Павел замер. Затем медленно выпрямился, лицо его окаменело. Он даже убрал руки со стола, как будто они сами, помимо его воли, могли написать эту расписку. Тихо, но твердо заявил:

– Я стучать на своих не буду.

– А тебя кто-нибудь об этом просил? – проректор повысил голос, но тут же перешел на спокойный тон: – Товарищ Свиридов, нам нужна ваша помощь как специалиста в области химии.

– Какая помощь? – удивился юноша. Повороты в разговоре с проректором были слишком крутые и неожиданные.

– Пока не напишете расписку о неразглашении, я не могу ничего сообщить. Поверьте мне, ничего постыдного в сотрудничестве с органами нет. Вы в любой момент можете отказаться. – Виктор Леонидович выдержал паузу и добавил: – Ты же комсомолец, Павел.

Немного подумав, юноша взял ручку и стал писать.

«Я, Свиридов Павел Анатольевич, обязуюсь оказывать помощь органам государственной безопасности, – запятая, – хранить в тайне и не разглашать полученную информацию». Дата. Подпись.

Виктор Леонидович взял листок, пробежал его глазами, положил в сейф и демонстративно громко щелкнул ключом в замке.

– Итак, Павел, – тон проректора был подчеркнуто деловой. – Ты знаешь, какие нужны компоненты и оборудование для производства взрывчатки?

– В общем, имею представление, но сам никогда не делал.

– Нас, как ты понимаешь, интересуют не хлопушки, а серьезные материалы с высоким разрушающим эффектом. Задание тебе предстоит непростое.

Собеседник сделал особый упор на слово «задание», но юноша воспринял его без видимых мимических проявлений.

– Надо проанализировать, есть ли в химической лаборатории при вашей кафедре признаки того, что кто-то изготавливает взрывчатое вещество. Что тебе для этого понадобится?

Павел задумался. Загадка была непростая. Чтобы ее решить, надо знать технологию, представлять, какое потребуется оборудование, ингредиенты. Для Виктора Леонидовича важен был не сам результат. Отчеты по этому вопросу он получал регулярно от источников с учеными степенями. Ему интересен был подход новичка. С чего начнет, как спланирует новую деятельность, какой тип контроля ему присущ – постоянный, ситуативный либо по результату. То есть как он организует свою деятельность в условиях высокой неопределенности.

– Для начала мне надо разобраться в процессе, – через некоторое время заявил молодой человек. Судя по голосу, задача его заинтересовала. – Поэтому сначала надо проработать литературу. После этого уже можно будет оценить и объем работы, и план дальнейших действий.

– Хорошо. – Оперативный работник достал из стола небольшую брошюрку. – Вот тебе, скажем так, методическое пособие по изготовлению взрывчатых веществ из подручных материалов в домашних условиях. Мы называем его «Библия анархиста». Выносить его за пределы служебного помещения запрещено, делать копии и выписки запрещено, упоминать где-нибудь запрещено. Я запру тебя в соседнем кабинете, через час подойду. Через два дня представишь мне свой план работы. Только не на бумаге, а в голове. Встретимся мы не здесь, а по другому адресу.

– Прямо круче, чем защита диплома, – оценил юноша.

– Так и вопрос серьезный.

– Только мне декан велел послезавтра быть с вещами для отбытия на сельхозработы, – вспомнил Павел.

– Значит, встречаемся уже завтра, – подвел итог проректор и поднялся с кресла. Все было уже сказано.

Через две недели после возвращения с сельхозработ Павел сдал свой первый отчет. Второй был о поездке Анжелы Яненской в Австралию. После поездки в ЧССР – третий. Юноше нравились встречи с Виктором Леонидовичем. Через него он как бы прикасался к таинственному и романтическому миру разведки. Они беседовали о жизни, политике, истории. Пару раз проректор заводил разговор о планах собеседника на будущее, но комментариев не давал и предложений не делал.

Свиридов успешно защитился. На государственной комиссии по распределению выпускников очередь составлялась не по алфавиту, а по успеваемости. Поэтому у отличников была возможность выбора места распределения. По спущенному в тот год плану восемьдесят процентов молодых специалистов должны были направиться учителями в школы. Было одно персональное место в аспирантуру для Яненской, и несколько человек направлялись на химкомбинат. Павел шел во второй десятке, и хотя оставались места в городских школах, ему безальтернативно выдали направление в сельскую школу в дальнем районе. Юноше очень хотелось попросить проректора повлиять на распределение, но он пересилил соблазн. Павел решил сам ковать свою судьбу.

Год в деревенской школе, как говорится, он отстоял на одной ноге. Жил на квартире у одинокой пенсионерки, вел два кружка, много читал, в каникулы навещал родителей. А в мае, когда занятия почти закончились, ему пришла повестка из военкомата. Там его ждал Виктор Леонидович и предложил поступить на службу в КГБ, пройдя предварительную подготовку. Карантин и проверки для Павла закончились. После нескольких ознакомительных бесед, медицинской комиссии и психологического тестирования решением Мандатной комиссии Свиридов Павел Анатольевич был направлен на двухгодичное обучение в Краснознаменный институт Первого Главного Управления КГБ. Проще говоря, в школу разведки.

Глава третья

В школе разведки Павел остался под своим именем, но получил учебную фамилию Савельев. Так повелось с самого образования школы, что для конспирации курсантам оставляют имя, но меняют фамилию. Но первая ее буква остается прежней. Для Павла это было как элемент игры, а для некоторых курсантов это был неприятный момент. Дети номенклатурных родителей пользовались фамилией и как охранной грамотой, и как скатертью-самобранкой, и как палочкой-выручалочкой. А теперь без папиной или дедушкиной фамилии они чувствовали себя как голые.

