Я, как и все, сожалея о потере Этайнии, ощутил внутренний трепет. Лечил от скуки других, а попался сам. С другой стороны, не оценить впечатляющее выступление певицы я не мог. Зрителя она обводила вокруг пальца без малейших усилий. Легкий поворот сюжета – и зал дышал с ней в унисон, готовясь к развитию действия.

Еще один напев – громкий, переливчатый, словно невидимая рука дернула струну лютни. И вновь зазвучал протяжный звон, а женщина тем временем, продолжая звякать браслетами, переместилась на мою сторону зала. На долю секунды наши глаза встретились, и она мне подмигнула. В ее взгляде было куда больше тепла и огня, чем в горячем чае.

Что вам сказать,
Что спеть мне вам?
Какую песнь продать
Таким-то молодцам?

Скажите, смельчаки,
Со мной поговорите,
Что сердцем слышите мужским?
Песнь выбрать поспешите.
Скажите, смельчаки…

О сестры милые мои,
Что спеть мне вам?
Чем слух ваш усладить?
И где найти слова?
Скажите, милые мои…

Какую песнь мне спеть?
Чем вас развеселить?

Двигалась она так, словно в самом ее теле была заключена музыка, и воздух перед ней расступался, опасаясь помешать.

Я наблюдал за ней неподвижно, молча.

Спела она несколько довольно сложных песен, однако в ее исполнении они прозвучали легко и просто, словно колыбельные. Совсем не то было вначале – тогда женщина превратила несколько незамысловатых трактирных песенок в серьезные произведения, которые потом долго не шли из головы.

Что же дальше?

Дальше она пропела простой вопрос: «Чего еще изволите?» – и тем самым получила некоторую передышку.

Толпа задумалась, заспорила: что бы попросить? Песен было несметное множество, и каждую из них хотелось послушать. Обсуждение шло, певица отдыхала.

Я улыбнулся про себя: умнó… По сути, она держала зрителей в заложниках, нагнетая напряжение затянувшейся паузой перед следующим номером. В то же время у каждого был выбор. И вина за то, что на таверну вновь опустилось безмолвие, лежала только на зрителях. Впрочем, мне был известен способ его рассеять.

Нагнувшись, я приложил ладони рупором ко рту, чтобы выкрикнуть название песни, которая уж точно поставит ее в тупик:

– А как насчет…

– Спой «Плетение огня»! – перебил меня выкрик из зала.

Кричал один из стариков, сидевших в «Трех сказаниях», когда я несколько часов назад впервые перешагнул порог таверны.

Я крепче сжал посох и с заколотившимся сердцем уставился на кричавшего.

Если молодую женщину и обеспокоил выбор песни, она ничем свою тревогу не показала, лишь снова замурлыкала тихий напев.

– Значит, вы хотите балладу, короткую, но милую, о том самом человеке? Для кого-то он легенда, для других – злодей. На самом деле – ни тот ни другой. Некоторые говорят, что он – едва ли не ровня Богу. Миф, возражают другие, обман! Храбрец с львиным сердцем, способный сплести огонь в нечто вечное, – вот он кто.

Старик кивнул, и аудитория согласно замотала головами.

Я знал песню, о которой говорил завсегдатай. Всего несколько куплетов. Тем, кому известна правда, ни сладкой, ни милой она точно не казалась. Меня вновь одолело искушение погрузить таверну в безмолвие, однако я прикрыл глаза и от этого замысла отказался. Не было у меня такого права.

Черная грива, буйная смоль…
Лев, преисполненный отваги,
Что скрытого наречья помнит знаки,
Забытой власти тайну превзошел.

Что он открыл,
Что за плетенье сплел?

Огня первозданного пламенный смерч
Гневно и жарко во тьме полыхнул
И льву покорился. Лег в руку как меч.
Пылающий луч напоследок сверкнул,
И сплел его лев, и связал, чтоб сберечь
Невидимый яр в своем вечном плену.

И вновь она заманила в ловушку посетителей «Трех сказаний». Спела балладу так, что, считай я ее ложью, все равно проникся бы старой историей.

Впрочем, с таким же успехом незнакомка могла дать мне пощечину.

