– Мы застрелимся, чтобы только ее не слышать, – жизнерадостно предположил Архипов и вкусно чавкнул.

– Или ее ужасное творчество насмерть убьет наше чувство прекрасного, – кивнула я.

– Вот вы смеетесь, а это может быть очень серьезно, – холодно молвила Ирка. – Вдруг это было пророчество? Мы совершенно ничего не знаем об этой девушке. Может, она ясновидящая. И не просто так свалилась, а впала в транс!

– Как древнегреческая пифия, – легкомысленно подсказал Архипов. Он еще не понял, что Ирка настроена серьезно. – Та, как известно, прорицала, сидя на треножнике в клубах дурманящего пара, выходившего из небольшой расселины прямо под ее рабочим местом.

– Кстати, да, девчонка курила, – припомнила я.

– Что она курила? – тут же уточнила подруга.

– Какие-то сигареты, я в них не разбираюсь. Окурок подкатился прямо мне под ноги…

Тут я сообразила: не помню, что выбросила подобранный с земли окурок в урну. Как подняла его – помню, а как утилизировала – нет!

Да и не было на моем пути от КПП до центрального входа ни одной урны…

Так куда же я дела окурок?

Я посмотрела на соседний стул. Всего у нашего стола их было четыре: по одному заняли Ирка, Игорь и я сама, на оставшийся свободным я свалила свою ношу, которая только в пословице не тянет, а в реале руки отрывает. Портфель с макбуком и матерчатая сумка со сменкой…

Я потянулась, открыла сумку и всмотрелась в ее темные глубины.

Доживу ли я до того поистине светлого дня, когда какой-нибудь гений изобретет женскую сумку со встроенным освещением?

Пришлось сунуть руку внутрь и поворочать уютно лежащие туфли.

– Ну так и есть! – Я с досадливым возгласом извлекла из сумки чужой окурок. – В отсутствие урны я бросила его сюда. Швырнуть на асфальт не позволило воспитание…

– Как хорошо, что ты у нас такая культурная! – Обрадованная Ирка бесцеремонно забрала у меня окурок. – Так, посмотрим…

Она посмотрела, понюхала, только что на зуб не попробовала. И заключила:

– Пахнет странно.

– Может, там не табачок? – Архипов с намеком подмигнул.

– Надо выяснить. – Ирка достала из своей собственной сумки блокнот, с треском вырвала из него лист, завернула в него окурок и получившийся бумажный фунтик спрятала в маленькую сумочку на поясе.

– Зачем нам это выяснять? – озадачилась я.

– Сейчас незачем, – согласилась подруга. – Но если окажется, что та девушка умерла, будем разбираться.

– Зачем?! – Архипов тоже не понял.

– Следите за логикой, Ватсоны. – Ирка глянула на нас высокомерно. – Она сказала, что звезда нас всех погубит, так? Акцентирую: нас всех! Значит, если эта девушка уже умерла – погубленная! – есть риск, что на очереди все остальные люди мира. Мы с вами в том числе!

– Мощно, – уважительно прошептал Архипов и осмотрительно удержался от возражений.

– То есть на этот раз мы будем спасать весь мир. – Я постаралась, чтобы это прозвучало с долей энтузиазма.

Спорить с Иркой, если она что-то вбила себе в голову, бесполезно. В таких случаях я руководствуюсь проверенным правилом: если не можешь отменить – возглавь!

– Я знал, что скучно не будет, но, кажется, недооценил масштаб предстоящего веселья, – пробормотал Архипов и перевесил на спинку стула новый белый пиджак.

В прошлый раз, когда мы вместе веселились в Питере и его окрестностях, все лишились верхней одежды – она непоправимо испортилась во время суматошного исхода из горящего дома и последующей прогулки под дождем по болоту^[1].

– Впредь одевайся попроще. – Ирка не затруднилась расшифровать манипуляции Вадика с новым пиджаком. – А сегодня можешь еще покрасоваться. Не будем начинать расследование, пока Ленка не узнает, как там наша пифия. Может, девчонка просто в обморок упала, от жары, например. У местных оригинальное представление об экстремально высоких температурах, они в плюс двадцать два облачаются в шорты и панамки. В панамки, боженьки мои! – Она изумленно округлила глаза. – Боятся, что им голову напечет!

– Не все мы, петербуржцы, такие, – с достоинством возразила я.

– Ты в Питере всего полгода живешь, не прикидывайся аборигеном, – отбрила подруга.

– А вот кому вкусный пирожок с курагой? – пресек назревающую ссору мудрый Архипов. – И давайте обсудим, что будем делать завтра. Я знаю сайт, где можно купить билеты в Мариинку со скидкой…

– Не хочу в Мариинку, – закапризничала Ирка. – Я там была уже, и мне не понравилось. Театр должен начинаться с вешалки, то есть с порога должно быть красиво и торжественно! А в этой вашей хваленой Мариинке холл похож на тесную конюшню, все входы-выходы перегорожены, лестницы темные, коридоры узкие. Буфет я искала почти до конца антракта, потом пришлось давиться пирожными в спешке!

