Звучали эти слова весьма двусмысленно, но Степану я верила. Не могла представить, что кто-то из них обидит меня здесь. Хотя подвал был очень подходящим для насилия помещением.

– Можно, – сказала я тихо Мирону, окончательно заинтригованная.

Мирон тотчас выправил мои волосы из-за ушей и растрепал их. Я чуть не застонала, потому что приглаживала пушистые волны сто лет перед визитом сюда.

– Глаза потрясающие. С этими волосами… И брови… в разлет.

Мирон провел пальцами по моим бровям несколько раз медленно, чуть надавливая. Он как будто запоминал форму и продолжал при этом таращиться на меня в упор.

– Ты ее пугаешь, Мир, – предположил Степа из-за его плеча.

– Пугаю? – спросил Мирон, продолжая сверлить меня своими глазами.

Они были синими, яркими, даже в полумраке подвальной студии.

– Не пугаешь, – сказала я смело.

Страшно мне не было, но волнительно – да. А еще жарко. Я вся горела, глядя Мирону в глаза. Когда он касался меня – будто маленькие импульсы тока проникали под кожу и отправлялись гулять по телу.

– Тогда я оставлю вас, – понимающе предложил Степа.

Я кивнула, зачарованно глядя на Мира. Едва Степан ушел, Мирон отпустил меня и отошел к мольберту. Он снял с него холст, подвинул к дивану краски, кисти, палитру, сел прямо на пол и стал писать.

– Прости, что набросился, – говорил он, глядя то на меня, то на холст. – Но ты пришла, и меня осенило. Я только набросаю по цветам, чтобы не забыть. Три дня не мог понять, что нужно вверху. Откинься на спинку. Устала, наверное, прямо сидеть.

Я выдохнула и расслабила спину.

Мы сидели в тишине, обмениваясь взглядами. Вернее, я смотрела на Мирона постоянно, а он поглядывал на меня из-за холста время от времени. Это взаимодействие ощущалось так интимно. Я потеряла счет времени, только считала удары сердца между его взглядами.

Но в конце концов я все-таки вспомнила, зачем пришла.

– Мы можем поговорить? – спросила я аккуратно.

– Чи-чи-чи, – зашикал он на меня. – Чуть позже. Мне нужно минут пять. Может, десять.

Конечно, я не спорила и не напоминала, когда пять минут превратились в два часа.

Он не извинялся за задержку, но позволил посмотреть результат.

– Ух, – только и смогла я сказать, глядя на полотно.

– Что чувствуешь? – сразу вцепился Мирон, пытаясь понять первое впечатление.

– Жутковато.

Внизу я видела огонь и руины. Дым служил переходом от земли к небу, которое было серым, как мои волосы. Облака завивались клубами мышиного пепла, а из туч проступали… глаза. Мои глаза?

– Это апокалипсис?

Мне ничего больше в голову не пришло.

Мирон усмехнулся очень довольно и сказал:

– Не исключено.

– А что хотел сказать автор? – спросила я не в силах прекратить заигрывать с гением.

– Возможно, это судьба.

Я не стала спрашивать: судьба человечества или человека? Все эти вопросы казались глупыми на фоне случившего с со мной сейчас соприкосновения. Или не только со мной? С нами?

– Ты пришла ко мне, – сказал Мирон. – Хотела поговорить?

Я встрепенулась и с трудом сбросила с разума оцепенение.

– Да. Я пишу о развитии изобразительного искусства. Искала ярких, молодых авторов.

– Что ж… у тебя хороший вкус.

– А у тебя гигантское самомнение.

Мирон усмехнулся.

– Спасибо. Ты видела мои работы?

– Разумеется.

– Ты в восторге?

– Не всегда.

– Погорячился со вкусом. Ладно. Какие лучше всех? – продолжал он допрос.

– Не скажу.

– Ну пожалуйста, – добавил Мирон, сверкая своими синими глазами.

Я рассмеялась и очень нагло предложила:

– Скажу, если подаришь мне эту.

Я кивнула на свежую работу.

Теперь расхохотался Мирон.

– Какая ты наглая! Во-первых, она не закончена.

– А во-вторых?

– Во-вторых – нет.

– Тогда убери мои глаза оттуда. Я запрещаю их использовать.

– Можно подумать я выковырял их из твоей головы. Не пори чушь, Тина.

