– Даже в воскресенье нет вам покоя, – сочувственно киваю я.

– Нет, – поддакивает она. – Ни днём, ни ночью.

– Чего ей было нужно? – спрашивает мама, когда мы наконец-то садимся за стол.

– У нас на складе проверка, а её обвинили в получении взятки. Она сама из ОБХСС, вообще-то. И кто-то там сказал, будто я где-то заявил, что якобы сам видел, как она брала деньги у завскладом.

– А ты видел?

– Нет, конечно. Это полная галиматья. Но она испугалась, что из-за моих слов может работы лишиться.

– А ты действительно ничего такого не говорил? – уточняет отец.

– Пап, ну ты что! Разумеется не говорил. Недоразумение, в общем. Глупые сплетни. Видели, как она обрадовалась, когда всё прояснилось?

– Что-то вокруг тебя сплошная милиция сегодня. Ты случайно не на юридический нацелился?

– Не думал вообще-то, – улыбаюсь я. – Они действительно прямо толкают меня в пучины юриспруденции. Но немного времени на раздумья у нас ещё есть, правда?

Ночью мне снятся пацаны из нашего взвода Серёга и Саня. Серёга тот ещё отморозок, я с ним после дембеля даже и не общался. Сразу послал в бан. Ему бы только грохнуть кого-нибудь. После войны крыша у него реально поехала. Столько блатарей завалил, просто жесть. Обставит всё так, комар носу не подточит, отпечатки, положения тел, оружие. Художник просто. Ну, а Саня, он всегда самым умным был, мол то не так, это не эдак, тупой ты, да какой ты мент после этого всего.

И вот стоят они передо мной, вижу, накатили уже. Держатся друг за дружку и кричат наперебой:

– Да ты лох, да тебя все имеют, как хотят.

– Ты не мент, ты лох в натуре. Ты должен был выследить одноногого и завалить ещё до того, как он весь этот стыд устроит.

– И мента мочить надо было и Рыжего, и Каху!

– А в бане надо было всем кишки выпустить, кроме одного. Ему нож в руку и всё спалить к хренам!

– Какой ты подпол, ты сержант в натуре, и тот младший!

Стоят они, кричат, перебивают друг друга, слюной брызжут. А я им спокойно так отвечаю:

– Идите вы лесом, пацаны. Приснитесь другому кому-нибудь.

Воскресенье я почти полностью провожу на диване. Встаю только, чтобы поесть, погулять с Раджем, и сделать хорошую растяжку. В остальное время валяюсь и читаю «Таис Афинскую». Да, ещё, чтобы не быть неблагодарной свиньёй тренькаю на гитаре. Мне приходится «сознаться», что, должно быть, из-за травмы я утратил все навыки.

Мама ужасается, а папа её успокаивает, утверждая, что всё восстановится. Но я-то знаю, что шансов на это практически нет. Хотя… хотя, вероятно всё же существует некая мышечная память или память тела, не знаю, потому что «играю», с позволения сказать, я немного лучше, чем в ипостаси Егора Доброва. Так что, если регулярно тренироваться, можно достигнуть некоторого прогресса.

В интернет за аккордами и текстом, конечно, не нырнёшь, и не настроишь гитару с помощью мобилы, но кое-что же и в голове имеется. Но это я так, хохмы ради, зарабатывать на песне «Как упоительны в России вечера» или подсовывать Пугачёвой её же собственные хиты из будущего я не планирую. Пока, во всяком случае. В общем, сегодня день на расслабоне. Не хочу ни о чём думать. Хочу просто разгрузить мозги и тело.

А телом, кстати, пора уже заняться.

– Пап, – говорю я во время обеда. – А как ты думаешь, ты бы мог договориться, чтобы я у вас в училище тренировался с курсантами? Там же есть самбо или может быть даже каратэ?

– О, как, – удивляется отец. – Самбо есть, но не в таком объёме, как у десантников. Инструктора, вроде хорошие. Не знаю, разрешат или нет, но спросить спрошу.

– Я думаю, и Андрюха Терентьев, Трыня наш, тоже бы захотел позаниматься.

– Ну, ты прям целую команду хочешь пристроить. Не знаю. Я сам там без году неделя.

– Ну ты же там всех знаешь по прошлым делам ещё.

– Знаю так-то, но у нас сейчас начальник училища новый, так что неизвестно, какие порядки. Я же только прибыл считай и сразу на больничный. Пойду вот завтра. Буду уже помаленьку втягиваться в процесс.

