Пока я шел за мамой в гостиную, слушал привычные причитания. По опыту знаю: спорить сейчас бесполезно, маме не доказать, что я не похудел, а наоборот еще сильнее набрал мышечную массу, и что питаюсь я более чем отлично.

– Андрей, сын приехал, – крикнула мама, и закатила глаза. – В кабинете всё сидит. Книгу уже три месяца как написал, но до сих пор редактирует, скоро с ума меня сведёт. Андрей! Да иди же сюда! – мама еще сильнее повысила голос, не прекращая суетиться в гостиной. – А ты садись, мой хороший. Ой, нет, сначала руки мыть!

– Так точно, – ответил я и, посмеиваясь, пошел в ванную. А когда вернулся, отец уже находился в гостиной.

– Надо же, кто пожаловал, – папа протянул мне руку, которую я пожал. – Я уже думал записываться к тебе на приём через секретаря. Или в университете время консультации узнавать, чтобы к тебе прийти.

– Только не на консультацию, – хмыкнул я, вспомнив вчерашнее безобразие с Сафаровой. Как и любой мужчина, занимающийся бизнесом, я повидал много девушек разного сорта. Но еще ни одна не раздевалась передо мной с видом великомученицы.

Интересно, а что это вообще было? Вчера я не спросил, разозлился, и просто прогнал Севиль. Если бы в момент её стриптиза на кафедру вошёл хоть кто-то – у меня были бы большие проблемы. И я не про увольнение из университета, а про репутацию и скандал.

Но всё же мне интересно: что заставило эту студентку с глазами Бэмби вести себя подобным образом?

– Что, студенты уже достали? – «понимающе» кивнул отец. – Ну ничего, привыкнешь.

– Я согласился на эту работу на семестр. Привыкать не придется.

– Сначала на семестр, потом на еще один, а там и не заметишь, как втянешься. И за докторскую возьмёшься, наконец, – отец сел на любимого конька, но ему, в отличие от матери, совесть мне позволяет возразить.

– Докторскую я писать не буду. Мне и кандидатская не пригодилась.

– Посмотрим, – пожал плечами папа.

– Так, не спорьте, дорогие мужчины. Давайте ужинать, – мама поставила передо мной тарелку, на которую я и переключил внимание. – Но я тоже хочу высказаться: у Корнея бизнес столько сил отнимает, а теперь еще и работа со студентами добавилась. Ну и зачем? Откуда сыну столько времени взять, чтобы всюду успевать? Немудрено, что он так исхудал.

– В компанию можно нанять управляющего, а самому сконцентрироваться на преподавании, – заспорил отец.

Иногда это забавно – наблюдать за их спорами, я в любом случае всегда поступаю как сам того хочу. И потому на вопросительный взгляд родителей я коротко сказал:

– Как и договорились, я преподаю один семестр, принимаю экзамены и зачёты, и ухожу. К декабрю Андреев должен найти подходящую замену, – напомнил я про совместный на троих разговор с ректором – отцовским другом.

Когда-то этот мужчина выручил меня, и я не смог отказать ему в просьбе взять несколько предметов. Да и самому было интересно себя проверить: смогу ли я не командовать, как привык на работе, а учить? Во время учёбы в аспирантуре я преподавал, но за давностью лет те впечатления стёрлись. Именно поэтому я и согласился на семестр преподавания. И опыт уже начал получать. Очень своеобразный опыт со взятками: то сорокасантиметровую стопку бумаг мне за зачёт предлагают, то неумелый стриптиз устраивают – и всё это одна студентка.

– Вот и правильно. Один всю жизнь отдал науке, – мама кивнула на отца, – хоть сын в своё удовольствие пусть поживёт!

– Корней вполне может получить удовольствие от работы в университете. Студенты умные, студентки – красивые, – подмигнул папа, на что получил хмурый мамин взгляд.

– Может, и красивые, но сейчас такая молодежь – меня бы отец выпорол, если бы я себя вела так как все они.

Я улыбнулся, снова вспомнив Севиль. Чуть ли не рыдала, но блузку расстегивала, вот актриса! Наверное, зря я столько думаю о её мотивах, они понятны: по её мнению я должен был поставить ей зачёт, и быстро вытолкать за дверь, надеясь, что о её стриптизе никто не узнает. Вот только я не робкий пожилой преподаватель, купившийся бы на подобное. Да и за место на кафедре не держусь.

