– Никуда ты не пойдёшь, сейчас оденешься, и мы возвращаемся в лагерь. Спать будешь со мной, – категорично заявил Робин и сильнее прижал меня к себе.

– Нет, – в это слово я вложила всю свою решительность.

– Что за неприличное слово «нет»? Я не знаю такого, – улыбнулся улыбкой сердцееда Робин, и я понимаю, что он меня действительно не отпустит.

– Я знаю ещё много неприличных слов: «нельзя», «убери руки», «я не буду с тобой спать», – разозлилась на него я. Хотя надо больше злиться на себя. Чем на Робина. Он привык, что женщины ему на шею вешаются.

– Женщине нельзя так выражаться. Тебе просто следует сказать: «Робин, я согласна стать твоей девочкой», – он поцеловал меня пониже ушка, а у меня ослабели ноги. Нашёл слабое звено в моей обороне.

– Робин, ты склоняешь меня нарушить заповеди нашей матери-церкви, – пытаюсь я зайти с другой стороны. Всё-таки он католик, а для них важно соблюдение заповедей.

– Ты пришла в банду к отъявленным головорезам без чести и совести, – засмеялся Робин. – Матерь-церковь давно уже прокляла нас.

Да, сложно взывать к доводам разума, когда мужчина думает тем, что южнее. Как женщина, прожившая свою жизнь в довольно свободном обществе, я могла бы и согласиться с доводами Робина. Не, ну а что такого-то? Во всяком случае мне они показались достаточно убедительными.

Мне, слава богу, шестьдесят восемь, пусть здесь я и выгляжу на двадцать лет. Только вот нужно считаться с эпохой. Отдайся я сейчас Робину, и уважения мне не видать, я стану доступной женщиной.

– Меня ещё не прокляла. Не губи мою доверчивую душу, – со слезами на глазах попросила я. – Мы делили с тобой хлеб, ели из одного котелка. Ты принял меня в братство, признав равной вам.

– Послушай, Эмма, – с таким началом ничего хорошего он не скажет. – Ты пришла в братство вольных стрелков. Попыталась обмануть меня.

– Что значит – попыталась? Ты знал, что я женщина? – поражённо перебила его я.

– Конечно, знал. Ты на себя посмотри. Небольшого роста, едва мне до плеча достаёшь. Нежная белая кожа лица, зелёные глазищи с длинными ресницами, маленькие аккуратные ушки, которые так и хочется потрогать. Выбивающаяся из-под капюшона рыжая прядь волос, – с удовольствием перечислял он мои достоинства.

Романтично-то как описал меня. Я невольно посмотрела на своё отражение в ручье. Да, такая и есть. Красивая и желанная.

– Зачем же ты предложил турнир, чтобы оставить меня? – любопытничаю я.

– Я думал, что ты проиграешь и вынуждена будешь уйти. Я даже пытался разбудить твоё милосердие и предоставил выбор: либо ты, либо брат Тук.

– Я же не знала, что ты такой проницательный, – пробурчала я себе под нос.

– Тут не в проницательности дело, – услышал он моё бурчание. – Ручки у тебя белые и нежные, а глаза смотрели на меня с такой мольбой. Ну как я мог отказать? И не прогадал, ты ещё и готовишь отменно.

– Я ещё много чего могу. Во мне масса скрытых достоинств, – проговорила я. Но поняла, что это звучит двусмысленно, и добавила:

– Робин, я не доступная девка. Я невинна и всё ещё не попрощалась с мыслью о замужестве.

– Зачем же ты тогда пришла ко мне? – наконец-то удивился Робин.

– Ты мой кумир, – хотела добавить «с детства», но вовремя остановилась. – Хотела взглянуть на тебя.

– А я предлагаю не только взглянуть, – опять возвращается к теме совместного проживания Робин. В глазах его светилось лукавство. Он дразнил меня.

– Ты опять за своё, – я даже топнула с досады.

– А может быть, ты пришла к Маленькому Джону? – разозлился Робин на мой отказ и сжал до боли мои плечи. – Я видел, как вы уединялись и шептались. Он же тебя сюда привёл.

Матерь Божья, меня ревнует сам Робин Гуд! Могла ли я, сидя в своей хрущёвке в Москве, даже подумать о таком?