Я обернулся к Дэннилу:

– Что у тебя найдется из крепкого? Знаешь, чтобы, с одной стороны, напиток позволил расслабиться, а с другой – не помешал добраться до койки.

Трактирщик нахмурил брови, поджал губы и перевел взгляд с меня на женщину, затем обратно:

– Тебе что-то не по душе? Выступление не доставило удовольствия?

Что-то здесь не так…

– Нет, ничего подобного. Просто решил, что хороший напиток позволит мне достойно завершить замечательный вечер. Порой, опрокинув кружку, начинаешь тоньше ценить прекрасное.

Я подмигнул, и хозяин заведения улыбнулся, наливая мне напиток. Добрый человек – об оплате снова не попросил.

В кружке плеснуло нечто темное, и Дэннил, едва не коснувшись губами ободка, вдохнул аромат напитка.

Я молча окинул его вопросительным взглядом.

– Эрелла махд, – пояснил тот. – Солод и насыщенный, острый вкус землицы нашей, а в конце – нотка пряностей. Наслаждайся, отличная штука. – Он выразительно посмотрел мне в глаза, давая понять, что угощение не из дешевых. – Эреллу махд нужно смаковать.

Я благодарно кивнул и поднял кружку за его здоровье.

Отведать хмельного настоя я не успел – на мою кисть опустилась чья-то рука. Певица… Улыбнувшись, она выхватила у меня кружку и поставила ее на стол.

– Прогуляемся?

Я метнул взгляд на Дэннила, однако тот внезапно проявил живейший интерес к восстановленному мною пятачку на стойке. Впрочем, не секрет: когда дело касается слабого пола, мужчины друг другу не помощники. Еще раз глянув в кружку, я протяжно вздохнул:

– Уж боялся, ты не попросишь.

Подняв свой футляр, я подарил женщине самую обворожительную из своих улыбок и пристроился за ней. Мы пошли к выходу.

Путь наш оказался короче, чем я рассчитывал.

Большинство мужчин, оказавшихся в компании прекрасной женщины, лелеют надежду, что подобная прогулка под полуночным звездным небом будет длиться часами.

Мы спустились на пять ступенек и встали, облокотившись о перила. С этого места все посетители таверны были как на ладони. Нашей встрече явно не хватало ни уединенности, ни романтики. Опустив футляр на пол, я прижал его лодыжкой к лестнице.

– Меня не раз приглашали на свидания, но чтобы в таком месте… – пробормотал я, покосившись на певицу.

– У приглашавших тебя женщин на уме было нечто иное, – усмехнулась она, твердо ответив на мой взгляд.

– Что же на уме у тебя?

Я придвинулся ближе, и на этот раз женщина не отстранилась.

– На уме у меня вопрос.

В ее глазах вспыхнуло такое пламя, что огонь в очаге показался бы не более чем искрой на труте.

– Что ж, спрашивай. За свою жизнь я рассказал тысячи историй и столько же услышал. Дам ответ на любой вопрос. И о событиях, которые у всех на языке, и о тех, что давно позабыты. Скорее всего, я удовлетворю твое любопытство.

Певица не стала ходить вокруг да около, и ее слова резанули меня, словно ножом по сердцу:

– Почему ты лжешь?

Я невольно моргнул. Она застала меня врасплох – ответ пришлось вылавливать в темных водах, где не видно ни зги. В конце концов я не нашел ничего лучшего, чем задать встречный вопрос:

– О чем ты?

– Об этой легенде про Этайнию. Ты ведь подал историю так, как ее рассказывают уже десятки лет.

Певица сделала многозначительную паузу, глянув в пустоту, словно погрузившись в далекое, ведомое только ей прошлое.

– Как еще я должен был ее рассказать?

Моя собеседница словно вернулась в настоящее и, по-прежнему не глядя мне в глаза, покачала головой:

– Ты ведь знаешь, как она заканчивается на самом деле. Я по твоему лицу вижу, и вижу, что ты плакал. – Певица подняла взгляд, и пламя в ее глазах превратилось в тлеющие угольки. – Скажи мне правду, – умоляюще произнесла она.

