ГОЛОВА СКАЗОЧНИКА

Памяти Геннадия Цыферова

Вот голова Камилла Демулена
Бормочет нежные слова
Вот голова как маска льва
Свирепые черты Дантона

Вот Цыферова голова
Трясет соломенной бородкой
И распускает губы как бутон:
– Любил я в жизни сей короткой
Вас Робеспьер Марат Дантон —
Само звучание имен

– И вашу голову Людовик
Я целовал в глаза и лобик

Марина помнишь это лето
Марина ах! – Антуанетта
Была любовь… Была Москва…
В подушках чья-то голова
Я в руки брал ее – и это
Была она – Антуанетта

И вашу голову Дантон
Я видел в Химках под мостом
И вашу голову Камилл
Я видел в Болшево под дубом
Болела под осенним небом
Дождь листья на нее лепил
А пляска алых колпаков —
Так листья в парке закружило!
Я был нелеп и бестолков
Но сердце видело и жило

И вот новинка – гильотинка
Над сердцем нож ее навис
И падает сползает Генка
В колени в кружева маркиз —
По лестнице ногами вниз

Я – сказочника голова
И может быть чего-то стою
Хоть золотистою пыльцою
Цветов и бабочек полна

Любили же в конце концов
Чужие жены чьи-то дети
Мое бугристое лицо
Купринско-чеховские дяди

Ах, все во мне перемешалось
Россия… Франция… века…
Маркизы… бабы… боль и жалость…
И бабочки… и облака…

ЖИТИЯ

КНЯЗЮ ИВАНУ ХВОРОСТИНИНУ – ВИРШИ

Княже Иван Хворостинин
Край наш велик и пустынен
Прими мои вирши
Хоть твои вирши старше
Но мои – горше

Иван Хворостинин княже!
На земле московской все то же —
«Сеют землю рожью
А живут ложью»
«Глупостью мир удивляют
А помыслить о том не желают»

Первый русский виршеслагатель
Подкузьмил тебя Кузьма-приятель
Схватили тебя княже ярыжки
Понеже писах супротивные книжки
И что в вере нетверд уже знали понаслышке
Лаяли тебя дьяки-собаки
Плевались попы и монахи
Казали тебе сраные сраки
И паки и паки и паки…

И решили шиши и ярыги
– Сослать в монастырь навеки
– Не дать ему в руки книги
– Дабы не чтением ни писанием
Аже и помышлением!

Иван Хворостинин княже!
Как пахнет телячья кожа!
Как бумага плотна и шершава!
Поругание князю – и слава!

II. СКЛАДЕНЬ

«И исполнилось все

Духа Святого…»

Деяния Апостолов, гл. 2, стих 4

1. ВИРШИ О МОНАХЕ ГЕРМАНЕ —

КЕЛЕЙНИКЕ ПАТРИАРХА НИКОНА

При тишайшем Алексей Михалыче
Тихо на Руси – не как бывалоча

Из патриарших келейников
Лицом как юный Алейников
Рисовал цветную заставку
Буквицу и райскую травку

И пока на бумаге сохла
Киноварь лазурь да охра
Пришли на ум слова приятные
Бисер светлый дева благодатная

Легкий детский волос клонится дыша
И бормочет Герман – девичья душа —
– Радуйся благодатная
Ангел царю дарованная

А в оконце выбеленной кельи
Слышно ему школьное веселье
На снегу рассыпались галки —
Послушники играют в салки

Даве говорил ему Никон
– Ты из головы это выкинь
Не возжайся с этой молодежью
Ведай одну кротость – правду Божью

Ну а сам-то не кроткий не кроткий
Чьи глаза горят из‐за решетки?
Заросли расстриги волчьей шерстью
Лаялись творили двоеперстие!

