Нетрудно заметить, что Левин – единственный из важных персонажей «Анны Карениной», который знакомится с Анной только в самом конце ее романа, в седьмой части. Знакомится случайно, потому что Стиве в винном подпитии вздумалось повезти Левина из Английского клуба к своей сестре. Стивой движут братские чувства, ведь с его сестрой никто из «приличных» людей не общается. С другой стороны, он поступает нехорошо, потому что знает о беременности своей свояченицы и о том, что знакомство Анны с Левиным ей точно не понравится. Толстой не раз указывает на то, что, как бы Кити ни была счастлива с Левиным, она не простила Анне ее поведения на балу. Мол, такое женщины не прощают.

Левин при первой и единственной встрече с Анной был очарован ею. Впрочем, она сильно постаралась для этого, использовав свои женские чары и приемы. Например, разговаривая со Стивой и своим издателем (Анна написала книгу для детей), она на самом деле обращается к Левину, намекая, что только он в этой компании ей интересен. Безотказный прием обольщения! Заметим также, что Левин, как и Стива, прилично выпил в Английском клубе. Так что произвести на него впечатление такой женщине, как Анна, было нетрудно.

Дальнейшее известно. Левин вернется к Кити, расскажет ей о встрече с Анной, она по его глазам все поймет и устроит истерику. Проговорив всю ночь, они помирятся.

На самом деле это один из самых странных и загадочных финальных эпизодов романа. Зачем он?

Ко времени встречи с Анной Левин уже знаком со всеми главными персонажами. Со Стивой они давние приятели. Долли как женщину и мать он чуть ли не боготворит. С Вронским они знакомятся в самом начале романа, в доме Щербацких, после неудачного предложения Левина Кити. С Карениным они случайно оказываются в одном отделении вагона, когда Каренин едет в Москву по делам и чтобы устроить развод с женой, а Левин возвращается с медвежьей охоты. Потом они еще раз встречаются – в доме Щербацких, когда Левин второй раз делает предложение Кити.

Светский круг был тесен не только в Москве и Петербурге, но и при выездах за границу. Эти люди были связаны друг с другом, как мухи в патоке. Находясь на водах, Кити, еще не будучи женой Левина, знакомится с его братом Николаем, который болен чахоткой. Потом она вместе с Левиным, уже ставшим ее мужем, будет присутствовать при смерти Николая в провинциальной гостинице. В тот день, когда он умрет, она узнает от доктора о своей беременности. Зачем Толстому понадобилась эта линия?

Ответ вроде бы прост. Это сама жизнь в ее непредсказуемости. Но не все так просто. Почему-то роман Толстого устроен так, что Левин «непредсказуемо» знаком со всеми главными героями, кроме Анны. Да, Левин живет в основном в деревне, а Анна – в Петербурге, за границей или в Москве. Но что мешало им «непредсказуемо» познакомиться в начале романа в Москве, когда они были там одновременно? Что мешало им «непредсказуемо» и совершенно «случайно» встретиться за границей? Ведь и Левин туда выезжает.

Наконец, имение Левина Покровское находится в семидесяти верстах от имения Вронского, где Анна с любовником проводят целое лето. Долли потребовался неполный световой день, чтобы доехать из Покровского в Воздвиженское и пообщаться с Анной, которую она, несмотря ни на что, любит и которой благодарна за то, что она когда-то помирила их со Стивой. Левин в это время встречается с Вронским в губернском городе на дворянских выборах, у них обоих есть «шары» от своих уездов. Левин любопытен по части устройств чужих имений. И казалось бы… Два соседа. Вместе участвуют в дворянских выборах. Но имениями не сообщаются. Не потому ли, что там находится Анна, а встречаться с ней ни Кити, ни Левину не с руки. И опять что-то мешает познакомиться двум главным героям романа. Или героям двух романов?

Но обратимся к черновикам.

Чтение черновиков «Анны Карениной» – занятие не для слабонервных. Когда младшая дочь Толстого Александра Львовна вместе с братом Сергеем Львовичем в 20-е годы стала разбирать рукописи отца, готовя полное собрание сочинений, она была изумлена… У нее создалось впечатление, что черновики писал какой-то другой человек.

