– Хотела?!  – взвизгнула Мэй, и Артур поморщился.

Ей не шла истеричность. Вся её натура говорила, что именно она самый рассудительный и дельный человек из всех, кого встречал Хант. Но в этот раз, кажется, что-то случилось внутри самой Флоранс. Что-то очень глубокое и потаённое, о чём не знала она сама. И поэтому Артур заметил, как подозрительно заблестели её глаза, когда она прошептала.

– Нет уж! Так просто вы от меня не отделаетесь. Снимите эту чёртову маску, я хочу высказать вам в лицо, какая вы тварь!

– Вы забываетесь, Флоранс Мэй.

– А вы берёте на себя слишком многое! Снимите эту дрянь, я ещё не закончила.

– Зато на этом закончил я.

– Трус!

– Даю последний шанс подумать, прежде чем вы снова откроете рот.

– Плевать! Пусть все знают, какой вы ублюдок!

Её голос вновь улетел болезненным эхом куда-то в темноту невидимого здесь потолка, и стало тихо. Настолько, что показалось, будто уши вдруг заложило. Артур чуть склонил голову, отвёл от себя едва заметно дрожавшую руку, чуть ощутимо успокаивающе сжал тонкие пальцы, а потом тихо проговорил, разрывая эту тягостную пелену:

– Вдох-выдох, Флоранс. – Он внимательно следил, как в её глазах мелькнуло удивление, а потом она вдруг неожиданно послушно медленно выдохнула. Ну вот. Так уже лучше. – Полегчало?

Последовала короткая пауза, пока Мэй непонимающе пялилась на свои пальцы, зажатые в его кулаке, прежде чем отступила. Она резко отдёрнула руку, и послышался короткий истеричный смешок.

– Я не знаю… – долетел до Ханта шёпот, и он снова посмотрел ей в глаза.

А те были едва ли не чёрными. Похоже, полыхавшее внутри инферно эмоций резко схлынуло, оставив после себя два уголька. Артур поморщился от досады. Ну почему с Мэй всегда так… непредсказуемо? Он вздохнул.

– Либо говорите, зачем пришли, либо уходите.

– Вы их убили. – И в черноте глаз что-то дрогнуло. – Вы. Их. Убили. Зачем?

Хант помолчал, прежде чем тихо ответил:

– А зачем вы убиваете неудачную культуру в пробирке?

– Но люди не бактерии! И даже не скот, – опять прошипела Мэй. – Это слишком жестоко.

– Это селекция.

– Это убийство.

– Приходится убирать то, что не может жить.

– Всё ещё не вижу противоречий. Вы палач!

Артур вздохнул.

– Мы ограничены в ресурсах и времени, – проговорил он тихо. – А значит, нам просто необходима жестокость и беспощадность ко всему, что мешает. К тому, что становится слабым, больным, старым или ущербным. В этом и суть нашего общества, Мэй. Общества, свободного от ненужного сострадания.

Она промолчала. И Артур увидел, как на мгновение сжались кулаки, прежде чем Флоранс прикрыла глаза и резко втянула ртом тёплый воздух. Ожидаемо, тот не принёс облегчения, поэтому она сжала зубы, пытаясь хоть как-нибудь успокоиться. «Ох, девчонка… Что же тебя так задело?» Хант снова посмотрел в сторону Мэй. Теперь казалось, что она не дышала, неподвижно замерев перед ним, и он нахмурился.

– Мы ведь свободны от сострадания. Верно? – будто невзначай уточнил Артур и небрежно поправил перчатки. – Вы, я, эти люди и дети вон там, внизу.

Он кивнул в сторону уходивших в темноту капсул с плескавшимися в них эмбрионами, будто маленькими крылатыми насекомыми, чьё название Артур уже и не помнил. Зато его наверняка знала Мэй. Так что он вновь повернулся к замершей и парапета девчонке, которая, видимо, только сейчас окончательно поняла, где оказалась. Забавно. Как она вообще его отыскала? Хант заинтересованно чуть наклонился вперёд, но Флоранс смотрела на простиравшиеся у неё под ногами ровные ряды с наполненными телами контейнерами и не обращала на него никакого внимания. Она медленно шевелила губами, словно считала или хотела что-то сказать. Увы, похоже, совсем не то, что требовалось от неё прямо сейчас. Артур выпрямился и скрестил на груди руки.

