Далее все стандартно: парадная, лифт, ключи, дверной замок и…

Стоило двери едва приоткрыться, как по ушам вдарил звучный плач Хуалинг и чья-то весьма громкая словесная перепалка. Двое мужчин напряженно обсуждали чью-то смерть… Под их слова не плакавшая, а рыдавшая Ху раз за разом повторяла: «Ну за что… За что вы убили его…» Кровь хлынула в голову, адреналин и откуда-то взявшаяся ярость и желание помочь этой домовой завладели рассудком. Схватив стоявшую под рукой увесистую статуэтку, пулей рванул в гостиную, намереваясь своим рывком застать вломившихся в мой дом гостей в врасплох.

– А где… – ища взглядом хоть кого-то, пригнувшись, словно опасаясь выстрела из-за угла, я судорожно мотал головой в поиске хоть кого-то. С пола красными заплаканными глазами на меня глядела Мо. В своей скулящей манере девушка все так же твердила:

– Они убили его, Миша, понимаешь, ни за что убили!

– Да о ком ты, мать твою? Что случилось? – и тут до меня стало доходить. Дверь была заперта на ключ, в доме никого не было и…

– Он был нашим братом, поверить не могу, что ты убил его из-за девушки, – проговорил басистый голос из телевизора.

– Он играл с ее чувствами, словно она была для него всего лишь бездушной игрушкой, я не мог поступить иначе, – ответил другой мужчина с экрана.

– Хуан… он убил Энрике… А ведь у того была жена и двое детей… – застучав кулаками, стала кататься в истерики по полу Хуалинг. – А ведь он ничего и никому плохого не сделал. Сволочи, какие же вы сволочи! – вполголоса пищала на телевизионных злодеев расстроенная Мо.

Видимо, вдоволь наплакавшись, та, шмыгая носиком, еще раз подняла взгляд на меня. А после, скорчив удивленную рожицу, спросила:

– Миш, ты купил новую статуэтку? Хочу заметить, у нас уже есть одна, точно такая же… – вытирая кулачками глаза, как ни в чем не бывало отозвалась демоница.

Глава 21

– Ты… Ты… – едва сдерживаясь, чтобы с ходу не сорваться на благой мат, пытался подобрать нужные слова.

– Что я? – наклонив голову, хлюпая носом, спросила Мо. – Миша, будешь так сжимать эту статуэтку – сломается. Она ведь не настоящая, подделка, я проверяла, пока ждала тебя…

Думая, как бы не придушить эту особь женского пола, от эмоционального плача которой у меня даже задница вспотела, я выдохнул.

– Кстати, а что у тебя с рубашкой… И штанами… Ой… – приглядевшись, схватилась за ротик Хуалинг. – Зэнзэн, ты встречался с ней, верно? Я чувствую… И ее метка… она исчезла. Но как, что ты для нее сделал?

Приводя мысли и свое сердцебиение в порядок, усевшись на диван, я честно ответил:

– Суинг помогла.

– А взамен наверняка потребовала твою руку и сердце, ну или что-то, что находится немного ниже… – хихикнув, перевернулась на полу она. – Блин, прям как в сериале, когда Энрике спасла его любимая, так круто…

– Энрике – это который умер? Ну уж нет, красотка, попрошу в моем доме меня с подобными типами не сравнивать, а то еще не дай бог накаркаешь. Вот отброшу копытца, к кому потом пойдешь?

На мой вполне серьезный вопрос та расплылась в доселе невиданной лучезарной улыбке. Даже не пытаясь скрывать своего глумливого вида, уставилась на меня.

– Чего смеешься, я ведь вполне серьезно спрашиваю?

– Да ничего… Ты впервые назвал меня красивой, а ведь еще не так давно я была всего лишь «волосатыми подмышками», – заставляя меня краснеть, вспоминая пережитое, проговорила Мо.

– О боже, не начинай… – двинув к кухне, пробубнил я.

Открытый холодильник едва не ослепил меня нежданно образовавшейся в нем едой. Удивленно взглянув на стоявшую за моей спиной Хуалинг, спросил:

– Это что?