Мое имя из его уст звучало так чувственно.

– Ты хотела задать мне вопросы, – напомнил Мирон. – Давай. Я весь твой.

Он завалился на кушетку и заглотил в раз остатки пирога.

У меня все мысли разбежались. Я готовилась к этому разговору, но после внезапного позирования и флирта с объектом моего исследования напрочь забыла цели и задачи самого исследования.

Вместо этого я спросила:

– Здесь есть туалет, или ты писаешь в бутылку?

Мирон скорчился в приступе хохота.

– Это все, что тебя интересует? – спросил он, успокоившись.

– Нет. Много всего. Но мои заметки в телефоне, а он остался в рюкзаке в гостиной.

– Что ж… – Мир встал и стряхнул с себя крошки, взял тарелку. – Тогда придется вернуться и продолжить наверху.

– Значит, ты все-таки выходишь к людям? Не прячешься здесь, как вампир в гробу, постоянно?

– Я выхожу, Тина, – проговорил Мирон. – В студии нет туалета, а пИсать в бутылку весело только в машине. Пойдем. Обрадуем предков моим появлением.

Глава 6. Прием

– Понятия не имею, что делать, – говорила я по громкой связи с Катей, одновременно примеряя платья.

– А что Сережа тебе сказал? Он возьмётся?

Я вздохнула. Разговор с Сергеем мне не понравился. Я не стала сразу звонить Кате, потому что ее друг-юрист был неприятно солидарен с Мироном. Мне были не по вкусу перспективы, но пришлось открыть карты.

– Он возьмётся, но придется доказывать, что Степа мошенник или что он был не в себе. Мне не нравятся оба варианта.

– Да, паршивая стратегия. Понимаю тебя, – подтвердила Катя.

– К тому же я не уверена, что Наташа не подаст встречный иск, чтобы распилить дом или отменить некоторые решения Степы по галерее. Он столько всего подписывал. Как быть с этими договорами, если я подчеркиваю его недееспособность или обвиняю в мошенничестве? Все так сложно, Кать.

– Очень сложно. Сочувствую тебе, Крис. Мало что Стёпку похоронила, теперь еще это все на тебя свалилось.

– Мгм, – промычала я, вылезая из очередного неудобного платья. – Ты бы знала, как хочется все бросить. И пусть сама Наташа с Мироном разбирается. Но мне нужно продолжать дела в галерее. Не могу игнорировать текучку.

– А что Мирон? – зацепилась Катя. – Вы не общались после кладбища.

Я вздохнула еще раз. Подруга задавала очень неудобные вопросы. Я не рассказывала, что мы поехали домой после кладбища. Не упоминала и о предложении Мира. Но и врать мне Кате не хотелось. Может, стоило посоветоваться с ней? Я ведь до сих пор ничего не решила.

Я попыталась начать издалека.

– На кладбище мне стало нехорошо, и Мир отвез меня домой.

– Господи. Что случилось?

– Нервный срыв.

– Милая, что же ты не позвонила. Я бы…

– Ничего особенного, Кать, – успокоила я ее. – Это мое нормальное состояние рядом с Мироном. Но еще сильнее раздражает проклятое платье.

– Какое платье? – удивилась Катя.

– Для благотворительного приема. Вечернее. Мне сегодня нужно блистать и лицемерить. А, еще речь толкать придется.

Она засмеялась:

– Твое любимое занятие.

– Стерва, – ругнулась я беззлобно.

Катя прекрасно знала, что я ненавижу публичные появления, тем более – выступления. У Степы намного лучше получалось участие в светских вечеринках и красивые бездушные речи на публику.

– Ты одна идешь? Первый раз? – поняла Катя.

– Да, первый раз без Степы. Там будет несколько лотов молодых дарований от живописи. Я заодно посмотрю на них.

– Одна? – повторила Катя. – Почему меня не позвала?

– Я устала быть слабой, дорогая. Надо продолжать жить.

– Две недели прошло, Кристин. Ты в трауре. Почему они позвали тебя вообще?

– Они позвали давным-давно. Я подтвердила специально. Меня не надо списывать со счетов.

– Милая, ты имеешь право быть слабой и грустной.

– Расскажи это Наташе, которая только и ждёт, чтобы пнуть меня побольнее и загрести еще что-нибудь, – огрызнулась я. – К тому же, Кать, это сбор средств для детей с онкологией. Я не могу забить на такое событие.