– Так, вы со мной согласны, Флоранс Мэй? Мы все здесь ждём ваш ответ, – с нажимом проговорил он, не сводя с неё взгляда. И когда пауза подозрительно затянулась, повторил уже медленнее. Так, чтобы его голос пробрался прямо Мэй в мозг. – Вы свободны от сострадания?

Артур видел, как она вздрогнула, но так ничего и не сказала. И это дурацкое то ли упрямое, то ли растерянное молчание вдруг разозлило его. В конце концов, они здесь не одни. Вокруг них в распахнутых настежь дверях застыли несколько лаборантов, которых, вероятно, привлекли громкие голоса. А значит, они слышали всё до последнего слова. Весь их странный, скандальный разговор. И Артур знал, что как только они оба покинут чёртову Ферму, о неподобающем поведении Мэй сразу доложат в Канцеляриат. И это вдруг пробудило внутри него настоящее бешенство. Бога ради! Не Башня, а настоящий гадюшник.

Сжав в бешенстве кулак, он услышал тонкий треск ткани и поднял на Флоранс рассерженный взгляд, но она лишь поджала бледные губы. Вот ведь зараза! Ну почему этой девчонке всегда надо быть настолько упрямой?

А вокруг них уже начали тихо переговариваться. «Ну же! Ты ведь знаешь, что надо сказать!» Кажется, он был готов уже хорошенько потрясти это тщедушное тельце, чтобы из клацанья зубов выбить лишь один звук. «Одно слово! Одно!» – мысленно прорычал он, хотя и сам не знал, почему его так беспокоила эта звенящая тишина. «Флор!»

– Флор?! – похоже, её имя всё-таки сорвалось с языка.

И вот тогда Мэй подняла голову. Она посмотрела ему прямо в глаза, и Артур вдруг с удивлением понял, что она знает… Знает, чего он от неё хочет и почему! Флоранс вообще поразительно точно улавливала каждую из его сумбурных эмоций. Хант видел это в её синей радужке, в чёрных зрачках, чуть дрогнувших длинных ресницах. Мэй смотрела на него опасливо и настороженно, но прямо сейчас Артур, к собственному удивлению, совсем не хотел пугать. Скорее, наоборот. Но, к сожалению, именно это Хант умел лучше всего – запугивать. И всё же она ответила.

– Да.

– Что «да»?

– Я свободна от сострадания, – чётко произнесла Мэй, и её голос зазвучал в голове эхом знакомого колокольчика. Тревожного. Напряжённого. А затем она шагнула к нему и тихо добавила: – Но, надеюсь, когда вы сочтёте себя слабым и старым, то первым перережете себе глотку.

– Разумеется, – так же тихо ответил Хант, не отводя взгляд, и ещё никогда в жизни не был так честен.

Мэй повела себя благоразумно, и ему хотелось показать, что он это ценит. Так что Артур не нашёл ничего лучше, чем сказать правду. Он действительно это сделает. Таков долг. И, видимо, ощутив в его голосе или заметив сквозь стекло визоров… В общем, уловив каким-то совершенно нечеловеческим чутьём его спокойную искренность, Флоранс нахмурилась, а потом – и Хант едва было не дёрнулся следом! – отступила и отвела взгляд.

– Я могла бы догадаться, – донеслось недовольное бормотание, и он чудом не расхохотался. Внезапно. Совершенно нелогично. Ох уж это её ворчание!.. Артур покачал головой.

Мэй была странная, но это, похоже, его больше не раздражало. А потому, понаблюдав немного за её растерянностью, Артур вдруг повернулся и махнул ей рукой.

– Идёмте. Я вам кое-что покажу. – Он направился к выходу с Фермы, пробормотав, скорее, для себя, чем для Мэй: – Полагаю, смогу снять с себя хотя бы одно обвинение.

Но она услышала.

– Сомневаюсь, – процедила Флор, и под своей маской Хант улыбнулся.

Вот ведь… Зараза! Он подождал, пока Флоранс догонит его, и только тогда ступил в один из бесчисленных коридоров Башни.

