Национальный герой любит плотно облегающие костюмы.

Известен знаменитый пиджак Лимонова, сшитый им самим из кусочков ткани. Видимая поверхность пиджака состояла из 114 кусочков ткани. Пиджак снабжён инициалами национального героя «Л» и «Э».

Рабочий Борис Иванович Чурилов как никто другой в своё время повлиял на Лимонова.

Без Бориса Чурилова Лимонов навсегда остался бы хулиганом Салтовского посёлка.

Такого рабочего как Чурилов во всём мире не сыскать. В 1964 году, на третьей смене, он и Лимонов впервые читали Кафку на украинском языке в журнале «Всесвит». А вокруг гудел литейный цех.

Все свои деньги Чурилов тратит на книги и пластинки. В 1974 году Чурилов ушёл из литейного цеха и стал землекопом.

Он рисует церкви на берёсте и изготавливает рукописное Евангелие с цветными миниатюрами.

Однако он всё же меньше Лимонова. Он просто удивительная личность. Лимонов же не подчинился среде. Он национальный герой.

Лимонов и Елена как:

Ромео и Джульетта

Дафнис и Хлоя

Беатриче и Данте

Петрарка и Лаура

Лейли и Меджнун

Дали и Галя

Мао Тзэ Тунг и Цэян Цин

Естественно не забывайте

что с приметами нашего времени.

Только по причине любви к Елене Лимонов полностью стал национальным героем. До этого образ его был не до конца выяснен. Не хватало раскрытия его в личных отношениях.

Сила Лимонова проявилась в так называемом реальном мире, как сила, заставившая Елену полюбить Лимонова, а затем и уйти жить вместе с ним.

Лимонов играл в кино:

Степана Тимофеевича Разина

Емельяна Пугачева

Василия Ивановича Чапаева

Сергея Есенина

и самого себя

в картине под названием «Национальный герой»

Ещё ему хотелось сыграть атамана Антонова.

Лимонов на 99,9 % безупречен.

Что в облике Лимонова может быть лишнее – это очки.

Ну уж тут – что сделаешь – врождённая близорукость.

Но образ Лимонова – без очков.

Да ещё и в косматой папахе.

Одежда любой фирмы, которую надевает Лимонов, становится одеждой национального героя.

Майки – лимоновки.

носки – рубашки – лимонки

пиджаки – лимон.

прически – айлимонов.

Ему не нужна особая обстановка.

Национальный герой обливает любые вещи своим сиянием.

И вещи приобретают новый романтизм.

Таковы и глинистый овраг в районе Харькова, и московские бензиновые огородики у Яузы, и дымящаяся свалка, и продавленные стул, и диван.

То есть как микроместность, так и макропейзаж.

Национальный герой может остановиться на улице и создать из себя статую.

Хорошо вечером прилечь и подумать о запрещённых государством вещах – о восстаниях, поджогах, о покупке или продаже оружия.

Так мечтательно говорил Лимонов.

Утро. Национальный герой сидит за столом – завтракает. Перед ним узкий длинный бокал, початая бутылка виски «Макинлай», кусок холодной телятины и салат, включающий свежие огурцы. Хмурое русское утро. За окном май, холод и непогода: Ой вы сени мои сени, сени новые мои! Сени новые кленовые решётчатыи!

Национальный герой нанимал у хозяев многие комнаты. Как уже сказано, 126!

Жил он и там, где пол представлял из себя горку, а в подъезде стояла лужа воды. Дошёл он и до сухих просторных квартир.

Но это ему всё равно, и первые даже лучше вторых, ибо запоминаются трудностью своей.

Лимонов существует для умного юношества.

Старые «» ещё могут понять, но уж никак не действовать. Поздно.

Он говорит:

«Как я дошёл до жизни такой?

Я видел вокруг инфляцию духовных ценностей.

Вокруг сколько угодно талантливых нытиков-поэтов,

сколько угодно людей, заражённых страхом смерти,

людей, боящихся жить согласно себе, а не согласно общепринятому способу жизни,

людей, сваливающих всё на обстоятельства.

