Никита Егорович собрал нас экстренно. Обвел командирским взглядом и сообщил тоном, не допускающим возражений:

– У нас новое дело, товарищи. Собирайтесь. Вылетаем срочно в Брянскую область. Самолет через два часа. Спецрейс из Шереметьево.

– Ого, – Катков довольно потер мясистый подбородок. – Для нас выделили отдельный самолет?

Частые командировки вылечили его боязнь перелетов.

– Наверное, кукурузник какой-то, – фыркнула Света, наморщив носик.

В летнем платьишке в легкомысленный горошек она смотрелась, как студентка. Замужество не испортило ее точеную стать.

– Нет, – с гордостью заверил Горохов, – целый АН-24 отрядили.

– Не самый маленький самолет, – восхитился Погодин. – Мы на нем одни полетим? Что же там такого случилось в Брянске?

– Сам не пойму, – следователь спешно набивал кожаный портфель бланками протоколов и прочими нужными бумажками, впихнул туда изрядно разбухший от частого пользования томик УПК РСФСР, – Сказали выезжать и на месте разбираться. В лесу обнаружен труп подростка.

– Один? – уточнил я.

– А тебе сколько надо? – пожал плечами шеф. – Слава Богу, что один. Пока…

– Нас по одиночным не дергают, – язвительно заметил я.

– В том-то и дело, – Горохов задумчиво зажевал нижнюю губу, вытащил из кармана платок, но лоб почему-то вытер кончиком галстука. – Мутная история, товарищи. Тот подросток пропал еще три года назад. И вот его нашли.

– Бывает, – кивнул я. – Пролежал три года, а тело только сейчас обнаружили. Все равно не пойму, при чем тут мы?

Даже не знаю, зачем я спорил – всё равно ведь полетим, дело решеное.

– А то, что он как живой, – Горохов поднял указательный палец. – Прямо чудеса…

– В каком смысле, как живой? – в один голос воскликнули Погодин и Катков.

– Погиб недавно. Совсем. По предварительной информации, тело без следов разложения.

– Получается, что парня кто-то удерживал три года. Или он сам прятался, – предположил я, – а потом его убили?

– Да, но… – Никита Егорович рассеяно обнаружил в своей руке носовой платок и снова засунул его в карман рубашки. – За эти три года он нисколько не вырос. Будто пропал несколько дней назад.

– Что значит, не вырос? – тут уже я потер лоб, смахивая испарину.

Жарко сегодня, не по-апрельски.

– Пропал он, значит, в 1982 году в возрасте тринадцати лет. Сейчас убитому должно быть шестнадцать, верно? Вот только он так и остался в теле тринадцатилетнего подростка. Рост, вес, соотношение развития лицевых костей черепа к мозговому отделу. Все говорит о том, что это мальчик на начальном периоде полового созревания.

– Ни фига себе, – Погодин озадаченно уставился на следователя. – Мистика какая-то.

Намеков на что-то сверхъестественное шеф страшно не любил, так что я ждал отповеди. Но Никита Егорович ничего не ответил.

– Может, местные что-то перепутали? – включила научный рационализм Света. – Или мальчик с задержкой физического развития. Что в тринадцать, что в шестнадцать – выглядел одинаково.

– Черт его знает, – пропыхтел Горохов. – Но не зря же нас так спешно отправляют. Чувствую – дело скверное предстоит нам распутывать. Не люблю я такие. Особенно когда касается убийства детей.

– Или сбой гормональный какой-нибудь приключился, – продолжала накидывать версии Света. – Вот и не было изменений в опорно-двигательном аппарате.

– На месте разберемся, товарищи, – отмахнулся Горохов. – Машина внизу. Как говорится, по коням.

Он глянул на наручные часы, затем, будто сверяя время, на стену, где висела угловатая «Молния» с серебристыми стрелками и полированной доской вместо циферблата, и проговорил:

– Десять минут на покурить, на посещение уборной и собрать вещи. Хотя вещи у вас и так должны быть уже собраны.

