Невозможно устоять (страница 15)
– Если будет нужна помощь, если обидят, или еще что – звони мне, – Корней несколько секунд смотрел на меня, и сел в свое авто, а я… я…
Я заново влюбилась!
– Ай, гад, – углядев подъезжающую машину Эльнура я прекратила мечтательно смотреть вслед Корнею, и припустила к дому. Разулась, пакет в комнату отнесла, и когда руки мыла, услышала звонок в дверь. Через глазок убедилась, что там Эльнур.
– Севиль, я тебя видел, открой, поговорить нужно!
– Мне взрослые не разрешают чужим дверь открывать, – пропищала я, и направилась в сторону папиного кабинета, слыша как Эльнур уже не звонит, а зло долбится в дверь.
Козлина!
В кабинете отца я забыла про Эльнура, и принялась искать альбом. Мама вроде на столе его оставляла, когда меня потащила косметику ей выбирать, так…
Так…
Так!
На столе я альбом не нашла, в столе – тоже. Может, в спальне родителей?
Переоделась, попила воды, и продолжила поиски. В секретере нашла другие альбомы, но того самого среди них не было. Обшарила гардеробную, папку с документами, шкафчик с бельём, всю спальню – альбома нет. Нет его и в коридоре, в спальнях брата и сестры – тоже. На балконе в старых чемоданах я тоже искала.
Перекусила, включила музыку, и под «Sweet dreams» на репите продолжила поиски. Мельком увидела, что на часах уже восемь вечера. Ничего себе!
Вернулась в кабинет папы, и со вздохом стала перебирать бесконечные книги, искать альбом за ними, на что у меня ушел еще час. Даже больше.
В девять тридцать вечера я со вздохом села в отцовское кресло.
– Ну и что мне в голову ударило? Нафига мне этот альбом с беременными фотками и мной? Я не самым красивым младенцем была, нечем там любоваться, – попыталась я воздействовать на себя вслух.
Вспомнила свою фотку из младенчества, и поморщилась. Разглядела я ее плохо, но мне и увиденного мельком хватило, чтобы сравнить себя и того же Ветрова-младенца на фото: он был пухлым, как и положено деткам, уютным, а я была какой-то… стрёмной, иного слова не подобрать.
Ерунда какая-то. Зря только время потратила. Вечно мне чушь какая-нибудь в голову приходит.
Лучше пойду распаковку косметики сниму, мне деньги за это заплатили, а я опять дурью маюсь.
Я встала с кресла, и поняла что есть только одно место, в которое я не заглядывала – сейф. Но это же идиотизм – альбом в сейфе прятать, да?
А с другой стороны, он либо в сейфе, либо мама альбом с собой в отпуск взяла. И оба варианта означают, что есть нечто в этом альбоме.
– Блин, – ругнулась, сдаваясь, и подошла к сейфу.
Код я не знаю, никогда не заглядывала в сейф. Но подобрать код оказалось плевым делом – дата свадьбы родителей, справилась я со второй попытки, первой попыткой был мамин день рождения.
Альбом оказался там.
Вынула его, задыхаясь от волнения, и открыла.
Те же фотки. Глубоко беременная мама, новогодняя обстановка, брат, сестра… дальше фото младенца – меня. Я листала альбом, возвращалась к первым фото с беременной мамой, потом к моим фоткам: мама в платье, осунувшаяся но счастливая со мной-младенцем на руках, потом уже папа со мной в том же антураже – на крыльце какого-то здания. Роддом?
– Что не так? Что? – чем дольше я любовалась фотками, тем больше чувствовала волнения и даже неприятия.
Страха.
Меня буквально трясло! Даже тошнить начало!
Ну вот что с этими фото не так? Почему я задыхаюсь? Да, я была некрасивым младенцем, разнесчастным, худым, но и мама на выписке худая. Она болела? И я тоже? Потому этот альбом и прятали от меня? Потому мама так испугалась, обнаружив, как я эти фото рассматривала?
И тут я поняла…
Дрожащими пальцами перевернула альбомные страницы.