Мало того, что Толстой путается в именах, в одной и той же фразе называя одного героя разными фамилиями. Он путается во временах, в возрасте героев, в количестве их детей. Впрочем, эта особенность романа осталась и в чистовой редакции. Но главное – стиль, стиль! Разницу между черновиками и окончательной редакцией нельзя даже сравнить с разницей между эмбрионом и ребенком. Это – разница между уродцем и красавцем.

В окончательной редакции «Анны Карениной» появление Вронского у Щербацких и впечатление, которое он производит на Кити, описано скупо, но с несравненной художественной правдой.

[о]: «Это должен быть Вронский», – подумал Левин и, чтоб убедиться в этом, взглянул на Кити. Она уже успела взглянуть на Вронского и оглянулась на Левина. И по одному этому взгляду невольно просиявших глаз ее Левин понял, что она любила этого человека, понял так же верно, как если б она сказала ему это словами^[3].

Шедевр! Впечатление, которое производит на влюбленную девушку появление в гостиной ее молодого человека, показано глазами уже немолодого мужчины, который сам влюблен в эту девушку, но только что получил от нее отказ.

А вот черновик. Здесь граф Вронский еще именуется Удашевым.

[ч]: Она была так увлечена Удашевым, он был так вполне предан ей, так постоянно любовались ею его глаза, что губы ее не развивались, а, как кудри, сложились в изогнутую линию, и на чистом лбу вскакивали шишки мысли…

Вот на вечер к Щербацким приехал Стива (в окончательной редакции его там не будет). Здесь Левин еще назван Ордынцевым.

[ч]: Ордынцев уже сбирался уехать, как приехал Стива, легко на своих маленьких ножках неся свой широкий грудной ящик.

«Шишки мысли» на голове прекрасной девушки из окончательной редакции исчезли, превратившись в очаровательную морщинку на лбу, когда на катке Кити задумалась, не зная, как ей вести себя с Левиным. А вот «грудной ящик» Стивы остался, но без этих смешных «маленьких ножек», которые делали из Облонского какого-то уж совсем карикатурного типа:

[о]: «Там видно будет», – сказал себе Степан Аркадьич и, встав, надел серый халат на голубой шелковой подкладке, закинул кисти узлом и, вдоволь забрав воздуха в свой широкий грудной ящик, привычным бодрым шагом вывернутых ног, так легко носивших его полное тело, подошел к окну, поднял стору и громко позвонил.

В первых черновых набросках отсутствовали Левин и Щербацкие. А вот «божественная Кити» уже была. Но не та Кити, в которую будет влюблен еще не существующий Левин. Это – сестра Алексея Александровича Каренина, который еще именуется Михаилом Михайловичем Ставровичем. В результате эта Кити превратится в Лидию Ивановну – духовную подругу Каренина. Каким образом из «божественной» Кити родилась бесцветная моль в образе Лидии Ивановны – еще один секрет творческой кухни Толстого.

Исследователь черновых вариантов «Анны Карениной» Н.К.Гудзий по разнице в цвете чернил определил, что в первоначальных черновиках романа не было ни Левина, ни Щербацких. «Они фигурируют лишь в планах, приписанных позднее на полях, где будущий Левин большею частью зовется Ордынцевым».

Итак, Левин (Ордынцев) все-таки появляется в первых черновых набросках, но в качестве персонажа, приписанного позднее между строчек и на полях. К этому времени в голове автора вокруг Анны (пока Татьяны Ставрович) уже сгруппировались все мужские лица, готовые выполнять свои служебные функции в романе. И вдруг в текст нахально вбегает Левин, абсолютно не нужный для развития основного сюжета.

«В набросках планов, – отмечает Н.К.Гудзий, – написанных позже, на полях только что рассмотренной рукописи, а также поперек ее текста (курсив мой. – П.Б.), намечены дальнейшие проекты развития сюжета романа. Тут фигурируют Левин, большей частью пока под фамилией Ордынцев, а также Кити Щербацкая».

