– Мне, вероятно, все бы сошло с рук, но девушка моего двоюродного брата выдала меня.

– Но как? – не понимает Джей. – На этом снимке может быть кто угодно.

Я снова открываю фотографию на своем телефоне, пальцами увеличиваю изображение, особенно фрагмент, где видно руку, держащую баллончик с краской. Становится заметно изменение цвета на моем запястье – родимое пятно. Я показываю Джею такую же отметину на своей коже.

– Райли Томпсон живет вон там. – Я указываю на дом Райли. – Она была моей лучшей подругой, когда мы были маленькими, и мое родимое пятно было постоянной темой для разговоров. Оно завораживало ее. У нее нет ни единого изъяна на теле.

– Что она выиграла, сообщив о тебе? Получила денежное вознаграждение?

Не уверена почему, но у меня такое чувство, что деньги очень важны для Джея.

– Не-а. Но она президент студенческого совета. Может быть, она чувствовала себя обязанной. Или она хотела повысить свой авторитет у руководства школы. Ее всегда привлекал престиж.

– Тебе обязательно ходить в летнюю школу? – спрашивает Джей.

– Нет, я все еще могу сдавать домашнее задание, тесты и не провалить четверть. Бывало и хуже.

– Как твои родители восприняли это?

– Не очень хорошо. Я наказана на половину лета. Я могу устроиться на работу, ходить на работу, возвращаться домой, и все. О, и я могу присутствовать на этой дурацкой вечеринке, вероятно, потому что мои родители знают, что я не хочу на ней быть.

– Вот это я понимаю наказание, – говорит Джей со смехом. – Ну, ты можешь общаться со мной этим летом, при условии, что я перееду. – Мне бы этого хотелось, но ему не обязательно знать об этом. – Ты не единственная неудачница в Мидоубруке, – добавляет Джей, указывая на себя.

Мы раскачиваемся, поднимаясь все выше. Цепи скрипят под нашим весом.

– А кто сказал, что я неудачница? – В ответ на это Джей бросает на меня взгляд, который мгновенно разоблачает мой блеф. – Ладно, я неудачница, – признаю́ я.

– Мне двадцать лет, а я все еще живу с родителями, – произносит он, прежде чем сделать еще одну затяжку. – Мы можем стать друзьями.

Мы не пожимаем друг другу руки, но это всего лишь формальность.

– Как будешь коротать время в домашнем заключении, когда меня не будет рядом, чтобы отвлечь тебя от твоего тяжелого положения? – спрашивает Джей.

Пожимаю плечами:

– Начну заниматься своей летней работой для курса психологии AP^[7]. Я пишу о мести. Райли вдохновила меня.

Я выдаю коварную ухмылку. Джей вообще никак не реагирует.

– Наверное, писать о мести – это круто, – равнодушно произносит он. Однако на следующем вдохе выражение его лица меняется, на губах появляется леденящая душу улыбка. – Но отомстить по-настоящему… Это то, чем можно действительно насладиться.

Глава 4

Утреннее солнце струилось сквозь кухонные окна, словно маяк, возвещающий о наступлении нового дня. Для Алекс это означало возвращение к рутине – не такой уж мучительной, поскольку она работала на себя. Она была одной из немногих жительниц Олтон-роуд, которые настаивали (впрочем, безуспешно) на проведении вечеринки в воскресенье, а не в понедельник, в День памяти. Ей просто требовались дополнительные сутки для восстановления.

Она сделала первый отчаянный глоток кофе, слишком остро ощущая шум в голове, сожалея о своем решении завершить вечеринку еще одним бокалом вина на ночь. Ей понравилось вчерашнее празднество, но она была рада, что пройдет еще год, прежде чем они распакуют все необходимое, чтобы сделать это снова.

Она едва успела принять бодрящую порцию кофеина, когда на кухню вбежала Зои, дворняжка подпалового окраса, которую любили все, но кормил только один человек. Зои забрали из местного приюта для животных, уступив Летти, не один месяц выпрашивавшей домашнего питомца. Ник сопротивлялся, ссылаясь на их плотный график, но Алекс постоянно чувствовала себя виноватой из-за того, что дочь росла одна. В конце концов Ник проникся этой идеей, но он никогда не думал о Зои как о своей ответственности. По его мнению, это была собака Летти.