Мама с животом, новогодняя ёлка, все счастливы…
Лето. Выписка. Мама со мной на руках…
– Нет, – просипела я, снова и снова разглядывая фотографии: счастливую маму, осунувшуюся, беременную, и уже со мной… новый год… лето…
Это невозможно!
Но это так!
Я побежала за телефоном, и набрала номер той, которая врать не умеет.
– Сдурела в такое время звонить? – недовольно буркнула Айша в трубку и зевнула. – У меня восьмичасовая съёмка была, и завтра снова в четыре утра вставать.
– Я приемная? Айша, я родителям неродная? – горло перехватывало судорогами, вопрос я практически прокричала.
– Севиль, – в голосе сестры страх, и никакого сна. – Блин, Севиль…
– Я фото нашла. Мама в новогодние с приличным животом. А я родилась… Айша, я подсчитала! Не сходится, – расплакалась я. – Я приемная, да?
– Милая, ну что ты!
– Мне… мне маме позвонить, или ты мне правду скажешь?
– Аллах, что происходит! Сестренка, я очень тебя прошу…
– Правду! – закричала я, и выронила проклятый альбом из руки, зачем я вообще его увидела, зачем всё поняла?! – Скажи уже!
– Пообещай глупости не делать, я отменю съемки, и прилечу, хорошо?
– Говори!
– Севиль…
– ГОВОРИ!!!
– У мамы третьи роды прошли ужасно. Это была девочка… была, – вздохнула Айша, сдавшись. – Мама в себя прийти не могла: мало ела, соображала плохо, не плакала, но… сейчас я понимаю, что она в глубокой депрессии оказалась. А еще ей при родах повредили что-то, и она больше не смогла бы родить. Хотя я не думаю, что мама бы этого хотела – снова через это проходить. Папа всех нас повёз в Гянджу, к родственникам. Планировалось, что мы потом в Баку поедем к другой части семьи. И в Гяндже… помнишь тётю Амину? Хотя, ты маленькая была, когда ее не стало.
– Помню.
– Она медсестрой была в доме малютки, – после небольшой паузы произнесла сестра.
А я глаза закрыла. Но даже так слезы литься не перестали.
– Бросают в основном больных деток, родители которых пьющие, наркоманы, и дети потому рождались с отклонениями. И тётя Амина, у которой мы остановились, жаловалась, что к ним девочка попала без отклонений по здоровью, что удивительно при такой матери. Но персонала не хватает, детьми заниматься некогда, развивать – тоже. И если девочку не возьмут в семью – здоровье ее погубят. Не из злости погубят, а из-за нехватки рук. И эта девочка…
– Я, – прошептала я.
– Да. По знакомству всё быстро устроили, мама с папой были рады тебя забрать, и мы все тебя полюбили. И ты нам родная! Родная, Севиль! Я прилечу завтра.
– А как мама должна была назвать родную дочь?
– Севиль, ну пожалуйста…
– Её должны были назвать Севиль?
– Блин, – Айша расплакалась, – да, но маме с папой просто нравилось это имя. Потому тебя так назвали.
Или потому что я – замена.
Неудачная замена.
А я всё время думала, почему я так сильно отличаюсь от всей семьи? Не только внешне, но и умом, поведением, а я просто не родная им. Дочка какой-то… а кого, кстати? Проститутки?
– А моя родная мать – кто она?
– Я не знаю! Честно – не знаю! Всё что слышала от взрослых, я тебе рассказала. Севиль, пожалуйста, не принимай всё близко к сердцу. Я прилечу, я прямо сейчас напишу агенту что съемки отменяются, плевать на неустойку. А ты такси возьми, и к дедуле с бабулей езжай. Я очень тебя прошу.
Айша соврала. Она не умеет это делать, голос всегда ломается. Сестра слышала что-то про мою родную мать. Она даже сказала что-то… что-то про то, что нормальный ребенок родился у такой-то матери! Алкашка, наркоманка – кто она? Да и нормальная дитя свое не бросит.