– Ножки в специях, яичная лапша с добавлением васаби, – деловито задрав носик, проговорила Ху. – Кстати, очень удивилась, обнаружив у тебя столь богатые залежи этой… Ну, мне-то она не очень нравится, но…

– Ни слова больше о васаби.

Воспоминания об этой чертовой пьянке с этим сраным азиатским хреном, изменившим мою жизнь до неузнаваемости, и так бесили, а с учетом моего полупустого кошелька было и вовсе невыносимо слушать про эту ядреную… А что это? Приправа, добавка, ароматизатор? Точно же не соус…

Закинув все по-быстрому в микроволновку, спросил у Мо про крекеры, на что та, немного стыдливо пряча свои «ни в чем не повинные глазки», предложила заглянуть мне в одну из верхних шуфлядок, где меня ждала последняя печенька, так заботливо порезанная на четыре ровные части.

– Ха, – ожидая чего-то подобного, нервно усмехнулся. – Четыре части оставила. Знаешь же, что я все не съем, верно? – строя из себя максимально плохого актера, произнес я.

Но моя сожительница либо от неутолимого голода, либо от своей тупости, не оценив сарказма, предложила мне помочь с поеданием последних оставшихся крошек… Поразительно, и вот этому существу больше шести сотен лет?

Как и полагается джентльмену, я отдал своей гостье последнюю печеньку, предварительно оставив все вкусняшки в качестве сюрприза и гостинца для этой ненасытной на завтра. Может, и сам хоть что-то успею на зуб кинуть. Я же все-таки не сын миллионера… Не могу позволить себе постоянные подобные траты!

Когда мы сели за стол, взял половину от порции, оставшейся в холодильнике. Видимо, не привыкшая к подобному отношению Мо еще некоторое время удивленно хлопала дверкой холодильника, но в конце все-таки, решившись, спросила:

– Это мое?

– Разумеется.

Усевшись за один стол, мы принялись есть.

– Как день прошел? – словно жена, или скорее как… Черт, до сих пор не определился, как к ней относиться. Служанка, домашний питомец, сожительница? Всасывая в себя словно вакуумный насос очередную длинную макаронину, не сводила с меня своего пытливого взгляда Мо.

– Сложно… – вспоминая слова Пака, задумчиво произнес я.

– А ты мне расскажи, может, подскажу что, я же все-таки древний дух, покровитель очага и… Эй! – когда я приложил салфетку к ее запачкавшемуся рту, буркнула девушка.

– Ешь аккуратно и не чавкая.

Убрав жирок с ее розовых щечек, а следом отложив грязную салфетку в сторону, уставился на это беззаботное, счастливое лицо. Фигуристая, подтянутая простушка сидела напротив меня, хлопая своими огромными глазами. Сейчас она не так уж и сильно напоминала ту же китаянку, быть может, и вправду, адаптируясь под мой вкус, становилась больше похожей на наших славянских красоток, до которых той было уже и не так уж далеко.

– Ну так что у тебя случилось? Вижу, что тебя что-то беспокоит, и спросить хочешь, да никак не решишься.

– Все-то ты знаешь, – всковырнув ножку, все же спросил. – Хуалинг, ты знаешь человека по имени Сунь Ло?

Звучный стук вилки о едва не расколовшуюся от удара тарелку заставил поневоле вздрогнуть. В мгновение переменившись в лице, Мо с настороженностью и некой опаской шепотом произнесла:

– Рыжий, или выкрашенный в красный, подтянутый и слегка чудаковатый? – практически точь-в-точь описав парня, встреченного мною ранее, проговорила Мо.

– Ну да, а еще острые черты лица, рост…

– Рост и черты лица не имеют значения, Миша, – перебила меня девушка. – После перерождения, ты можешь иметь любой длины нос и рот, быть как высоким, так и низким. Одно лишь остается неизменным – душа, стремящаяся принять привычный, удобный облик. Скажи, Миша, у себя на родине ты когда-нибудь слышал истории или легенды о Сунь Укуне – Короле обезьян?

Не только слышал, но и фильмы про этого безумного парня смотрел. Бог, или герой, не помню, как точно его называли, в своей извечной глумливой форме путешествовал верхом на облачке, карая всех неугодных злых духов и прочих своим золотым дрыном.

