Монгольские мифы (страница 3)
В те далекие времена люди еще не отделяли себя от природы и поэтому либо считали себя ее частью, либо, как отдельные роды или племена, верили в то, что имеют общее происхождение с конкретными видами растений или животных, а иногда и с неодушевленными предметами. Между тем группы людей или же члены одного рода имели невидимую таинственную связь с каким-либо животным и поэтому запрещали его убивать, есть мясо, использовать шкуру этого животного. Это явление было порождением родо-племенного строя и явилось этапом генезиса древних верований и мифологических образов. Наглядным свидетельством тому являются творения «звериного стиля», сохранившиеся на территории Монголии, которую ученые по праву называют «подлинной и неистощимой сокровищницей наскального искусства»[26].
Так называемый звериный стиль с его изумительными рисунками разных животных, в том числе фантастических зооморфных изображений горных козлов, аргалов (горные бараны), различных хищников, чаще всего кошачьих (барс, рысь), редчайших в мире антилоп-сайги, кабарги, а также косуль, дзеренов, благородных оленей, изюбра, лосей, в большом количестве – быстроногих лошадей тахи (лошадь Пржевальского), кулана (дикий осел), верблюдов, собак, представителей пернатых[27], свидетельствует о господствующем положении культа зверей в древнем искусстве.
К интересным образцам творений «звериного стиля» можно отнести оленные камни, распространенные в Монголии, Забайкалье, Туве и на Алтае. Если считать, что искусство «звериного стиля» ведет свое происхождение от тотемных животных, которые почитались соответствующим родом, то резонно утверждать, что эти памятники – оленные камни – являются тотемом их создателей или, иначе говоря, эти люди считали, что в стародавние времена произошли от оленей.
Изображения на оленных камнях (Монголия)
Развернутая композиция с рельефным изображением человека на оленных камнях. Вблизи города Мурэна Хубсугульского аймака (Монголия)
О том, что именно олень (лань, маралиха), изображенный на каменных изваяниях, является тотемом древнемонгольских родов и племен, свидетельствуют многочисленные монгольские и иностранные историко-литературные памятники. Правду сказать, автор «Сокровенного сказания монголов» в части, посвященной происхождению монголов – «Легенде о Бортэ чоно», – называет имена двух легендарных прародителей Чингисхана, а значит, и всех монголов: Бортэ чоно и его жену Хоо марал[28].
Имена этих мифологических прародителей Чингисхана, в переводе с монгольского означающие Серый Волк[29] и Каурая Лань, свидетельствуют о тотемизме древних монголов. Эти священные животные были объектами религиозного почитания (тотемом) древних монголов, считались их покровителями. Причем первым тотемом и прародительницей древних монголов считается Хоо марал (Каурая Лань), подтверждением чему являются упомянутые выше произведения «звериного стиля» в искусстве древних монголов – оленные камни.
Существует замечательное наскальное изображение Хоо марал, связанное с ритуалом почитания древнего тотема монголов. Антропоморфное изображение праматери монголов Хоо марал осталось в наскальном рисунке в пади Их Тэнгэрийи Ам. Среди изумительных реалистических рисунков животных и людей центральное место принадлежит фигуре женщины, и при этом, бесспорно, монголке по национальности, одетой в типично монгольский костюм[30]. Очевидно, что именно она и есть прародительница монголов Каурая Лань. На это указывает соседний рисунок явно культового характера, связанный с первобытными верованиями степных племен[31]. Рядом с фигурой женщины изображена Каурая Лань с повернутой назад головой, подогнутыми к животу ногами и с длинными миндалевидными ушами.
Очевидно, это соседство было характерно для всей монгольской пещерной мифологии той эпохи; как правило, «хозяин жизни – копытное животное – показан часто в соединении с источником жизни – женщиной. В сознании палеолитического человека эти образы неделимы. Итак, в центре пещерной мифологии был образ первопредка – копытного животного. Второй по значимости персонаж палеолитической эпохи – образ женщины-матери, прародительницы, охранительницы огня, главы материнского рода. Но в пещерном искусстве-мистерии женщина выступает не только как прародительница, но и как олицетворение многообразных связей рода с животным-предком, животным – источником существования. Отсюда вытекает воплощение культа плодородия в образе двух сторон одного явления: женщины и зверя»[32]. Именно таким образом происходило «сложение древнего мифа, зашифрованного в изображениях диких зверей – копытных и женщин – прародительниц рода»[33].
Еще одним тотемом – прародителем древних монголов был упомянутый выше Бортэ чоно (Серый Волк). Его последующее главенствующее положение среди тотемов – прародителей древних монголов является подтверждением вывода Л. Л. Викторовой об эволюции «рода и общины у монголов, которые становятся постепенно патрилинейными, а на смену тотемическому материнскому роду приходит генеалогический отцовский род»[34].
А помимо «Легенды о Бортэ чоно» важным подтверждением существования образа-тотема Бортэ чоно является «Легенда об Алан гоо», которая, будучи использована автором «Сокровенного сказания монголов», логически продолжала «Легенду о Бортэ чоно».
