у тебя же растяжение связок. – визуально подтвердил Шалха мои предположения, что к счастью. – Надо бы поберечься некоторое время. Тяжёлую работу выполнять нельзя.

– И что же мне делать, хозяин? – продолжала я лебезить перед ним и давить на жалость, имея шкурный интерес.

– Только в штопальщицы переводиться. – ответил Шалха после недолгой задумчивой паузы. – Там тебе будет полегче. Шить они не очень любят. А ты как раз сгодишься для этой задачи. И Вика будет рада новой помощнице.

– Только не к ней… – возразила я на автомате и только потом поняла, что воспроизвела это вслух.

– Не к Вике? – переспросил он удивлённо. – Что ж. Тогда у тебя есть два варианта. Либо останешься без конечностей и будешь общественной игрушкой. Либо подумай ещё раз над моим предложением пробежаться по лесу. Если не Вика, то советую выбирать второе.