Часов в пять приходит Трыня. Выглядит он немного взволнованно, но ничего не объясняет.

– Потом поговорим, – бросает он, когда я пытаюсь выяснить в чём дело.

Мы болтаем, тренькаем на гитаре, вернее воем и ревём на гитаре и уламываем папу пробить нам пару раз в неделю возможность тренировок. Андрюха прям очень сильно загорается этой идеей, и отец обещает сделать всё, что возможно.

Потом ужинаем. Со дня рождения уже ничего не осталось. Поэтому мы с Трыней едим магазинные пельмени, а родители паровую рыбу. Нам тоже предлагают, но мы отказываемся. Я эти смешные подушечки, помню, в детстве любил. Практически та же колбаса, только в тесте.

Нет, вру, конечно. Вкус совсем другой, от колбасы и близко ничего нет, только консистенция. Некоторые пельмешки развариваются, сбрасывая свои шкурки из теста, и остаются голыми, маленькими розовато-серыми пенёчками или пеллетами, чтобы не сказать чего похуже.

В моей глубокой тарелке оказываются и разваренные, и не разваренные, и пенёчки, и шкурки. Я заливаю их густым слоем сметаны и посыпаю чёрным перцем. Самое смешное, что мне это безобразие нравится. Я просто кайфую от него. Да ещё и с кусочком чёрного хлеба. Просто атас. Каждый день есть не буду, но в охотку, первый раз лет за тридцать… Просто огонь. Мама смотрит с удивлением, а я наяриваю, только за ушами трещит.

Наевшись и напившись чая, выходим на улицу, погулять с Раджем.

– Ну, рассказывай, конспиратор, что там стряслось? – спрашиваю я. – Выдержка у тебя, как у Штирлица, конечно. Молодец.

– Да чё рассказывать? Ты же и сам поди знаешь.

– Про одноногого что ли? – спрашиваю я.

– Ага, – кивает Трыня.

– Я не всё знаю. Расскажи, чем там дело кончилось, если в курсе.

– Ну ты матёрый, конечно. Я, если честно, опупел конкретно. Как ты вообще пятерых уделал? Я не всё знаю, но у нас интернат весь день сегодня кипит. Все про крутого Бро говорят.

– Ну, расскажи, что знаешь.

– Во первых, я чуть не поседел, как Брут, когда узнал, что тебя к Джагиру поволокли.

– Какой ещё Брут?

– Ну, этот, Хома, из Вия, – пожимает он плечами.

– Смотри-ка, – удивляюсь я, – ну-ну, продолжай. А, нет, погоди-погоди. А если бы его план увенчался успехом, ты бы перестал со мной общаться?

Трыня зависает сначала, но быстро соображает, о чём речь.

– Во-первых, – говорит он с обидой в голосе, – они бы тебя так отделали, что ты бы ещё нескоро смог общаться, если вообще смог бы. Въезжаешь, да? А, во-вторых, нет, я бы не перестал.

– Ладно, – я приобнимаю его за плечо, – извини, что спросил. Правда. Глупость сморозил.

– Фигня, – великодушно прощает он. – Ну, короче, я не знаю, как ты это сделал, но ты теперь легенда.

– Легенда о динозавре, – говорю я. – Хреново, вообще-то. Легенду все хотят сокрушить, а мне это вообще не надо.

– Ну, теперь ничего не поделать. Короче. Джагир и Цыган в больничке. Цыган в розыске был и Боня тоже. Цыгана взяли. У него рожа ошпарена, но как бы не сильно. Глаза не пострадали. И сотряс у него. Конь в норме. У Фета челюсть сломана и зубов нет. У Джагира черепно-мозговая, но вроде очухается. У Бони сотрясение по ходу, но он в больничку не ходил. Конь вообще огурцом, ничё не сломано. Боня и Конь свалили оттуда, они не при делах как бы. Конь самый молодой. Он у нас в десятом классе учится. А Боня и Фет тоже у нас учились, ну, раньше, то есть. Менты вроде на пьяную драку решили всё списать. У них праздник, Цыгана поймали, хотят на него всё и повесить. Может и Джагиру тоже чего припаяют.

– Кто что говорит? Не ваши пацаны, естественно, а от блатных какие разговоры слышны? Или от Кахи что-нибудь?

