Плутаю по территории, отыскивая стационар. Покупаю одноразовый медицинский халат и бахилы. Поднимаюсь в травматологическое отделение.

Пахнет хлоркой…

– Извините… Добрый день. А в какой палате лежит Геннадий Попов? – обращаюсь к молоденькой медсестре на посту.

– В пятой. По коридору до конца, платное отделение, – любезно подсказывает она, даже не спросив, кем я ему прихожусь. Хотя, может, это и неважно.

Иду в указанном направлении, чувствуя, как внутри нарастает волнение.

Отыскав нужную палату, замираю перед ней в нерешительности. За наполовину стеклянной дверью видна высокая больничная кровать. На которой лежит человек. Мужчина. Весь перебинтованный.

Становится жутко до тошноты.

Собравшись с силами, захожу. Делаю пару неловких шагов и снова застываю на месте, испуганно разглядывая его.

Из одежды на нём только шорты. Левую половину туловища немного прикрывает простынь. Правая нога в гипсе до самого бедра. И правая рука, из которой вдобавок торчат металлические спицы. Грудная клетка перебинтована. Голова тоже в бинтах, словно в шапке. Лицо как будто отёкшее, под глазами синяки.

Несмотря на то, что Геннадий шантажирует моего отца, становится его жалко. Похоже, ему крепко досталось. Кажется, папа в данной ситуации очень неправ.

Сомневаюсь в том, что этот мужчина мог намеренно броситься под колёса, как предположила Анна. Разве можно сознательно так себя покалечить?

Мужчина смотрит телевизор, висящий на стене напротив его кровати, и что-то ест из пакета здоровой рукой. Перевожу взгляд на упаковку – чипсы.

– Здравствуйте, – прочистив горло, негромко произношу я, привлекая к себе внимание. – Вы – Геннадий?

Он поворачивает голову на звук, и его губы искажает неприятная ухмылка.

– Ух ты, какая киса! Неужто такая – и ко мне? – произносит скрипучим прокуренным голосом, вытирая руку после чипсов об простынь. После чего берёт лежащий рядом с ним на постели пульт и приглушает звук телевизора.

Мне совсем не нравится, каким взглядом он ощупывает мою фигуру. Становится противно.

– Я дочь того человека, который вас сбил, – преодолевая брезгливость, сообщаю я.

– Аха, вот что. Значит, дочка жлоба, который меня чуть не угробил.

– Мой отец не жлоб. Насколько я знаю, он оплатил вам лечение, достал дорогостоящие препараты, которых в больнице нет.

– И решил, что так легко отделается? – оскаливается Геннадий, обнажая неровные жёлтые зубы. – Нет, киса. Он всосался по полной. Или заплатит, или сядет, так и знай.

– Но послушайте, миллион – это ведь нереально большие деньги!

– Не смеши меня. Думаешь, я не знаю, кто твой папаша? Не переживай, добрые люди рассказали, поведали мне о нём. Бабки у него точно есть, и немало. Так что пусть раскошелится, от него не убудет.

– Но почему он должен платить, если вы сами под колёса выскочили?

– Что? Ты что несёшь, дура? – рявкает на меня Геннадий так громко, что я аж подпрыгиваю. – Я шёл себе спокойно, переходил дорогу, а твой папаша на меня налетел! Таких водил, как он, за руль пускать нельзя!

– Неправда. Мой отец аккуратный водитель, – дрожащим голосом возражаю я.

– Твой папаша меня чуть не угробил! И после этого ещё жлобится моральный ущерб оплатить? Свинья он, и место его за решёткой!

Кровь бросается мне в лицо. Пульс стучит в висках. Хочется развернуться и бежать из этой палаты как можно дальше, чтобы больше никогда не видеть и не слышать этого человека. Но я заставляю себя выдохнуть и собраться.

К сожалению, от этого человека зависит судьба моего отца.

– Давайте хотя бы обсудим сумму, – выдавливаю я из себя. – Миллион – это очень большие деньги, у нас их просто нет.

– Не заливай мне, киса. Знаю я, кто такой Пётр Мышкин. Несите давайте бабки. Не принесёте завтра – я попрошу два миллиона. Или три. И никуда вы не денетесь, один хрен придётся раскошелиться. Иначе папашу твоего посадят, к бабке не ходи. Так что тащи сюда лям, пока ещё я добрый.