Я нерешительно облизал губы. Давным-давно никто не подвергал сомнению мои истории, а уж их истинность – тем паче. И впервые прозвучал вопрос по делу.

– Этайния не была чадом солнца, – склонил я голову. – Она принадлежала к иному народу, более древнему, – народу звезд, несущему в себе лунное сияние. Это не делает ее менее значительной героиней. Разве луна не подхватывает свет солнца, когда то скрывается за небосклоном? Так вот, Этайния – дитя луны и звезд – поддерживала свет Антуана, что тот изливал в борьбе с Дез Умбрас. Все же он пал под ударами тьмы. Принца солнечного света накрыл мрак. В тот день родился новый слуга тени. Так бывает всегда. И всегда будет Десять Теней – ни больше ни меньше.

Я тяжело сглотнул и попытался прозреть то место, куда вперила свой невидящий взгляд певица.

– Почему же ты скрыл от слушателей правду?

Я усмехнулся:

– Людям правда не нужна и не всегда интересна. Уж точно не сегодня. Маленькая и большая ложь – вот что необходимо. Я скормил зрителям историю, которая даст им возможность жить дальше. Истина наверняка их сломила бы.

Их – и меня…

Певица поджала губы, но спорить не стала. Более того, похоже, она меня поняла.

– Что с ней случилось?

– С кем? С Этайнией? – вынырнул я из задумчивости.

Певица кивнула.

– Она совершила самый смелый поступок на свете. Этайния – женщина, сотканная из звездного света, холодной стали и сияния луны, – попыталась спасти Антуана и в одиночку сразилась с Десятью Тенями. Все это время ее охраняли солнечные щит и меч.

– Это она убила Антуана?

– Нет, все было гораздо хуже. – Я помолчал, чтобы собеседница осмыслила мои слова. – Она умерла за него и от его руки. И этот самоотверженный поступок спас частичку ее любимого. Однако от него мало что осталось: Антуан уже не был прежним героем. Его мучило эхо воспоминаний о том, кем он когда-то был, он постоянно слышал голос любимой, осознавал то, что ему пришлось сделать. Ах, несчастная Этайния…

Глаза женщины наполнились слезами, однако она решительно стерла их рукавом. Я вежливо не обратил внимания на ее жест. Откашлявшись, певица притянула меня к себе:

– Десять Теней в твоем исполнении звучали почти как настоящие…

– Вот именно что «почти», – слабо улыбнулся я.

Правую сторону тела словно закололо тонкими иголками, и я скривился от боли.

Не заметив моей болезненной реакции, женщина наклонилась ко мне и жарко задышала прямо в шею. При желании она вполне могла бы поцеловать меня в ухо.

– Перед разными людьми я называлась разными именами, но среди них не было ни одного истинного. Однако ты рассказал мне правду, которую я желала услышать, и тебе я не солгу.

Она отступила назад, так и не коснувшись губами моей щеки.

Я улыбнулся, надеясь, что не успел стыдливо покраснеть.

– И каково же твое истинное имя?

На ее лице заиграла коварная кошачья ухмылка:

– Я сказала, что не солгу, однако назвать его не обещала.

Между нами, подобно удару молота, обрушилась тишина.

Я с трудом пытался подобрать подходящий ответ. Хитра…

– Видишь ли, поразительные героини любого сказания обязательно имеют имя, и имя не менее ошеломляющее, чем внешность. Могу я сам придумать, как тебя называть?

Она выгнула брови и с притворным удивлением посмотрела на меня через плечо:

– Вот, значит, кто я? Сказочная героиня? Ну что ж, пожалуйста.

Могу поклясться – уголки ее губ сложились в намеке на довольную улыбку, хотя меня могла ввести в заблуждение игра света.

– Каждый из нас – целая легенда. Тем не менее не все осознают свою значимость. Есть разные истории: кто был до нас, где мы сейчас находимся, куда направимся в будущем. Истории о жизнях, с которыми нам пришлось столкнуться, и о жизнях, что мы потеряли. Все мы – важнейшая субстанция мировой ткани. Есть ли в мире что-то более важное, чем история? А каждый из нас – ее значимая часть.

Она все еще стояла вполоборота ко мне, однако при этих словах подошла ближе.