Баллада одиннадцатая о том, как меня ревновал Робин Гуд

Ревность – это, может быть, и неплохо в разумных пределах, когда есть пара. Я не любительница драконить чувства таким образом, но и это было в моей жизни, чего скрывать.

Пара, то есть двое – он и она! Но мы с Робином только познакомились, а он уже пылает страстью? Хотя… для мужчины это нормально. Пришёл, увидел, повалил. А я предстала перед ним в весьма фривольном виде.

Он в своём лесу сколько уже женщину не видел? Есть вариант, что он наведывается к женщинам с низкой социальной ответственностью в Ноттингеме или Мэнсфильде. Не спрашивать же о таком деликатном вопросе.

Тогда, с какого такого переляку незнакомый мне мужик решил сыграть Отелло? Я что, повод давала? Чудны дела твои, господи!

Я же не наивная малолетка, которую можно построить. Я старше Робина не только на тридцать восемь лет, я старше его на целые века. Но он об этом не знает, он видит юное зеленоглазое создание.

Всё же мне польстило его внимание. Понятно, что женщине в этом мире нужно держаться самого сильного или влиятельного мужчину. Для меня в Шервудском лесу это Робин Гуд.

– Ты чего замолчала? – действительно с нотками ревности, мне не показалось, спросил меня Робин.

Подобные поползновения надо пресекать в зародыше, тем более, если сама к нему неровно дышишь.

– Послушай, я из Кента, Маленький Джон из Шервудского леса. Узнала его позже, чем тебя. Ты же сам приставил его ко мне, – я сделала вид, что удивилась его напору. – Мама мне всегда говорила, чтобы я не связывалась с плохими мальчиками.

– А ты так и послушала свою маму, – захохотал Робин.

– Ты сама-то понимаешь, во что ввязалась? – уже серьёзно спросил он. – Вокруг одни плохие мальчики. Очень плохие, Эмма.

Я судорожно сглотнула. Только сейчас до меня дошло, что я не до конца просчитала последствия. А Робин мне только что продемонстрировал в лёгкой форме, что меня ждёт, если раскроется тайна.

В моей голове сложился образ благородных разбойников, который им создали легенды. А на самом деле они обычные люди и своего не упустят. Оставаться в банде опасно, нужно продавать стрелу и открывать трактир.

А вот здесь мой молодой возраст будет помехой. Каждый посчитает своим долгом обмануть юнца. Помощь Робина в продаже стрелы не помешает.

– Ты же меня не выдашь? – с надеждой спросила я.

– Сама себя выдашь, моя помощь не понадобится, – уверенно ответил Робин и подмигнул.

Чёрт, и здесь он прав. Я так долго не смогу продержаться. Надо что-то делать. Для начала одеться. Отдала ему камзол, чтобы руки не распускал. Всё же решила ополоснуть грудь. Наклонилась к ручью, зачерпнула воды. Как хорошо-то!

Обтёрлась старой рубахой, начала бинтовать грудь. Робин с жалостью наблюдал за моими действиями.

– Зачем себя истязать? – хрипло спросил он. – Ты такая красивая девушка, Эмма.

– А иначе все узнают, что я женщина, – мой ответ не блистал интеллектом, но как ещё можно ответить на вопрос об очевидных вещах.

– Чем плохо быть женщиной?

– Робин, давай не будем сейчас вести философскую дискуссию, – начала я говорить и поняла, что забылась. Не может средневековая девчонка использовать в речи такие слова.

– Ну, и откуда ты знаешь такие слова? Не каждый дворянин знает, что такое философия и дискуссия, а уж объединить их вместе в предложении вообще непосильная задача, – Робин опять подозрительно уставился мне в глаза. Можно подумать, что под его взглядом я не смогу солгать. Сам-то он откуда знает все эти слова?

– Отец. Единственное объяснение всем моим странностям, – спихиваю всё на отца, которого не существует ни в этом мире, ни в моём. На глаза набежали слёзы, и так каждый раз, когда я вспоминаю об отце. Он много значил в моей жизни.

– Допустим, я тебе поверил… – начинает он таким тоном, что понятно, ни черта не поверил.

– Послушай, а тебе не всё ли равно? – раздражительно спросила я. – Какая тебе разница, откуда я всё это знаю? Ты каждому вольному стрелку задаёшь такие вопросы?

– Если считаю нужным, то задаю, – резко ответил он. – Эмма, хватит раздражаться по пустякам.