Мне снова приходится совершить усилие над собой, чтобы суметь продолжить диалог.

– Как я могу быть уверена, что если заплачу вам, вы сдержите своё обещание? Вдруг вы всё равно захотите посадить папу? – интересуюсь я, пытаясь выглядеть максимально спокойной, хотя внутри бушует ураган.

– Гена Попов – человек слова, киса, – скрипит своим отвратительным голосом он. Выглядя при этом до тошноты довольным. Будто я уже вручила ему миллион. – Принесёшь бабки, я ментам скажу, что сам виноват. Что мне тупо жить надоело, решил руки на себя наложить. И претензий к твоему папаше не имею.

– Хорошо, – напряженно киваю я. – Но так быстро денег мне не найти. Нужно будет подождать какое-то время…

– Ты чё, меня за лоха держишь, киса? – грубо перебивает Геннадий. – Бабки я жду до завтра. Потом будет два миллиона. Поняла?

Прикрываю на секунду глаза и медленно выдыхаю. Внутри бурлит злость. Хочется броситься на этого Геннадия с кулаками и выцарапать ему глаза. И травмы его уже ни капли жалости во мне не вызывают.

Но я заставляю себя выдохнуть. Запереть свои эмоции на засов. И попросить:

– Пожалуйста…

– Ну раз ты так просишь, киса… Я могу и уступить тебе. Подожду чуток подольше. Только сделай мне что-то приятное. Ты такая свежая и аппетитная. Порадуй старика.

Не могу сдержаться, и моё лицо перекашивает от омерзения.

Разворачиваюсь и ухожу прочь.

Чувствую себя так, будто меня только что окунули в грязь по самую макушку.

Зато теперь я понимаю, почему отец даже не рассматривает возможность заплатить этому Попову. Он презирает подобных личностей. И лучше сядет в тюрьму, чем пойдёт на поводу у кого-то подобного. Для него это дело чести.

Теперь я почти уверена, что Гена Попов бросился под колёса папе не случайно. Да не почти, а уверена. Возможно, это заранее спланированная акция. Я слышала о таком. Но чёрт… Насколько же аморальной личностью нужно быть, чтобы творить подобное!

Или больным на всю голову… Ведь покалечился как. А мог и вообще умереть. И тогда бы папу точно посадили…

Меня бросает в холодный пот от этой мысли. А ведь угроза вполне реальна. Отца и правда могут посадить.

Он не вынесет такого унижения. Просто не переживёт.

Но и надеяться на то, что суд чудесным образом признает папу невиновным, глупо.

Хоть и противно это, и неправильно, но я не вижу иного выхода, как засунуть свою гордость подальше и заплатить Геннадию самой. А папа пусть думает, что у Попова внезапно проснулась совесть.

Других вариантов, которые не ударят по нашей семье, просто нет.

Осталось только придумать, где мне до завтра найти миллион.

10. Не сошла ли я с ума?

Единственный вариант, который приходит в голову – кредит.

Из больницы еду сразу в банк. Но там мне сообщают, что максимальная сумма, которую они готовы мне дать – это сто восемьдесят тысяч.

– Я ничего не понимаю, почему так мало? – раздражённо спрашиваю я.

– У вас отсутствует кредитная история, но зато есть нагрузка в виде кредитной карты, – любезно поясняет сотрудница банка, – исходя из этого, а так же из размера вашей заработной платы, большую сумму банк может предложить только под залог недвижимости.

– А причём тут кредитная карта, я же ещё не снимала с неё деньги?

– Это не имеет значения, наличие кредитной карты банк рассматривает как риск. Ведь вы в любой момент можете снять с неё все деньги.

– А если я её закрою?

– Для этого вам необходимо написать заявление, мы отправим его в головной офис, и через несколько дней можно будет попробовать повторно подать заявку на кредит. Но я не могу вам сказать, насколько увеличится в итоге сумма. Скорее всего, разница будет несущественная, – признаётся менеджер, глядя на меня сожалением и неловко поджимая губы.

– Хорошо, я поняла, спасибо, – потерянно отвечаю я.