В каком-то смысле он был прав. Без Летти не было бы Зои. Всякий раз, когда Летти жаловалась, что у нее нет сестры или брата, у Алекс на душе скребли кошки. Так получилось не по ее воле, но это слишком сложно объяснить ребенку. К тому времени, когда Летти стала достаточно взрослой, чтобы понимать, она уже привыкла к своему статусу, перестала просить брата или сестренку и захотела собаку. Алекс ухватилась за это, и у Летти появилась подруга по играм, а у самой Алекс отпала нужда отвечать на неудобные вопросы.

Она насыпала Зои еды, заметив, что миску с водой тоже нужно наполнить.

Ник появился на кухне, завязывая галстук.

– Миска для воды Зои опять пустая, – сообщила Алекс.

– И тебе доброе утро, – ответил муж. – Что-нибудь мучает после вечеринки?

– Ничего, – солгала Алекс. Ей казалось, что John Henry^[8] пытается выбить себе дорогу из ее черепа.

– Повезло, – протянул Ник, потирая виски́. – Думаю, я уже слишком стар для таких сборищ.

Не испытывая никакого сочувствия, Алекс снова указала на пустую миску для воды:

– Может, ты еще и слишком стар, чтобы уделять больше внимания Зои? Я вроде об этом тебя сейчас спрашивала. У меня и так дел невпроворот.

– Справедливо. А у меня?

– Не перегибай, Ник. Я прошу помочь, и только.

– У нас вообще-то есть дочь, которая хотела собаку. Как насчет того, чтобы попросить о помощи ее?

Руки Алекс переместились на ее бедра. Она почувствовала, как у нее начинает подскакивать давление. Слишком рано.

«Спокойно. Сохраняй спокойствие, – сказала себе Алекс. – Нет причин доводить этот глупый разговор до ненужной крайности».

– То есть ты отказываешься помочь?

Ник отнес миску к раковине и наполнил ее водой.

– Нет, я просто указываю на то, что у нас есть дочь, умолявшая купить ей собаку, которой теперь не занимается, а ты ее об этом даже не просишь. Никогда. Похоже, в последнее время ты боишься с ней в чем-либо сталкиваться. Она не разобьется от малейшего движения, Алекс, тебе не нужно обращаться с ней, как с хрустальной вазой. Ты можешь надавить на нее, и она от этого не перестанет любить тебя.

У Алекс отвисла челюсть. Она хотела подобрать идеальный ответ, что-нибудь такое, что действительно задело бы мужа, но ее обширный словарный запас выдал только: «Тьфу».

В конце концов она нашла несколько слов.

– В какой момент разговор превратился в обсуждение того, как я воспитываю Летти? И я достаточно много с ней спорила, – огрызнулась Алекс, представляя, как швыряет собачью миску с водой в голову Ника, точно фрисби.

– В самом деле? Ты даже не хотела наказывать ее за то, что ее отстранили от занятий.

– Это неправда.

Но это было правдой. Алекс считала, что отстранение от занятий было достаточным наказанием, но предложила домашний арест всего на две недели. В конце концов ей пришлось применить к себе ту же тактику посредничества, которую она использовала в отношении своих клиентов. Они пришли к компромиссу – ни победителей, ни проигравших, – посадив Летти под домашний арест на шесть недель вместо предложения Ника продлить наказание на все лето.

С кружкой кофе в руке Ник вышел из кухни, следом появилась Летти, сосредоточенная на телефоне. Она была наказана, но не лишена связи с миром.

Алекс мгновенно перезагрузилась. Она не хотела, чтобы Летти знала, что у нее с Ником состоялся напряженный диалог. Она почти слышала выговор мужа: «Ты не можешь продолжать защищать ее от реальной жизни».

– Как тебе спалось, милая? – спросила Алекс.

– Прекрасно, – произнесла Летти, не утруждая себя зрительным контактом.

– Ты в состоянии сделать домашнее задание? Директор Кори…

– Мам, я в порядке, – перебила Летти.

– Точно, – согласилась Алекс. Почему общение с подростками похоже на обращение с боевой гранатой?