– Тебе всегда там тяжело. Добьешь себя, Крис, – не унималась Катя.

– Нет. Ради такого и нужно продолжать жить. Степа точно не пропустил бы.

– Эх, ты умница.

– Все еще хочешь со мной? – запоздало предложила я по большей части ради приличия. Сегодня мне ни с кем не хотелось делить «праздник-обязанность».

Катя отказалась, слава богу.

– У меня поздняя встреча. Не смогу, Крис. Прости. Если бы заранее сказала…

– Все нормально. Я справлюсь, – пообещала я ей, чувствуя легкие угрызения совести за все, что я не договорила.

– Удачи, – пожелала мне Катя и отключилась.

Я пыталась сказать ей о предложении Мирона, но язык не поворачивался. Не хотелось обсуждать это, хотя раньше я делилась с Катей всем.

Очередная грязная тайна, связанная с Миром. Как будто мало мне было грязи с ним.

Зато Катин приятель Сергей, с которым я встретилась накануне, очень позитивно отнесся к идее Мирона.

Сережа не обнадежил меня по части суда. У него было несколько таких процессов. Мои шансы вернуть галерею стремились к нулю по его версии. Если Мирон вступит в наследство и отдаст мне свою часть – я должна радоваться.

Радости я не испытывала. Сергею я тоже не рассказала подробностей о предложении Мирона жить со мной в доме. Мне казалось, что каждый сразу начнет меня убеждать позволить ему.

Хотя только я в полной мере знала, насколько важен Мирону дом и студия в подвале.

Между нами было всякое, но сейчас я стояла между мастером и вдохновением. Меня ранило, что он не пишет, не в состоянии писать. Это преступление какое-то – просто жить, как обычный человек. Имеет ли гений право на банальное существование?

Имею ли я право отказать ему в попытках вернуть себя в искусство?

Я задавала себе этот вопрос уже миллион раз. У меня был ответ, но я тянула. Знала, что потом начнется ад.

Выбрав платье, которое надевала на прием в Лондоне, я спустилась вниз. Цвета графит, простое, в пол, закрытое, но с эффектной драпировкой на груди.

Машина ждала меня у дома. Водитель молча вел авто в центр. Я смотрела в окна и представляла, как буду звонить Мирону. Вряд ли стоит подбирать слова. Он наговорит сам с три короба.

Мне стоило подумать о приеме и подготовиться к речи. Я достала телефон и пробежала глазами бездушный текст.

Разозлилась. У Степы действительно всегда получалось лучше. Он умел быть очень человечным и убедительным.

– Приехали, Кристина Дмитриевна, – сказал мне водитель.

– Спасибо. Я позвоню, когда закончим.

– Конечно.

Водитель вышел и открыл мне дверь, подал руку. Я поблагодарила его улыбкой.

Передо мной мигал огнями один из лучших отелей города.

Войти внутрь – уже победа. Но мои ноги вросли в землю. Я с трудом сделала первый шаг.

– Позволь составить тебе компанию, – проговорил Мирон, пугая меня до чертиков.

Я вздрогнула. Он словно из-под земли вырос.

– Какого черта, Мир? – зарычала я, не поднимая на него глаз.

Я мазнула взглядом по черной ткани пиджака и белоснежному манжету рубашки. Нарядился, скотина.

– Ты не звонила, и я решил сам тебя найти.

– Ты мог найти меня по телефону.

– Мог, но это не так весело. Бесценно наброситься из-за угла и наблюдать, как ты старательно не смотришь на меня.

– Я бы очень хотела сбежать, но каблуки не позволяют, – цедила я сквозь зубы.

– Уверен, ты все еще ненавидишь светские сборища сильнее, чем меня.

– Не уверена.

– Брось, Крис. Я уже здесь. Нам лучше держаться вместе.

– Не уверена, – повторила я. – Ты меня компрометируешь.

Она засмеялся.

– Компрометирую? Какое ржачное слово. Но знаешь у тебя настолько безупречная репутация, что я просто обязан немного заляпать грязью твое белое пальто.

– Мирон, пожалуйста… – простонала я, – хватит.

– Если мы будем держаться отдельно, то как раз вызовем сплетни, – резонно сообщил он.