Встаю из-за стола и отправляюсь на выход. Девушка ещё что-то говорит мне вдогонку, но я уже не слушаю её. Просто ухожу.

Поравнявшись с отделом по обслуживанию юридических лиц, замираю на секунду. Накрывает воспоминанием, как мы столкнулись на этом самом месте с Сергеем.

И сердце тоскливо сжимается в груди. Даже сильнее, чем прежде.

Для Сергея, наверное, сумма в миллион – не проблема. Раз уж он покупает рестораны. И дорогущие машины в качестве эксперимента.

Может, мне позвонить ему и попросить в долг?

А что, отличный предлог, чтобы еще раз увидеться… Ведь мне, чёрт, так хочется ещё раз с ним увидеться! Я, видимо, та ещё мазохистка…

В голове даже сами собой начинают придумываться фразы, которые я могла бы озвучить ему.

«Я бы никогда не обратилась к тебе, но у меня безвыходная ситуация»…

Или:

«Я буду очень благодарна, если ты мне поможешь»…

А вдруг он действительно возьмёт и поможет?

Тогда, наверное, я бы могла простить ему…

Столько лет прошло, вдруг он изменился? Вдруг сожалеет о том, что сделал, просто не в силах об этом сказать?

Если Сергей мне поможет, просто возьмёт и бескорыстно поможет, по-рыцарски, как настоящий мужчина, тогда… я ведь излечусь. Эта невыносимая обида на него наконец пройдёт. Перестанет отравлять мне жизнь. И я прощу его.

Безумная идея о звонке Серёже настолько завладевает моим рассудком, что даже беспокойство о проблемах отца отходит на второй план.

Покинув банк, дохожу до сквера и усаживаюсь на первую попавшуюся свободную лавочку. Достаю из сумки телефон.

Номер Сергея я не сохраняла. Но он всё ещё висит в истории исходящих звонков. Я честно собиралась его оттуда удалить, но почему-то так до сих пор и не сделала этого.

И сейчас ничто не мешает мне взять и позвонить. Попросить помощи.

От задуманного трясёт. На улице стоит жара, у а меня зубы стучат, будто в лютый мороз.

А если он откажет? Если ответит, что таких денег у него нет, то что тогда?

Понятия не имею. Наверное, будет очень стыдно и неловко.

Да и плевать. Я решила, что позвоню ему, и позвоню. А там будь что будет.

Не хочу гадать, взвешивать, анализировать, не хочу… передумать. Я чертовски не хочу передумать!

Боже… Что я творю? Не сошла ли я с ума?

Похоже, что сошла.

Подрагивающими пальцами отыскиваю тот самый номер в исходящих. Делаю глубокий вдох, собираясь с духом… И касаюсь пальцем экрана.

Подношу телефон к уху и слушаю длинные гудки.

Сердце молотит в груди, и все внутренности сжимаются, будто я несусь на американских горках с бешеной скоростью, и вот-вот будет тот самый обрыв…

– Алло, – раздаётся из трубки спокойный, знакомый до боли голос, и я замираю, не в силах выдавить из себя ни звука.

Пульс стучит в висках, лицо горит, не могу дышать. Кажется, сейчас просто умру…

Может, бросить трубку?

В панике жму отбой.

Закрываю рукой глаза, истерично смеюсь.

Господи, ну что за дура?

Как можно столько лет продолжать любить того, кто тебя предал? Как можно до сих пор так неадекватно реагировать на него?

Зажатый в моей ладони телефон оживает и начинает вибрировать. На экране высвечивается тот самый неподписанный номер.

И сердце моё снова разгоняется до ста за одну секунду.

Ну конечно, я ведь не додумалась скрыть номер, прежде чем набрать. И теперь Сергей мне перезванивает.

Не брать трубку? Кинуть его в черный список?

Боже, как это глупо…

Я брежу, я просто брежу, других объяснений у меня нет.

– Алло, – всё же принимаю вызов. – Извините, я ошиблась номером.

– Ну да. Скажи ещё, что не знаешь, кого набрала, – раздаётся из трубки насмешливое.

Краснею до кончиков ушей. Почему-то мне и в голову не пришло, что Сергей мой номер все же сохранил.

– Я случайно, – вру я и морщусь, осознавая, насколько бредово это звучит.

– Ну хорошо, – отвечает он.