Ловкая девчонка.

И я ведь уже хотел поставить ей этот зачёт! Планировал дать ей тему для эссе – пусть бы накатала что-нибудь, пусть бы даже из сети скачала, плевать. Но теперь хрен ей! Буду строить из себя принципиального задрота-препода.

– … вот и нечего про студенток-вертихвосток говорить, – услышал я окончание перепалки отца с матерью. – Корней, надеюсь, ты сумеешь оторваться от работы, познакомишься с кем-нибудь, и к нам знакомиться приведёшь. Нам бы невестку… ну, желательно от двадцати пяти до тридцати лет, старше не нужно, детки же нужны. Но и младше не стоит – зачем тебе глупышка? Нужна серьёзная, состоявшаяся женщина, нацеленная на семью.

– Составляй список качеств, мам, буду искать, – подколол я.

– А вот и составлю. Или… тут Лерочка приезжает, дочка Ерохиных. Может…

– Нет. Никакого сватовства, никаких Лерочек, – отрезал я, подозревая, что мама снова примется за старое.

Не желает она понять, что жениться я не собираюсь. Меня устраивают временные отношения. А свадьба, дети, пелёнки, распашёнки – это мимо. Не моё.

С родителями я пробыл два часа, и с чувством облегчения, что визит позади, поехал к себе. Едва вошёл в квартиру, увидел голубой пушистый брелок-помпон – его я нашёл рядом со стулом, когда прогнал Севиль с кафедры. И почему-то не выбросил, и даже не оставил на кафедре, а забрал с собой. Как трофей.

Ладно, отдам его Севиль во вторник после пары. Или не отдам, – хмыкнул я, и покрутил брелок на пальце.

Глава 4

В день, когда у нас по расписанию поставили пару Ветрова по теории разрушения, я проснулась взбудораженная.

– Надо поднять настроение, – пробормотала, выйдя из душа, и открыла ноутбук.

Мне всегда помогают и с самооценкой, и с настроением комментарии под моими видео. И первые пять минут я читала их с улыбкой – всегда приятно понимать, что кому-то из девчонок нравится мой голос, другая просит снять ролик про уход за волосами, третья пишет что на свидание красилась по моей инструкции, и свидание закончилось хэппи эндом.

Но один комментарий от Dmitriy2012 спустил меня с небес на землю.

– Странная девка, – зачем-то начала я читать коммент вслух. – Она пародирует кавказский акцент, или реально оттуда? А волосы почему не чёрные, покрасила? Короче, стрёмная, и макияжи – отстой. И вообще… – тут губы мои задрожали, дочитывать сил не хватило, и крышку ноута я захлопнула. Никак я не могу научиться реагировать на хейтеров без эмоций. Напишут, скажут мне гадость – и всё, настроение пропадает на весь день.

Может, макияж и правда отстойный получился? Наверное, стоит курс по визажу взять, и оборудование для съемки купить профессиональное.

– Доброе утро, – буркнула, войдя в кухню. Вздохнула, наклонилась, и поцеловала папу.

– Доброе. Что вздыхаешь?

– Пап, у меня сильный акцент?

– По-азербайджански ты говоришь отлично, без акцента.

– Я про русский, пап.

– Ай, глупости не спрашивай, – отмахнулся папа, его айфон завибрировал, и он, встав из-за стола, принял звонок: – У аппарата.

– Только твой папа айфон аппаратом называет, – захихикала мама, войдя вместо папы на кухню. – Что ты про акцент спрашивала, Севаиль-ханым? Он есть, но не сильный, красивая у тебя речь. Если дразнят – значит, завидуют. Это изюминка твоя, поняла?

Я кивнула.

В детстве я сильно переживала из-за русых волос. Пока совсем ребёнком была, волосы не то что русые были, я почти блондинкой была, такое вот чудо природы при том что папа смуглявый и черноволосый. Половина родни в шутку говорили что меня в роддоме подменили. Я даже кремом для обуви как-то волосы вымазала, чтобы на папу стать похожей, комплексовала очень. А как выросла – поняла что глупо это, из-за цвета волос переживать, не синие же они у меня.