Насчет вещей Никита Егорович был прав. После событий в Зеленоярске нам частенько приходилось мотаться в разные уголки страны. Иногда экстренно, как и сейчас. Поэтому Горохов велел каждому завести на рабочем месте что-то вроде «тревожного чемоданчика». Только вместо сухпая чемоданчик (а в случае со Светой, это был, скорее, чемоданище – уверен, что там у нее только босоножек три вида припасено) в себя включал нехитрый набор запасной одежды по сезону, белье, мыльно-рыльный комплекс, банку «Завтрака туриста» на всякий пожарный и кулек барбарисок, чтобы в самолете погрызть. Если нам случалось экстренно вылетать, то домой мы больше за вещами не заезжали.

– Никита Егорович! – хлопнул себя по лбу Катков. – Мне кримчемодан брать с собой?

– Глупый вопрос, Алексей, – поморщился следователь, – зачем ты нам там без своих криминалистических приблуд и финтифлюшек нужен? Конечно, бери.

– Просто фотоаппарат у меня дома. Может, заскочим за ним? Тут по пути…

– Какого рожна, Алеша, фотокамера не в чемодане? Или указания начальства можно уже не выполнять?

– У тещи день рождения позавчера приключился, – оправдывался Катков. – Мероприятие важное, сами понимаете, я решил запечатлеть его на служебный фотик. Известно, что лучше «Зенита» ничего у нас пока не придумали. Зеркалка и есть зеркалка. А у меня дома только «ФЭД» пылится. Так себе камера. Да и привык я уже на «Зенит» трупы фотать. Приловчился. Они у меня как живые получаются. И теща хорошо вышла.

Горохов поморщился и вытащил из ящика стола мелкую и неказистую «Смену-8М» в дешевом дерматиновом кофре. Протянул самый массовый фотоаппарат планеты Каткову:

– Держи, Алексей, осваивай.

– Да это не камера вовсе, – раздувал щеки криминалист. – Что за фотоаппарат за пятнадцать рублей? На нем даже значений выдержки нет. Вместо цифр – солнышко, облачко, тучка… Детский сад!

– Ничего привыкнешь, – категорически махнул рукой Горохов. – Собирай манатки и спускайся.

* * *

В аэропорту Брянска нас встретили две милицейские «Волги», черного и канареечного цветов. В таком составе кортежа наша делегация смотрелась торжественно и чинно.

– Никита Егорович! – навстречу выскочил толстячок на гномьих ножках.

Улыбчивый и ясный, как летнее солнышко. Лишь строгий костюм цвета торфяного навоза свидетельствовал, что дядя этот вовсе не шалтай-болтай (внешне прямо похож), а из органов.

– Рад с вами познакомиться! – колобок истово тряс руку Горохову, обхватив ее сразу обеими ладонями. – Огурцов Иван Петрович. Следователь по особо важным делам областной прокуратуры. А это, я так понимаю, – пухляш повернулся ко мне и протянул широкую ладонь, – Петров Андрей Григорьевич?

Я кивнул и пожал в ответ руку.

– Наслышан я про вас, Андрей Григорьевич, – продолжал сиять колобок, поблескивая не по годам (на вид ему было лет сорок-сорок пять) белыми зубами.

– И что же вы слышали? – с интересом уставился я на него.

– Что капитаном милиции вы стали уже через четыре года службы. Звание получили будучи лейтенантом, минуя старлея. Награждены орденом Красной Звезды и являетесь лучшим специалистом по розыску серийных убийц. Про историю с Зеленоярским Потрошителем даже повесть вышла.

– А вы отлично осведомлены, – пробурчал Горохов с некоторой претензией – его, старшего нашей группы, колобок не нахваливал, как меня. А тут чуть ли не целое досье наизусть пришлось выслушать.

– Общественность в курсе, информация в свободном доступе, – развел руками Огурцов. – У нас на работе все сотрудники выписывают «Человек и закон» и «Советскую милицию». Добровольно-принудительно. А вы разве не читали там статьи про себя?

– Нас журналы никто не принуждает выписывать, – усмехнулся Никита Егорович. – Поэтому я читаю только «Советский спорт». А детективы не люблю, их на работе хватает.

Я с Гороховым сел в черную машину, остальные в желтую «патрульку».

Никита Егорович, как и полагается его статусу, занял переднее сиденье. Водитель, рыжеусый малый в гражданке, приветливо закивал, выдав стандартное «здрасьте», и бойко помог погрузить наши угловатые чемоданы в багажник.