Одного сюжета с изменой Анны (Татьяны) Каренину (Ставровичу) и последующими за этим событиями Толстому показалось мало. И он придумал Левина (Ордынцева) и Кити Щербацкую, которую любит Левин (Ордынцев), а она любит Вронского (Балашова, Удашева, Гагина, Вроцкого, etc. – Толстой долго искал подходящую фамилию для мужчины, которого способна полюбить такая женщина, как Анна). Но Вронский влюбится в Анну. И закрутится более сложный сюжет, в котором Левину пока еще отводится незначительная роль неудачника в любви.

И возникает вопрос.

Когда Толстой придумал Ордынцева, пририсовав его имя на полях и поперек начальной рукописи, он уже знал, что Ордынцев – это Левин, то есть – он сам, Лев Толстой? Он знал, что, приглашая Ордынцева в роман об Анне, он, по сути, приглашал в него самого себя в качестве героя? Не говорю даже главного героя, каковым затем станет Левин. Но просто – героя?

Любопытно, что и к фамилии Левин Толстой пришел не сразу. Одним из вариантов после Ордынцева был Ленин. Этот самый Ленин иногда соседствует с Левиным в одном предложении черновика. Это говорит о том, что либо Толстой писал это в рассеянном состоянии ума (порой черновики наводят на такую мысль: например, в одной из редакций поезд с Анной прибывает в Москву… из Москвы), либо он не сразу решил связать фамилию героя со своим именем. Так сказать, подарить ему свое «отцовство».

Теперь представим себе, что было бы, если бы Левин остался Лениным. Очевидно, что вождь большевиков Владимир Ульянов не взял бы себе такую партийную кличку. Это было бы просто смешно ввиду невероятной популярности романа Толстого. И тогда не было бы Владимира Ильича Ленина, марксизма-ленинизма и города Ленинграда. Блокада Ленинграда называлась бы как-то иначе. Так одна буква в фамилии романного героя изменила бы ключевые имена, названия и понятия советской истории.

Итак, Ордынцев… Еще не Левин. И даже не Ленин. Просто персонаж, который, допустим, понадобился Толстому для расширения романа и который в результате тоже должен был как-то сгруппироваться вокруг Анны, как остальные мужские лица. Что это за человек? Насколько он интересен?

В черновиках Толстой постепенно старил своего героя: 26 лет, 30 лет… Пока не довел его до нужной кондиции – 32 года, как в окончательной редакции. Кити, напротив, молодела – из 20-летней девушки превратившись в 18-летнюю; 32 года и 18 лет почти в точности совпадают с историей женитьбы 34-летнего Толстого на 18-летней Сонечке Берс. Стало быть, Толстой не сразу пришел к решению отождествить себя с Левиным.

В черновиках Ордынцев, когда он обретает плоть и кровь, а не просто остается в планах на полях ранних рукописей, меняет свою фамилию на Нерадова. Фамилия – «говорящая». Человек не умеет радоваться жизни. Однако этот Нерадов – вполне жизнерадостный тип. Даже слишком жизнерадостный.

В раннем замысле Толстого Нерадов был приятелем не Стивы, как Левин, а Гагина, одного из вариантов будущего Вронского. И они оба влюблены в Кити, но пока не знают о чувствах друг друга. Позднее Ордынцев возненавидит Удашева (в которого превратится Гагин) как своего соперника. Ни о каких приятельских отношениях между ними речи быть уже не может.

Приехав в Москву, Нерадов останавливается у Гагина. Матери Гагина он не нравится, как в окончательной редакции романа он не будет сначала нравится матери Кити княгине Щербацкой. Почему? По той же самой причине: неотесанный «деревенщина».

«Что он всё такой же грязный?» – презрительно спрашивает Гагина его мать. И не мудрено. У Нерадова, приехавшего в Москву, «грязные, оборванные чемоданы».

Левин, приезжая в Москву, одевается в сюртук, пошитый у лучшего французского портного. Как это делал и Толстой, когда приезжал в Москву из Ясной Поляны.