И вообще, пошёл этот Дмитрий2012 в задницу! Макияжи ему мои не нравятся… да и хорошо, что не нравятся! За одно этому хейтеру спасибо: я про Ветрова почти полчаса не думала.

– Самир, давай свой аппарат. Сел завтракать – так ешь, какой пример ребёнку подаёшь, – мама, едва папа вернулся, отняла у него айфон, а я, глядя на отца, головой покачала – мол, не виноватая я, и отцовским примером довольна. – Кстати, дорогой, у меня для тебя подарок.

– Какой? – насторожился папа.

– Мы давно не были в отпуске, и… вот, – мама с торжественным видом положила перед папой два листа формата А4, которые непонятно где прятала, руки у неё пустые были. – Представляешь, знаки судьбы получила: Интернет сам мне эти путёвки подсунул. Ну и Севиль тоже посоветовала съездить, отдохнуть от всего. Правда, замечательно? Вылет через неделю, как раз успеешь на работе договориться.

Папа бросил возмущенный взгляд не на маму, а на меня. И я снова головой помотала, открещиваясь от этой инициативы.

– Я не могу сейчас. После Нового Года, возможно, получится вырваться дней на пять, но сейчас…

– Получится сейчас, – отрезала мама. – Деньги обратно не вернуть. Мы летим на три недели.

– Но…

– Иначе, клянусь, я с тобой разведусь! – мама вздернула подбородок, поднялась со стула, и оставила нас с папой наедине.

Обиделась. Мама всегда, обижаясь, про развод заговаривает.

– Может, ты с мамой полетишь? Я договорюсь, на учёбу это не повлияет, помогу нагнать остальных. Лети с мамой, хорошо?

– Думаешь, маму такая замена устроит?

Папа горестно вздохнул.

– Через неделю, получается… и летим на три недели, зачем так долго? И как ты одна здесь жить будешь? К бабушке с дедушкой переедешь… но до университета от них далеко… ой, дочка, ну твоя мама и учудила. Вот что делать?

И только тут я обрадовалась! Это же, получается, я одна поживу! Целых три недели! Одна!

Свобода, неужели!

Я с воодушевлением принялась что-то втолковывать отцу, сама не вслушиваясь в свою речь, до того зажглась. Меня одну до четырнадцати лет не оставляли: всегда под присмотром родителей, брата, сестры, деды с бабой, других родственников была. В четырнадцать впервые одна на три часа осталась – папа с мамой в гости пошли без меня, а я себя героиней «Один дома» чувствовала. И эти несчастные три часа наедине с самой собой – максимум, который мне был позволен вплоть до восемнадцати лет, когда меня отпустили на посвящение в студенты до позднего вечера. Чтобы вместе со всеми ехать в снятый коттедж – об этом и речи быть не могло, но вечер я отгуляла.

А тут три недели! Смогу ходить по квартире в белье, песни распевать, просыпаться буду когда захочу, ложиться спать – тоже. И музыку буду громко слушать! Нет, ОЧЕНЬ ГРОМКО!

– Деньги на дорогу есть? – спросил повеселевший от моих утешений папа.

– Меня Эльнур отвезёт. Он подъехал уже.

– Привет ему, – выкрикнул папа, и вроде что-то еще добавил, но я, схватив сумочку, уже выбежала из дома, на крыльях неслась до машины жениха, и быстро запрыгнула внутрь.

Эльнур принял поцелуй в щеку, и недовольно головой покачал:

– Даже дверь не дала себе открыть. Севиль, неприлично так носиться, ты же не ребёнок.

– Бу-бу-бу, заводи, давай, – расхохоталась я. – Да, я уже не ребёнок, и у меня для тебя новость: папа с мамой через неделю улетают. Квартира в моём распоряжении останется. Когда мы уже сексом займёмся? Неприлично, знаешь ли, в двадцать лет, имея жениха, оставаться девственницей!

Женихом моим Эльнур считался с детства: наши дедушки еще в Баку дружили, затем отцы продолжили дружбу уже здесь, в Москве, и росли мы вместе. Лет, наверное, с четырех я Эльнура помню, и когда моих брата и сестры не было рядом, именно ему поручали приглядывать за мной, защищать, оберегать. Называли нас женихом и невестой, шутили, да мы и сами воспринимали слова взрослых как подтрунивание.