Я – дочь непонятно какой женщины от непонятно какого мужчины.
Замена. Я просто замена.
И родственники что-то говорили про меня подобное, я думала они шутили, что я приемыш… Злая это была шутка.
– Всё нормально, не отменяй съемки. Я в порядке.
– Я прилечу! Глупости не натвори! Мы все тебя любим!
Я сбросила звонок. Накрасилась, вызвала такси, и вышла у знакомого дома.
На часах одиннадцать пятнадцать ночи.
Даже если он меня пошлет – хуже мне уже быть не может.
В дом я попала вместе с курьером, поднялась на нужный этаж и, не раздумывая, позвонила в дверной звонок. Затем позвонила снова, и через полминуты Корней открыл дверь.
Он в домашнем. Немного помят, щеки чуть румяные, глаза – пьяные, да и запах алкоголя чувствуется.
– Ты? – Корней нахмурился, оглядел меня сверху-вниз.
Да. Выгляжу я как телка из клуба. И накрашена ярко. И на губах улыбка.
– Я.
Зачем я пришла, Корней не стал спрашивать – это очевидно. Мне сейчас плевать на то, что он меня не любит, и у него есть женщина. Мне теперь всё можно! Я бы к нему даже женатому пришла.
– Плохая идея. Я вызову тебе такси, и…
– Нет, – я вошла внутрь, прижалась к Корнею, и сделала то, что давно хотела – обняла.
– Я сейчас себя не контролирую. И не хочу пользоваться тобой. Потому лучше тебе уйти. А если не уйдешь…
Договорить я ему не дала. Прижала палец к его губам.
Я хочу, чтобы он мной воспользовался. Может, мне станет лучше. Может, хуже.
Но я…
– Хочу тебя, – прошептала я.
И по глазам Корнея поняла – он сдался.
Глава 12.1
Поцеловал… Он сам поцеловал меня.
В моей жизни были тысячи поцелуев, десятки тысяч объятий от Эльнура, и я всегда любила это: тактильность, близость, чувство нужности, ласку. Но именно этот полупьяный поцелуй меня согрел – единственный поцелуй в моей жизни.
Я же как узнала, что я никто – замерзать начала. Воздух вдыхала, и не чувствовала осенней пряности – лишь бензин, нечистоты, дым. Видела из окна такси не красоту ночного города, а пьянчуг и грязь.
И сама себя такой ощущала.
– Пожалеешь ведь, глупая, – прошептал Корней мне в губы. – Дрожишь…
– Так обними крепче, – улыбнулась ему смело, и сама потянулась к мужским губам, впилась…
Поцеловала, пьянея. И снова стало лучше. Еще бы не приходилось перебарывать сомнения Корнея – откуда в нём столько благородства. Пользоваться не хочет! А я хочу!
Чтобы воспользовался хочу.
Тепла хочу!
Взрослой и сильной стать хочу!
Хочу, чтобы перестало быть так больно!
Поцелуи из нежных, томно-неторопливых превратились в страстные. Мы всё еще в коридоре, замерли, сплетясь в объятиях: он пьян, я разбита. Всхлипнула, вдохнув вкусно-алкогольный воздух, и Корней мучительно зажмурился, а затем… затем я потерялась в пространстве и времени. Поцелуи обрушились на мои скулы, по их линии, и ниже – жалящие и жадные, а после – зализывающие и нежные, плавящие меня, греющие лаской.
Сердце отбивало в груди набатом, ускоряя ток крови, пуская бешеное биение в висках, и я простонала, не в силах иначе выразить то удовольствие, которое чувствовала.
Корней отстранился. Я смутилась от пошлого звука, который издала, но виду не подала.
Ну же! Не заставляй меня унижаться еще сильнее! Я не уйду отсюда без того, за чем пришла!
– Я не уйду, – сказала воинственно.
– Зря. Но я и не гоню, – он усмехнулся, и прошептал: – Студенты вконец обнаглели.
Корней взял меня за руку, и повел вглубь квартиры. Теперь точно сдался!