– Каха говорит, что Джагир сам виноват, беспредельничал, и за него никто впрягаться не будет. Короче, это типа его дело. Ещё сказал, что никогда не говорил, будто ты на Джагу катил. Что не знает, с чего он это взял. Так что это дело чисто одноногого и тех, кто в нём участвовал. В общем, все умыли руки. Ещё сказал, что с тобой не закончил, что типа у него к тебе старый счёт остаётся, но сейчас пока не время. А потом, когда время придёт, он с тобой рассчитается. Пацаны говорят, что он просто ссыт и так типа на тормозах хочет спустить. Ну и вот. Конь язык в одно место засунул и ничего никому не говорит. Боня где-то шкерится, но за тобой вряд ли пойдёт. Все пацаны хотят научиться махаться, как ты. Но только теперь если чё, если кто захочет тебя загасить, будут на тебя целой толпой ходить. Имей в виду.

– Придётся стать Шаолиньским монахом и Брюсом Ли.

– Это чё значит?

– Потом расскажу.

– Ладно. Короче, это Каха говорит, но как там на самом деле, я не знаю.

– Слушай, – говорю я. – Я теперь с тобой по улицам не буду ходить. Надо нам затаиться. Конспирацию соблюдать. Во-первых, будешь моими ушами, а во-вторых, тебе самому лучше не афишировать наши дружеские отношения. Спокойней будет. А про Рыжего, кстати, ничего не слышно?

В это время из-за угла дома появляется Рыбкина.

– О, мальчики, привет! – говорит она, подбегая к нам. – Давно гуляете?

Радж радостно лает, приветствуя её появление.

– Да, – отвечает Трыня, – давненько. Я вот собираюсь к себе уже возвращаться. А ты откуда и куда?

– Я к Ленке Мироновой ходила из параллельного класса.

Я поворачиваю голову и вижу, как из-за того же угла появляются ещё две фигуры и одна из них кажется мне знакомой. Ёлки… так это же Рыжий, собственной персоной. Неожиданно…

– Так, – говорю я. – Быстро. Андрей, бери Наташку и веди в подъезд.

– Почему это? – удивляется она.

– Быстро и без разговоров. В Наташкин идите, чтоб он тебя не срисовал, понял?.

– А… – начинает она, но встретившись со мной взглядом, тут же осекается.

– Мухой, я сказал.

Она недоумённо смотрит на меня, но позволяет быстро сориентировавшемуся Андрею увести себя к подъезду. Я же поворачиваюсь в сторону пришельцев и иду им навстречу. Сделав несколько шагов, останавливаюсь. Радж подбегает ко мне и становится чуть впереди, внимательно глядя на приближающихся людей.

Они останавливаются в паре шагов.

– Здорово, Бро, – неприязненно говорит Рыжий.

Руку он держит на перевязи, и манерно оттопыривает указательный палец, замотанный, как колбаска. Рожа чёрная, даже в сумерках это хорошо видно. Рядом с ним стоит крепкий коренастый парняга лет тридцати. Он в спортивной шапочке и короткой кожаной куртке. Лицо безразличное. Глаза пустые. Думаю, он опасный и неудобный противник.

– Здорово, коли не шутишь, – отвечаю я. – Какими ветрами вас надуло?

– Это что ли и есть твоё Бро? – спрашивает коренастый.

– Ага, он, – говорит Рыжий, – Слышь, Бро, мы по твою душу пришли.

5. Решения съезда выполним

Надо, наверное, с Раджой позаниматься, сделать его боевым псом. Хотя, жалко, конечно. Не хочется его мучить, да и в случае реальной заварухи ему может достаться, мама не горюй. Мы стоим и молча смотрим друг на друга. Искры, конечно не проскальзывают, но воздух становится гуще. Ну, говорите, вы же пришли, не я. Чего вам там нужно?

– Короче, Бро… – начинает Рыжий и замолкает, прикусывая губу.

Коренастый безразлично смотревший на меня, поворачивается к Рыжему и в его взгляде появляется любопытство.

– Мля… – мнётся Рыжий. – В общем, хочу замять инцидент… Был неправ.

Чего? Это типа он извиняется что ли?

– Но ты, вообще-то тоже! – голос его делается увереннее и злее, но будто что-то вспомнив, едва начав, он тут же замолкает.

Ну ладно, понимаю, извиняться трудно, да?

– Ты тоже меня прости, я уже пожалел, что так сорвался, – делаю я пилюлю не такой горькой.