Я застегнула куртку и собрала свои вещи в рюкзак.

– И вещи у тебя странные, – внимательно наблюдая за сборами, выдал он. – И сама ты загадка.

– Загадка Шервудского леса, – разулыбалась я и повернулась в сторону леса для того, чтобы возвратиться в лагерь.

– И заноза для Робина Гуда, – пробормотала себе под нос. – Подожди, – схватил он меня за запястье, и словно электрический разряд прошёл по телу. – Ты не можешь оставаться в братстве. Для тебя здесь опасно.

– Можно подумать, что для тебя безопасно, – улыбнулась я. У меня уже есть примерный план отступления из Шервудского леса в Ноттингем.

– Ты всё сама понимаешь. Сегодня я тебя увидел, а завтра кто-то другой, и он не будет так нежен, – он провёл рукой по моим волосам, пропустил локоны сквозь пальцы.

Он миллион раз прав. Пора бы уже осознать, что я в Средневековье, а не на слёте реконструкторов. Я об этом постоянно забывала. И даже Робин кажется мне милым парнем из Твери, переодетым под нашего кумира молодости.

– Я понимаю. Но сейчас уйти не смогу. Дай мне время, чтобы всё подготовить, – попросила его я. Он кивнул. – Мне будет нужна твоя помощь.

– Но до этого времени будешь находиться постоянно у меня под присмотром. Отлучаешься – приди скажи, чтобы я знал, где тебя искать, – теперь я кивнула, отзываясь на каждое его слово. – Спать будешь со мной.

Я вздрогнула и побледнела. Вырвала свой локон из ладони Робина. Собрала волосы в пучок, скрепила заколкой и натянула капюшон.

– Не бойся, не трону. И хочу, чтобы другие тоже не тронули, поняла меня? – разозлился Робин на мою реакцию.

Чувство благодарности к Робину затопило меня до самой макушки и грозилось перелиться через край. Я бросилась к нему на шею и поцеловала. В щёку.

Он же обнял меня и нежно поцеловал в губы, усиливая поцелуй. В голове поселилась восхитительная пустота. Я обмякла в его руках.

– В лагерь ты иди первая. Я пока не в форме, – я опустила взгляд. Гм, действительно пока лучше успокоиться, а то вольные стрелки остры на язык, и Робину перепадёт. Если решатся, конечно.

– Я не могу, – показала ему на замоченный котелок. – Я пришла сюда мыть посуду.

Он глубоко вздохнул. Я только хотела предложить погулять по лесу, как из-за спины послышался голос.

– Робин, Том, что это вы тут делаете? – ворвался в нашу идиллию возмущённый возглас.

Баллада двенадцатая о том, как я рассказала свой план

«Что вы тут делаете» не равно «чем вы тут занимаетесь».

Только что за возмущение в голосе зама по грабежам?

У Робина самообладание лучше, чем у меня. Он спасает ставшую патовой ситуацию.

– Джон, что ты здесь делаешь? – Робин Гуд строго посмотрел на Маленького Джона. В голосе вожака прорезалась сталь.

Джону стало неуютно под колючим взглядом начальства.

– Робин, я пришёл за Томом. Ты же поручил его мне, – мягко отвечает Джон.

– Что значит поручил? – рявкнул Робин. – Том что, ребёнок, чтобы ходить за ним по пятам?

Я усиленно натирала котелок песочком, который нашла на дне родника. Нет, ребята, я в ваши разборки не собираюсь встревать.

– Ты тогда зачем пришёл сюда? – храбро спросил Маленький Джон.

– Ты что, сейчас требуешь у меня отчёт? – голос Робина стал настолько холодным, что я поёжилась.

Украдкой кинула на них взгляд. Робин демонстративно кладёт руку на рукоятку охотничьего ножа. С мечом он, понятное дело, по лесу не шатается. А вот нож всегда при нём. Это был не просто нож. Кинжал.

Кинжал или боевой нож носили на поясе почти все мужчины и юноши Средних веков, и немало женщин. Это был повседневный вид оружия, самый массовый, пожалуй. У меня тоже такой имеется на поясе. Но орудую я им ещё хуже, чем мечом.

Кинжал – дублирующее оружие профессиональных военных. На войне кинжал применяли после потери или повреждения меча, либо в тесноте, где меч бесполезен.

У меня, Робина и Джона на поясе висят кинжалы, которые называются квилон.