– Тетя Эмили продала дом Уиверов той семье?

Вопрос дочери застал Алекс врасплох.

– Ты видела, как Кумары вчера осматривали дом?

Прежде чем Летти успела ответить, Эмили, которая, как всегда, явилась без предупреждения, практически ворвалась на кухню через боковую дверь.

– У меня огромная проблема, – объявила она и схватила маффин с тарелки Алекс. Эмили откусила кусочек и только потом посмотрела на сестру, спрашивая разрешения. Та добродушно кивнула.

– Доброе утро, Летти, – поздоровалась Эмили с набитым маффином ртом.

– Доброе утро, тетя Эмили, – ответила Летти. – Ты продала дом Уиверов той семье?

– Пока нет, – немного сухо ответила Эмили.

Алекс хорошо знала этот тон и могла догадаться об источнике огорчения своей сестры.

– Круто, – произнесла Летти с безразличием, которое никак не вязалось с ее первоначальным интересом, и ретировалась, а Эмили, как ни странно, вытащила белый пакет для мусора из отдельно стоящего кухонного мусорного бака.

– Хм-м, ты что делаешь, сестренка?! – полюбопытствовала Алекс.

– Кен пошел на свалку, – бросила та, как будто это все объясняло.

– И ты решила отнести туда мой мусор?

– Не совсем, – ответила Эмили и выбежала за дверь.

Алекс, не колеблясь, последовала за ней.

– Эм, что происходит?

Сестра не ответила. Она была слишком занята, переходя улицу в направлении к дому Уиверов.

У Алекс на это утро был запланирован сеанс медиации. И она не располагала временем, чтобы разбираться с нервным срывом своей сестры, который явно вот-вот должен был произойти. Она бросилась догонять Эмили, которая неслась шагом, близким к рыси. Пакет для мусора болтался в ее руке.

– Что, черт возьми, ты делаешь? – спросила Алекс, когда Эмили ввела код на ключнице, чтобы забрать ключ.

– Мне нужно придумать способ удержать Кумаров от покупки этого дома, – заявила Эмили. Она отперла дверь и поспешно вошла в пустой особняк.

Алекс последовала за ней в гулкое фойе. Выставленные на продажу комнаты были обставлены довольно скудно.

– Кумары сделали какое-нибудь предложение?

– На двадцать тысяч больше запрашиваемой суммы и платят наличными. – Эмили произнесла эти слова так, словно сделка сорвалась.

Алекс двинулась за сестрой вниз по лестнице в подвал, все еще недоумевая, зачем той понадобилось приносить сюда мешок с мусором.

– Что тебя беспокоит? – Алекс старалась не отставать. – С домом что-то не так?

Алекс надеялась, что проблема в здании, потому что эмоциональный кризис Эмили означал кризис и для нее самой.

– Погоди, – отмахнулась та.

Подвал оказался недостроенным, но довольно чистым, с серым бетонным полом, гладким и ровненьким, будто каток. Эмили поспешила в угол, где развязала мешок и, по все еще неведомым Алекс причинам, принялась вываливать его содержимое на пол. Высыпались обертки и смятые упаковки, размокшие от кофейной гущи, скомканные бумажные полотенца и пластик, которые следовало бы сдать на переработку.

– Эмили, боже мой! – воскликнула Алекс. – Что, черт возьми, ты творишь?!

Эмили не ответила. Она была слишком занята копанием в мусоре, как будто пыталась найти в нем что-то ценное. В конце концов она выпрямилась, держа в руках – что бы вы думали?! – банановую кожуру.

– Этого хватит, – произнесла она, оставила беспорядок на полу и побежала обратно вверх по лестнице, заставляя Алекс броситься за ней.

– Эмили, стой! – закричала Алекс, обращая мольбу в спину сестре. – Что с тобой происходит?

Вслед за Эмили Алекс очутилась в ярко освещенной гостиной.

Поднявшись на цыпочки, Эмили тянулась, чтобы отцепить полированный металлический карниз для штор от настенного держателя. Она начала отвинчивать крышку, не выпуская из рук банановую кожуру.

– Эмили, милая, – сказала Алекс гораздо более мягким тоном, – мне нужно вызвать «Скорую»? Ты что, с ума сошла?