Ни татары ни поляки ни войны —
Все равно на Руси неспокойно
Не спасет ли нас многократное
Радуйся дева благодатная

И монах кропает акростих
Ухватив синицу за хвостик
Сверху вниз
РАДУЙСЯ БЛАГОДАТНАЯ
Снизу вверх
РАДУЙСЯ БЛАГОДАТНАЯ
И еще раз – по диагонали
Чтобы силы Божьи увидали

И когда слова все явились
Волосы на голове зашевелились
Со страниц подуло непонятное
РАДУЙСЯ БЛАГОДАТНАЯ

И пришло! И пало благодатью
На монаха Германа на честную братию!
И на всех на нас с полей России
Сквозь оконце бьют лучи косые!

О Жена Облаченная в Солнце
Все погибнем или все спасемся?

2. ВИРШИ О ПЕТРЕ БУСЛАЕВЕ,

ПРОТОДИАКОНЕ УСПЕНСКОГО СОБОРА

Петр Буслаев – протодиакон темный
Но по детской своей вере – человечище огромный
Служили панихиду в Успенском соборе
По Марии Строгановой – общее горе
Петр Буслаев диакон
Был величав и заплакан
Но когда дошел до «вечной памяти»
Стал ты весь как не здесь – как без памяти
Ты имел умозрительство душевое
Храм наполнило воинство волшебное
Восходили ввысь и сходили с купола
На богатова на темнова на глупова
Херувимами серафимами
Лицами белея нестерпимыми
Как мечами обоюдоострыми
Над детьми над братьями над сестрами
И видали – и боялись проснуться
И тянулись их сандалий коснуться…
Чистый хор всплеснул голосами —
Изогнулись пламена – заплясали
Словно многоцветными крылами
Пламенные лица прикрывали
И тогда из недр своей веры
Ты извлекал т а к о е без меры
Что – теперь и как во время о н о
Что трубило у стен Иерихона!..
Разом сдунуло свет – все погасло
И стояла мгла в соборе как масло
Лишь светила свечечка копеечная
На икону – на лице Ея вечное

3. ВИРШИ О СИЛЬВЕСТРЕ МЕДВЕДЕВЕ,

ДУХОВНИКЕ ЦАРЕВНЫ СОФЬИ

Эрудит и философ и на лире тщится
Не дано было тебе к духу приобщиться
Бесом лез в политес – и во все такое
Сладко пахнущий монах – в Софьины покои
Черным вороном блестела в переходах борода
О! царевна философии казалась не чужда
Говорила по-латыни и по-гречески…
А кругом уже решили: ворожили ворожили
Вынимали след человеческий
Дескать Софья на свече
Ж Г Л А
Курчавый темный волос
И рука в перстнях и кольцах
Синим холодом кололась

Петр катит на свинье по Москве-столице
И дано было тебе к мукам приобщиться
Треуголка на столе клещи горы и дыба
И забилось тело белое как рыба
– Отпусти меня земля мать-кормилица!
– Н Е Т —
Зеленое сукно и чернильница
Вздернули и растянули – ребра ходят жарко
Ох взлетел ты высоко – выше патриарха!
Кто-то воет и визжит – уберите кошку!..
Снизу красное лицо плющится в лепешку…
Унесите это тело – легче будет голове…
Вдруг увидел будто ползает младенец в мураве
Нет ни мамки нет ни няньки – нет на нем одежки
Улыбаются чему-то розовые ножки
Будто ты всю жизнь дремал а теперь проснулся
И чего не понимал к тому прикоснулся —
Эрудит и философ и пиит изрядный
Оказался сей же миг в купели прохладной
Вынимали тебя девы из купели
Завернули в простыни – и несли и пели…
Дьяк почесывался – вошь ела помаленьку
– Вора и еретика Медведева Сеньку
На Красной площади супротив Спасских ворот
Смертию казнить – голову отсечь!