В этой легенде Алан гоо попыталась развеять сомнения ее старших сыновей по поводу рождения ее троих последних детей рассказом об их небесном происхождении: «Бэлгунудэй, Бугунудэй, сыны мои! У вас явились подозренья, как это ваша мать троих вам братьев народила и чьими будут эти сыновья. В своих сомнениях сыновьих вы правы. Но вам неведомо одно лишь только. И истинно вам это говорю: к нам в юрту каждой ночью чрез верхнее орхо Всевышний Тэнгри нисходил, вокруг сиянье исторгая. Он гладил чрево грешное мое, сияние его в меня входило. Когда ж Луна должна сойтись и разминуться с Солнцем, он, словно желтый пес, виляющий хвостом, поспешно уходил; и яркий свет за ним струился. Ужели нужно что-то молвить боле. Ведь ваши братья – Небесного Владыки сыновья»[35].
Алан гоо и мифологический образ-тотем прародителя монголов Бортэ чоно (Серого волка). Иллюстрация из книги-свитка «Subj I Panjane» (середина XV века), хранящейся во Дворце-музее Топкапы (Стамбул, Турция)
Обращает на себя внимание следующая фраза Алан гоо: «Когда ж Луна должна сойтись и разминуться с Солнцем, он, словно желтый пес, виляющий хвостом, поспешно уходил…» Поскольку у монголов табуировано слово «волк» и последний зовется «хангайской собакой», «степной собакой», а в некоторых местах «желтой собакой», можно предположить, что «желтый пес» в устах Алан гоо – это уважительное именование прародителя монголов – Бортэ чоно, рожденного по благоволению Всевышнего Тэнгри. А это, естественно, дало основание Алан гоо говорить, что родившиеся уже после смерти мужа три сына – «Небесного Владыки сыновья».
Глубокие мифологические корни этой легенды были понятны древним монголам, сородичам Алан гоо. Ведь древние монголы (хунну, сяньби, жужан, кидане) и тюрки считали Серого Волка своим тотемом, а впоследствии почитали Вечное Синее Небо как верховное божество – Всевышнего Тэнгри или Небесного Владыку, который дарует жизнь, одушевляет все живое, обычно вместе с Матерью-Землею управляет миром и руководит делами человека[36], иногда посылает на землю своего избранника, которому суждено быть вершителем великих дел; такой посланец входит в бытие сверхъестественным образом, примером чему и является предание о рождении троих сыновей Алан гоо.
Упоминание мифологического образа-тотема Бортэ чоно помогло Алан гоо убедить старших сыновей и сородичей в своей непорочности, а также подтвердить право своих младших сыновей, а значит, и их потомков на главенствующее положение среди коренных монгольских родов и племен[37].
Таким образом, древние художники пещер и неизвестный автор средневековой монгольской хроники, сохранив следы почитания древних тотемов монголов-кочевников, помогли нам рассказать о таком важном аспекте развития монгольской мифологии, каким являются образы-тотемы[38].
* * *
Первые этапы генезиса мифологии монгольских народов характеризуются единством предметов и представлений о них. На следующем этапе в упомянутой нами выше совокупности образ – действие – объект (явление) – мысль две ее составляющие, объект (явление) и мысль, стали постепенно отделяться друг от друга, что в то время явилось прогрессом в развитии человеческого сознания. В результате в монгольской мифологии пришел конец такому положению, когда у каждого явления или объекта (предмета) природы был свой собственный «хозяин». Вместо этого у реальных однородных явлений или вещей появился единый «хозяин» – дух-покровитель, в единстве с которым они стали изображаться и почитаться. Эти духи – покровители предметов и явлений природы – предстали образами-духами в монгольской мифологии. Вначале они представлялись аморфными, бесформенными, не имеющими внешнего облика существами, вызывающими страх, чудовищными и демоническими силами, но впоследствии приобретали внешний облик, становясь зооморфными или антропоморфными существами (как правило, в женской ипостаси).
Именно таким образом в древние времена у монголов появился обряд почитания огня и жертвоприношения духу – покровителю огня – Отхан Галайхан эхэ, ставшему прообразом образа – духа Матушки Галайхан монгольской мифологии.
Этимология названия духа огня указывает на первоначальное происхождение культа огня у тюрко-монголоязычных племен, где слово «Отхан» (божество огня) является древнетюркским, а слово «Галайхан» (тоже божество огня) – древнемонгольским. Установлено, что «различной трактовке происхождения огня соответствуют и различные представления о внешнем облике божества огня. В наиболее ранних описаниях “между божеством огня и самим огнем нет различия”». Божество огня обладает всеми свойствами материального огня: блеском, жаром, дымом, оно красного цвета, многоязыкое (языки пламени)[39].
Очевидно, что культ духа – покровителя огня – матушки Отхан Галайхан эхэ – возник одновременно с началом использования огня монгольскими племенами. Культ духа огня является отражением того периода в жизни древнего рода, когда женщина в обществе занимала главенствующее положение и была хранительницей очага и огня в целом, а мужчины занимались только охотой. Именно поэтому дух – покровитель огня и приобрел облик «эхэ», «матушки», т. е. женское начало.