– Разумеется, – ответил я.

– Это хорошо. Тогда, думаю, ты знаешь, как именно он заполучил славу, фактически даровавшую ему бессмертие.

– Побеждая сильных врагов?

– Не просто сильных, а сильнейших из рода демонов и не только. Сунь Укун – олицетворение убийцы духов, Миша. Беспристрастный, ведомый лишь своими интересами, он долгое время защищал мир смертных, без колебаний сворачивая головы всем демонам и духам, посмевшим навредить живым.

Если все так, то почему Пак его так боялся. Он сделал что-то плохое? Это из-за исчезновения тех грабителей? Что-то не стыкуется…

– Чего шепотом, разве он не в команде хороших парней? – спросил я.

– Он был в ней. Но все изменилось в тридцать седьмом, у моста Марко Пола, – подперев голову рукой, Хуалинг, словно самолично присутствовавшая при том инциденте, начала рассказ.

В тысяча девятьсот тридцать седьмом японцы, спровоцировав перестрелку на том злополучном мосту, вторглись в Китай. Численый перевес был на нашей стороне, но у них было больше всего другого: самолетов, танков, броневиков и пушек. Их стрелковое оружие было новее и точнее, их пушки били из безопасных зон, когда нашим было до них не дотянуться. Люди гибли десятками тысяч в день. Их, беспомощных, бронетехника наматывала на гусеницы, мирное население истреблялось. Это был разгром, обернувшийся для простых смертных самым настоящим адом. Быть может, ты слышал об отряде номер семьсот тридцать один… – с глаз Мо сорвались слезы. – Это были не люди, Миша, понимаешь? Не люди, а самые настоящие демоны! Мы, пообещавшие не лезть в политику смертных, до самого конца считали это правильным. Когда наши сограждане в одиночку сражались против екаев. Когда люди стали гибнуть уже не десятками, а сотнями тысяч, защищая нас, мы просто стояли и смотрели, обосновывая свою трусость негласным правилом, а когда поняли, что враг не собирается играть по тем же правилам, было слишком поздно. Семьсот тридцать седьмые начали охоту на моих братьев и сестер. За месяц были преданы земле несколько бессмертных, включая легендарного божественного стратега Сунь-цзы, являвшегося первоочередной целью японцев.

Пребывавший в то время в мире богов Сунь Укун, прознав об этом, впал в бешенство. Брезговавший ранее убивать смертных, он нашел лазейку среди миров, после чего, завладев телом, находившемся при смерти, начал свою собственную войну с собственными понятиями о морали и чести.

Первое его появление было в июле тридцать восьмого на Ханькоу с отрядом более слабых духов. Сунь Укун проник на территорию подконтрольной на тот момент японцам дамбы, после чего подорвал ее. Разлившаяся в итоге река затопила поля, реки, города и деревни, уничтожив огромное количество японских танков, солдат, а вместе с ними еще большое количество мирных жителей. Это стало отправной точкой, изменившей его навсегда.

Времена, когда можно было пустить реку в новое русло, никому при этом не навредив, прошли, он понял это и стал действовать, поступать согласно тому, как требовало военное время.

– Хуалинг, а ты-то откуда это знаешь? Говоришь, словно была там.

– Однажды у деревни, в которой я жила более трех сотен лет в образе бесплотного невидимого духа, начались бои. Тогда-то я впервые издали его и увидела, всего на миг. Увидела и никогда больше не забуду его образ. В остальном это не такая уж и большая тайна среди потусторонних или знающих.

– В смысле бесформенного духа, то есть ты можешь раствориться?

– Ну разумеется, могу стать невидимой для вас смертных. И да, бесплотной, так сказать будет правильнее. Однако это не делает меня неуязвимой. Единственное, что я могу в подобной форме, – так это проходить через деревянные стены дома, в котором поселилась. Мое астральное тело все так же можно убить каким-нибудь куском железа, будь то осколок от мины или кусок свинца, случайно угодивший в дом через окно. Говорила же, я слишком слабая…

– Исходя из сказанного тобой, Сунь стал злодеем?