Я был способен. Жизнь была мне удовольствие во всех её проявлениях.

Я видел, что этим разительно я отличаюсь.

Я подумал, что я нужен как позитивный пример.

Я отнюдь не объявляю нашу современную жизнь адом, абсурдом. Я говорю, показывая на неё – вот она.

Я ценю в жизни самые энергичные проявления, откуда бы они не исходили.

Я не пожелал быть вялым талантом.

Я предлагающий сменить слабость на силу.

Как тип я принадлежу одновременно и всему народу, и все-таки её лучшей части – людям духовных проявлений».

До 1972 года жизнь национального героя голодная и полуголодная.

Однажды Лимонов снимал комнату у хозяйки Людмилы, где были дети – Алла, Лена и Алик и отец алкоголик Ёрш.

Алла играла на балалайке, Лена на скрипке, Алик всё знал. Лаяла чёрная собака Чапа. На полметра от пола прыгали земляные блохи.

Ёрш ползал в коридоре и варил в кастрюле огромную рыбу.

Я – Ёрш – говорил он, поднимая волосы рукой. Ты не Ёрш – ты Коля, говорила хозяйка Людмила.

и была хозяйка Жанна

и была хозяйка Нина

и был хозяин Борис Иванов

и была хозяйка Нелли

и была хозяйка Зина

и был хозяин Владимир

и был хозяин Пестряков

и было хозяев…

Стихи Лимонова читают в следующих городах СССР. Прежде всего

Москва

затем Киев

Ленинград

Симферополь

Свердловск

Новороссийск

Одесса

Львов

Кишинёв

Душанбе

Харьков

Магадан

Минск

и даже городок Бельцы

Люди переписывали стихи и увозили к себе. Так Лимонов распространился как поэт, хотя ни единого раза не был напечатан.

Читают Лимонова и во многих заграничных городах.

Первые американские хиппи появились в 1967 году.

Лимонов же жил у реки, ночевал в сараях и подвалах уже года с 1960-го. С 1964 года он уже непрерывно ведёт жизнь, полностью подпадающую под определение «Свободного существования».

т. е. живет плодами рук своих, нанимает комнаты от хозяев /по выражению Достоевского/, не служит и располагает собой по собственному усмотрению.

Если ему кто нравится – он с ним дружит, если нет – национальному герою легко в сторону уйти.

Национальный герой в тот период ничего не покупает /как, впрочем, и в этот/ у государства кроме несчастных продуктов питания.

Деньги немногие, нужные для питания, ему доставляет шитьё брюк. Непосредственно на эти деньги, получаемые из рук заказчиков, каковыми являются его многочисленные друзья, он и покупает еду.

Национальный герой говорит:

Окуджава и все прочие – выдохшееся поколение. Сюсюканье городских романсов инженерам в протёртых штанах это очень нравится. Под эти романсы хорошо просерать свою жизнь на службе, под их мелкотравчатый гуманизм.

Внушить новый образ жизни – вот что насущно необходимо нации.

Национальный герой размышляет:

«Как на мелкие цели, так и на великие затрачиваются одинаковые средства. Гений это тот, кто не занимается мелочами, а умеет оборачиваться только к главному».

«Я ввёл в обиход выражение простые люди в его отрицательном смысле. И не жалею об этом. Я сам был героем времени»

– сказал Лимонов.

И так он сказал:

«Нужно непременно играть. И нужно заиграться. И нужно довести игру до конца – до смерти. /Играть – принять чуждое, но желаемое/».

Ещё Лимонов сказал:

Сахаров и Солженицын – дети радио. Вся так называемая русская оппозиция обязана своим существованиям радиостанциям, а отнюдь не смягчению нравов. Пляши, Маклюэн! Никогда ранее в России такое не было возможным. Мы тоже удостоились включения в мировую деревню.

Однажды Лимонов бросил вскользь:

«Легенды Александра Великого, Цезаря, Наполеона, Мао-Тзэ-Тунга – грошовая глупость, лубочный вариант для непосвященных. Я берусь воспитать из подходящего русского мальчика великого полководца и необыкновенного мудреца».