Первого сентября в «Лесной школе», так на жаргоне называли Краснознаменный институт КГБ СССР, начались занятия. С 1938-го по 1943-й она называлась ШОН, что значит Школа особого назначения. В 1943-м ее переименовали в Высшую разведывательную школу № 101, а с 1968 года учреждение стало называться Институт разведки КГБ СССР.

Все это слушатели узнали на первом занятии. Также их познакомили со структурой Комитета государственной безопасности. Курсантам было интересно, куда они могут попасть. Центральный аппарат состоит из девяти главных управлений и нескольких управлений. Разница между главным управлением и просто управлением – как между генерал-лейтенантом и лейтенантом.

Первое главное управление, сокращенно ПГУ, занимается внешней разведкой. В него входят четыре управления. Это управление С, занимающееся нелегальной разведкой. Управление Т, ответственное за научно-техническую разведку. Управление К, курирующее внешнюю контрразведку, и управление РТ: присмотр за иностранцами на территории Союза. В ПГУ также входили подразделения по регионам всего мира.

Второе главное управление осуществляет внутреннюю контрразведку, именно они ловят шпионов по всей стране.

Третье главное управление следит за армией, так как у военных нет своей контрразведки.

Пятое главное управление занимается идеологией, следит за так называемыми диссидентами.

Седьмое главное управление – это наружное наблюдение, слежка.

В восьмом управлении занимаются шифрами и связью с посольствами.

Девятое управление обеспечивает охрану первых лиц государства и партии.

Учеба была напряженной, порой даже тяжелой, как, например, на занятиях по иностранному языку, иногда обыденно-скучной, когда уже в который раз конспектировали работы Ленина, материалы съездов и пленумов КПСС.

Но чаще было интересно. После деревенской скуки юноша попал в живительный водоворот мужской жизни. Каждодневные утренние пробежки, тренировки в бассейне, рукопашный бой, стрельба из разных видов оружия, вождение автотранспорта заставляли чувствовать себя настоящим мужчиной.

На занятиях по оперативному искусству, по основам шифрования, связи, другим спецдисциплинам курсантов гоняли до седьмого пота. Каждодневные восьмичасовые погружения в иностранный язык сначала разламывали голову, вызывали кошмары по ночам, человек реально захлебывался от потока новых слов, выражений, правил грамматики и синтаксиса. Тут ты или обреченно тонешь, либо ощущаешь, что в тебе родился другой человек, который не только говорит на другом языке, но и по-другому думает и даже поступает. Другой язык – это ведь еще и другая культура.

Немного расслабиться можно было с обеда в субботу до утра понедельника. Москвичи отправлялись под родительское крыло, иногородние могли себе позволить заняться личными делами, но чаще всего это время тратилось на подчистку «хвостов».

Вообще ребята в группе подобрались разные. Были выпускники элитных московских вузов с хорошей языковой подготовкой, были парни, прошедшие армию, отучившиеся в институте, уже имевшие семьи. Были, конечно, и комсомольские функционеры. Соответственно и учились они по-разному. У кого-то уже был английский почти в совершенстве, но хромала физическая подготовка. У другого, наоборот, «отлично» по борьбе и стрельбе, но язык дается с трудом.

Павел имел и хорошую спортивную форму, и способности к языкам. Конечно, их не готовили к званию «мастер спорта по рукопашному бою» или «мастер спорта по стрельбе». Но если Павел, благодаря самбо и улице, на которой он вырос, знал, как надо вести себя в драке, умел защищаться и нападать, то были отдельные личности, которые ни разу не дрались даже в детстве. Спарринги по рукопашке формировали у этих курсантов бойцовские навыки, хотя и с опозданием.

Стрельбой, шифрованием, радиоделом Павел ранее не занимался, но показатели у него были хорошие. Изучалось оружие разных стран, велась огневая подготовка. У тех, кто плохо стрелял, бытовало мнение, что у разведчика главное оружие – голова, а там, где начинается стрельба и прыжки с крыши, разведка заканчивается.

Так было до одного занятия на огневом рубеже. Проводил это занятие здоровый крепкий прапорщик. Каждый промах, выстрел в молоко, вызывал у него прямо-таки зубную боль.

– Построиться! – дал команду прапорщик после очередных не очень удачных стрельб из пистолета Стечкина по грудной мишени. – Товарищи курсанты, вы – будущие офицеры органов государственной безопасности. Это значит, что на ваших плечах не только погоны, но и ответственность за защиту граждан страны. Защита граждан от врага осуществляется не только раскрытием его коварных планов, но и способностью его уничтожить.

Инструктор по стрельбе был серьезный мужик и понимал, что эти парни – не солдаты, которые выполняют приказ командира и для которых ответственность лежит на их командире. Эти ребята должны будут сами принимать решение и нести за него ответственность. До них надо было донести эту мысль так, чтобы она дошла до печенок.

– Наш взвод в шестьдесят восьмом году по тревоге перебросили в Чехословакию, в один небольшой городок, для охраны завода по производству вооружения. Рабочих на заводе не было, и мы его просто охраняли. Местное население сначала относилось к нам с опаской, но потом, видя, что у нас приказ силу не применять и не использовать оружие даже для самообороны, осмелело. Особенно молодежь. В нас бросали камни, могли даже плюнуть в лицо. По ночам, когда действовал комендантский час, улицы патрулировали наши бойцы. Так на них подростки на машинах и мотоциклах устраивали целую охоту. Могли сбить машиной, а мотоциклисты, вооруженные палками, на ходу старались изувечить наших солдат. А у нас приказ. Я тогда был еще сержантом, и как-то мы с товарищем зашли попить пива в местный ресторанчик. Там моего друга и подрезали. Мы, конечно, отбились, но получили взыскание от командира за то, что якобы спровоцировали местное население.