– Поторопись, Игнат, – похлопал его по плечу Огурцов. – В Цыпинск обратно гони.

– К чему такая спешка? – удивился Горохов. – Часом позже, часом раньше… Я планировал заселиться в гостиницу для начала.

– Там вас ожидают, – ответил Огурцов.

– Где? В РОВД?

– На месте преступления.

– Так туда мы и завтра наведаться можем. Осмотрим все на свежую голову, так сказать. Утро вечера мудренее.

– Вы не поняли, Никита Егорович, – Огурцов замотал головой на короткой поросячьей шее, которую еле-еле обхватывал широкий безвкусный галстук. – Мы труп не забирали. Он там еще.

– Как – не забирали? – рука Горохова так и застыла с горящей зажигалкой.

– Ну, осмотр места происшествия еще формально не закончили, вас ждали. А тело утром обнаружили, дачники.

– Ого, – Горохов присвистнул. – Вот почему нас так гнали.

– Нам сказали, что вы оперативно прибудете, – улыбался Огурцов (интересно, он когда-нибудь может не улыбаться?). – Вот мы и решили вас дождаться. Тело не трогали. Только судмед его, конечно, осмотрел. Парня опознали. Это Тетеркин Витя, пропал летом восемьдесят второго. Ему тогда тринадцать лет было. В лесу гулял и исчез. Будто провалился сквозь землю. А сейчас ему должно быть уже шестнадцать, вот только не вырос он нисколько. Родители его узнали. Привозили мы их на место. Чуть с ума не сошли от увиденного.

Огурцов вздохнул, почесал затылок и на минуту перестал улыбаться.

– Как такое вообще может быть? И мы не знаем, что думать. На парне даже одежда та самая, в которой он в последний раз из дома ушел. Поэтому решили дождаться специалистов. То есть вас…

– Хм… – Горохов приоткрыл окошко и закурил. – Иван Петрович, мы конечно, постараемся помочь. Но аномалии – не наш профиль, так сказать. Как вы уже читали в журналах, мы специализируемся на серийных убийцах. Или на громких преступлениях. Как ни кощунственно это звучит, убийство подростка – ни под то, ни под другое не подпадает. Кстати… А какова причина смерти? Его точно убили?

– Причина смерти неясна, – развел руками колобок. – Видимых телесных повреждений нет. Вскрытие покажет.

– Так почему вы решили, что это убийство? – Горохов обернулся и глянул через сиденье на следователя с некоторой укоризной.

– Ну, а как же? – пожал плечами тот. – Три года мальчишки не было, а тут нашелся. Тихенький и дохленький. В таком возрасте беспричинно не умирают. Еще и в лесу.

Часа через полтора машины обогнули городок, перед которым возвышалась бетонная, выбеленная известью стела. Над перекрестием серпа и молота застыли массивные буквы: «Цыпинск».

Волга свернула на грунтовку и, минуя населенный пункт, нырнула в тень смешанного леса. Прохлада приятно легла на плечи, придя вместе с запахом хвои и трелями птиц. Пыльный асфальт остался позади. Апрель на Брянщине выдался теплый. Будто лето наступило. Я с облегчением выдохнул. Сзади маячила «канарейка» с мигалками, в которой сидели Света, Катков и Погодин.

– Что же паренек? – недовольно спросил Горохов.

– Городок, который мы проехали, – Огурцов кивнул на Цыпинск. – Оттуда родом потерпевший. Что вам сказать? С родителями жил, в школе учился. Пионер. Все как у всех, ничем не выделялся. Ни в спорте, ни в учебе. Обычный пацан, тихоня. Когда пропал три года назад, помню, мы целую неделю леса прочесывали. Всю область на уши поставили. Добровольцы со всех краев к нам приезжали, помогали искать уже хотя бы тело. Я тогда был уверен, что его уже не было в живых. Потому что все прочесали. До самой Украины и Белоруссии. Кто ж знал, что он еще три года проживет.

– Ну, до Украины и Белоруссии у вас рукой подать, – скептически заметил Горохов.

Еще недавно в кабинете с ним спорили мы, а теперь мой начальник сам, кажется, всё больше уверялся, что вызывали нас сюда сгоряча – возможно, что совершенно зря.