III. КАРАСЕВ

В 10 часов Карасев
Вышел из ресторана
Ночь принимая вид бурана
Валила с ног в снег

Кремль? – ничего похожего
Вокруг дымилась Арктика
Умолял прохожего
Смахнуть со спины чертика

11 часов – Карасев
В Александровском саду искал невесту
12 часов – Карасев
Полз по Крымскому мосту
Прячась от пуль
И мешая движению…
В таком положении
Его подобрал милицейский патруль
Заткнули пасть

Утром в шесть
Дежурный
Прошел к уборной
Умылся и вернулся на свое место
По-бабьи подоткнув подол
Проститутка мыла пол

Подать сюда прохвоста
Который с Крымского моста!
Дверь камеры
Приотворилась
А там черт знает что творилось
В маразме
Плавали миазмы
Храпели странные миры
И шевелилось нечто вроде протоплазмы

Иерихонская труба
Воззвала
– КАРАСЕВА!
Вышла рыба
Глаза невинные как небо
И в каждом грустный грешник нарисован

– Ну что с тобою делать Карасев?
– Пожалуйста возьмите штраф —
С похмелья
Милицию раскалывало болью
– Ну парень наломал ты дров —
Посмеивались окружающие
Пал на колени Карасев
На полу снежинки тающие…
– Слушает дежурные 13‐го отделения
Высылаем наряд…
– Катись отсюда говорят
Пока не намотали срок…
Не помнит как
Выкатился на порог
И живо —
К палатке ПИВО!

А там уже томился длинный хвост
Опухших рыл
И ангел среди снежных звезд
Парил

ЖРИЦА КУЛЬТА

Дремлют дачники московские
Кира, я и Брусиловские
Парни с лыжами прошли
По вагонам путешествуя
Вдруг вошла танцуя шествуя —
Из совсем другой игры

– Будет Авель помнить Каина…
– Вы! Забыли про хозяина!
Сталин – мой отец и брат! —
У старухи голос мхатовский
Книппер-чеховский ахматовский
И замасленный бушлат

И кривясь улыбкой странною
Держит пальму ресторанную
Будто зонтик или флаг
Приближаются кошачие
Рыже-серые незрячие
– Будешь помнить или как?

Усмехнулась понимающе
– Посоветуйте товарищи
В общем можете идти —
На часы гляжу растерянно
Как плывет в другую дверь она —
Время ровно без пяти
Рядом девушки хихикают
Огоньки в окошке прыгают
Наше дело – сторона…
Но была она – вошедшая
Пьяная и сумасшедшая
Величава и страшна

МЕРТВОЕ СЕЛО – ПОДМОСКОВЬЕ

Ни движения ни шума
Лишь на белой крыше дома —
Голубая тень дыма
Откуда ни возьмись
Прикатил виляя виллис
На пригорке вылез
Фетровые бурки поскрипывают
– Погляжу-ка я на вас —
Кто-то всхлипывает
– Как навоз?
– Что корма?
Немы серые дома
Окна смотрят кротко
Скрипнула калитка
На снегу – следы
– Сюда пожалуйте сюда —
Навес. Окаменел навоз
– Где ж у вас коровы?
– Тут честное слово!
И поросят штук пятьдесят…
– Почему не хрюкают?
– Дак они мяукают
Хруп хруп – опорки
Поскрипывают бурки
И еще следы – навстречу
Теплый голос:
– Добрый вечер
Темный волос – на снегу
– Это наша птицеферма
– Где же куры?
– Вот – помет
Кохиноры и леггорны
Тыщи полторы примерно…
А теперь прошу к столу
Это – сало это – мед…
Нет ни меда
Ни народа!
Хоть кричи отчаянно
Нет в избе хозяина!
Солнце село
Тишина
Мертвое село!
Лишь машина —
У колоды
И следы, следы, следы
Волчьи заячьи овечьи…

КРИК ЭЛЕКТРИЧКИ

Как электричка неслась и кричала
В ночной подмосковной пустыне!
Как электричка неслась и стучала стучала стучала
Всеми своими вагонами полупустыми
Без головы и хвоста без конца и начала

Блюдца жестянки и банки дребезжали в
          заколоченной даче
Так электричка кричала – неслась и кричала!
Окна таких же вагонов мелькая летели навстречу
Светом своим мельтеша без конца и начала

Ночь без конца и начала – одни на рабочем
          воровском полустанке
Чудилась близость Москвы без конца и начала
И все сильнее бренчали ведра тазы и жестянки
Чайкою в снег электричка неслась и кричала

ПОЭМЫ

ЖАР-ПТИЦА (1995)

– Что за напасть такая на русских поэтов!

– А на русских художников?