Ох эти главы правительств! Эти Чаушеску, эти Никсоны! Они напускают на себя такой вид, точно мы без них не ели бы, не жили, не существовали. Благодетели! А то до них было пустое место. Сплошной Салтыков-Щедрин был, да?

произносит национальный герой.

Надо отнять у них их ореол. Никакой таинственности нет у бюрократов!

Чего ищет человек? /отдельный человек/

Славы и чести

А чего ищет государство в лице всех?

– покоя и усреднённости

и это он сказал.

Для воспитания в простых людях чувства историзма нелишне выпускать пуговицы с изображениями /поясными портретами/ великих людей древнего, старого и нового времени. Люди, каждодневно надевая одежды, наслаждались бы видом высоких особ, которые одновременно служили бы и примером.

так он предлагает. Он – национальный герой Лимонов.

Вот он был неким символом. Вот он был вечным притворой, этот Лимонов, чёрт его знает, чем и кем. С одной стороны, энергичен, стоек. С другой стороны, вдруг где-нибудь на людях, где его не знают – разноется, притворится, в присутствии каких-либо юношей, что те его успокаивать начнут. А выйдет на улицу, как рассмеётся!

Так и корчил дурачка, даже рожи корчить утруждался. Войдёт, бывало, простофилей глупым в иные дома, да так привыкши у двери их и впредь лицо быстро сменяет.

Моя голова атакуется информацией

ТВ вчера мне показал, как японцы ловят в иле каких-то полубычков, полурачков. Знать мне это нужно или не нужно, во всяком случае, я теперь это знаю.

Лимонов.

Он вспоминает:

«Я любил покидать друзей, когда вырастал из них. Я не был лишен сентиментальности, но помню облегчение, с каким я выходил из ворот завода “Серп и молот”, полностью рассчитавшись и поставив нужные лиловые печати. Мир снова был неясен, открыт, а этап был позади. Так же и друзья. Я вспоминал их и вспоминаю.

Я в каком-то смысле их представитель в других высоких сферах жизни – куда они не дошли. Но я горд, и мне хочется, как Суворову при получении звания фельдмаршала, прыгать через стул и кричать “Салтыкова обошёл! Бестужева обошёл!”

И я таков».

«Ну да; я сын младшего офицера Советской Армии и вполне устраиваю низшие классы. Нельзя сказать, что происхождение сразу поставило меня в выгодное положение в мире. Отец мой играл на гитаре, был начальником клуба в своём полку и паял телевизор. Сколько помню себя, мы жили в одной комнате все втроём»

говорил Лимонов в частной беседе.

Для роли национального героя

тридцать лет вполне подходящий возраст.

Я испытывал чувства ужаса и подавленности, пока был такой как все.

Но подавленность сразу исчезла, как только я набрёл на стихи. Уже тогда.

– вспоминает Лимонов.

Вся моя жизнь есть борьба с общепринятой моралью, с моралью отца и матери, с «будь как все!»

Я говорю. «Не будь как все!»

Будь особенный – развивай в себе странности, чутко следи за собой и придёшь к искомому. К тому месту жизни, где тебя не будут мучить кошмары, а будет ясное ощущение – я стою там, где нужно и будет легко – чуть ли не взлетишь

Лимонов стал национальным героем за:

русских харьковских ребят:

Саню Красного

Костю Бондаренко,

«Голливуда»

За Кота и Леву

за капитана Зильбермана

за Витьку Косого

за друга Кописарова

за друга Кадика

За двоих Ляшенко, за Ляховича, за Ляха

За Витьку Кемченко и Витьку Ревенко

За Славку Цыгана

За Бокарева

За Гришку Приймака

За Витьку Головашова и Сашку Тищенко

За Леньку Коровина

Вовку Золотарёва

умершего Витьку Проуторова

Он дошел за недошедших:

повесившегося поэта Видченко

железнодорожника Игоря Иосифовича

спившегося поэта Мотрича

зарезавшегося поэта Аркадия Беседина