Артур не выбирал дорогу. Следуя своей внутренней логике, которую он даже не пытался анализировать, Хант вёл их кратчайшим путём. Они поднялись на лифте, прошли через ярко освещённый холл, где в послеобеденный час суетились группы людей, спешивших занять рабочее место. Он видел, как нервно оглядывалась по сторонам Мэй. По правилам ей разрешалось ходить только установленными общественными коридорами, и теперь она инстинктивно боялась возможного наказания. На несколько мгновений Артур снова задумался, как той удалось найти Ферму, но потом ответ пришёл сам. Флоранс была этим Городом и этой Башней ровно настолько же, насколько ими был и он сам. В этом чувствовалось что-то символичное. Нечто особенное, в чём ему ещё предстояло разобраться чуть позже. Сейчас же, повинуясь своей мимолётной прихоти, Артур вёл её на тридцатый этаж, чтобы, чёрт возьми, действительно перед ней оправдаться. Ему отчего-то казалось это удивительно важным.

За всё время пути Мэй не проронила ни слова. Насупившись, она торопливо семенила с ним рядом и старательно игнорировала удивлённые взгляды, которыми их иногда провожали. Возможно, старалась не замечать. А может, думала о своём. По крайней мере, бросив на неё взгляд, Артур заметил уже знакомый рассеянный вид. Как и тогда в Теплицах, Мэй была словно не здесь, и от этого нахмурился уже сам Хант, чья мужская гордыня – или что это было – требовала компенсации. Ему хотелось, чтобы она оценила порыв и то доверие, которого, если честно, мало кто удостаивался. Так поступают… партнёры. А в том, что он не хотел видеть Флоранс врагом, Артур уже не сомневался. Поэтому в медицинский отсек он ступил с твёрдой уверенностью, что Мэй всё поймёт. Однако, стоило ей подойти к смотровому окну, что вело в большую палату, Артур понял свою ошибку.

Вопреки расхожему мнению, слухам и высказанным в лицо обвинениям, Хант не наслаждался убийствами. Никогда. Он же не сумасшедший! Только в страшилках да детских сказках ходят безумные существа и потусторонне смеются, пока ломаются шеи их бесчисленных жертв. Артур в себе такой радости не находил. Однако излишней сентиментальностью тоже не обладал, а потому приказ на стерилизацию и утилизацию негодных образцов эксперимента был отдан сразу, как только он прочитал отчёт Мэй. И тем обиднее оказались сказанные ею слова, когда в окне она увидела ряд кроватей, из которых были заняты только четыре.

Если честно, Артур ожидал увидеть на лице Флор облегчение. Ну или радость. На худой конец, простое удовлетворение. Ведь он прекрасно понимал гнев и её задетую гордость, с которой не посоветовались. Но то, что происходило с ней прямо сейчас было совсем непонятно.

– С вами всё хорошо? – спросил он, вглядываясь в опять потемневшие от гнева глаза. Мэй была бледна и, кажется, мелко дрожала. Её взгляд хаотично метался от кровати к кровати, от лежащих там тел, что сонно дышали под действием седативов, к мерцавшим экранам аппаратуры. И только окончательно убедившись в том, что увидела, она прислонилась лбом к холодному окну, зажмурилась, а потом прошептала:

– Лучше бы вы их и правда убили…

Она замолчала и отвернулась. Что ж… Нет, Артур не надеялся на благодарность. В конце концов, гордость Мэй была сравнима с его собственной, но… Дьявол! Он сохранил им жизни, чего она ещё от него хотела?! Хант поджал губы и сцепил за спиной руки в попытке найти то самое спокойствие, однако терпение стремительно улетучивалось.

– Я всегда могу исправить это досадное недоразумение, – процедил он, и Мэй подняла голову. Она смотрела на него, наверное, с минуту, прежде чем вымученно улыбнулась, отчего Хант поджал губы.

– Вот в этом я не сомневаюсь, – проговорила она и едва слышно скрипнула зубами.

Теперь её откровенно трясло, и Артур не понимал, чем это вызвано. Последствие недавнего выплеска адреналина? Слабость после «Иерихона»? Она в бешенстве? Ей холодно? Больно? Что, чёрт возьми, происходит в голове этой женщины?! Он смотрел на неё, впервые не зная, как будет правильнее поступить. А Мэй тем временем нервно хмыкнула, отвернулась и толкнула белую дверь, которая вела в полупустую палату.

Они вошли тихо. Даже Хант, который обычно плевал на чьё-либо удобство, осторожно прикрыл за собой створку, не дав громко щёлкнуть электронным замкам, а после замер около входа. Мэй же помедлила ровно секунду, прежде чем едва слышно подошла к одной из кроватей.

– Номер «семнадцать», – проговорила она. – У неё были неплохие шансы.