– Может, это потому, что кто-то взял слишком много пирожных? – от лица всех питерцев, хотя мне и запретили к ним примазываться, вступилась я за нашу Мариинку.

– Всего-то три эклерчика!

– Не важно, все равно я завтра не с вами: мне опять на работу.

– Ты говорила, что у тебя будет только два присутственных дня – понедельник и четверг! – грозно нахмурилась подруга, обманутая в своих ожиданиях.

– Будет, но со следующей недели, – кивнула я. – На этой меня попросили присутствовать четыре дня подряд, чтобы я вошла в курс дела.

– Ладно, тогда завтра мы как-нибудь сами, – вмешался Архипов и продолжил, обращаясь к Ирке: – Как насчет того, чтобы съездить в Павловский парк? Билет стоит сто пятьдесят рублей, но если явиться до девяти утра, вход бесплатный!

– Да ладно?! – обрадовалась подруга. – Конечно, едем!

Я слушала, как эти любители экскурсий и экономии строят планы на завтра, договариваясь, во сколько они встретятся и на чем отправятся в путь, и грустила.

Угораздило же меня устроиться на работу! В самом деле, зачем она мне нужна?

Но увольняться после первого же дня было бы глупо, и я настроилась потерпеть.

Глава третья

На сей раз в шахте лестничной клетки пахло не мужским парфюмом с нотками ветивера, а крепким потом.

Я шагнула к перилам, посмотрела вверх, снова отодвинулась к стене и замедлила шаг. Пространство ароматизировал мой коллега – тот самый, которого Ирка успела окрестить Микробоссом.

Настигать его и изображать радость встречи, а заодно лишний раз обонять мне не хотелось.

Мы с Микробоссом уже успели повздорить. На ровном месте, как говорится.

Я отказалась дать ему номер своего мобильного и принимать задания по телефону, потребовав отправлять их по электронной почте. Микробосса это привело в состояние, близкое к истерике. Почему – я не поняла. За годы на госслужбе привыкла, что электронная почта – лучшее средство деловой коммуникации, тогда как телефонные звонки в этом качестве совершенно неприемлемы.

Мой начальник в Департаменте внешнеэкономической деятельности, очень умный человек и профессиональный дипломат, первым делом велел мне как «Отче наш» затвердить две фразы: «Все деловые коммуникации должны оставлять документальный след» и «Мой непосредственный руководитель мне такого поручения не давал». Сказал, что знание этих мантр поможет мне уберечься от проблем в бюрократической структуре – и оказался совершенно прав.

У Микробосса явно не было такого жизненного опыта, как у меня, зато, похоже, в избытке имелись обидчивость и злопамятность. Он моментально нажаловался на меня нашему общему руководителю, и мне пришлось оправдываться.

Ирке я об этом говорить не стала: она бы потребовала, чтобы я прямо сейчас написала заявление на увольнение по собственному желанию. Еще и достала бы из своей сумки-самобранки чистый лист бумаги, стило и бестрепетно водила бы моей рукой, выписывая буковки.

Дождавшись, пока Микробосс взойдет на шестой этаж и шлейф его специфического аромата слегка развеется, я тоже поднялась и заняла свое рабочее место. Потянулся очередной томительный день, наполненный рутинной работой со скучными докладами.

Спрашивается, и чего мне не сиделось с моими славными графоманами – людьми бесспорно творческими?

Пока я тихо костерила себя и косноязычных докладчиков, запел мой телефон.

– Слушаю! – радуясь возможности отвлечься, охотно откликнулась я.

– Елена Ивановна?

Моя радость увяла. С официального «Елена Ивановна» обычно начинают разговор телефонные жулики разных мастей.

– Слушаю вас, – повторила я уже довольно злобно.

– Это сотрудник службы безопасности с КПП, Василий меня зовут, – сказал мужской голос в трубке. – Вы не могли бы выйти к турникету? К вам тут пришли…

– Уже бегу! – пообещала я, вновь воспрянув духом.

Даже не спросила, кто ко мне пришел. Подумала, что это заботливая подруга все-таки привезла обед, хотя я и просила ее этого не делать.

Но это оказалась не Ирка. В тесном помещении КПП дожидалась незнакомая девушка.

– Это вы Елена Ивановна? – Она подалась к турникету.

– Можно просто Елена, – отозвалась я машинально. – А вы кто?

– Я Юля. – Девушка покосилась на охранника. – Мы можем поговорить наедине?

Я тоже глянула на Василия – он отвернулся, делая вид, будто не обращает на нас внимания. Поколебавшись пару секунд, я приложила свой бейдж-пропуск к считывающему устройству. Оно разрешающе мигнуло зеленым, и я прошла за турникет, на ходу предупредив не то охранника, не то незнакомку, не то их обоих:

– На пару минут, не больше.

Василий промолчал, а девушка пообещала:

– Я вас надолго не задержу.

Мы вышли на улицу, отодвинулись от КПП на пару метров и встали под забором, чтобы не мешать пешеходам.

– Слушаю вас, – сказала я.

– Охранник сказал, это вы вчера позвали его к упавшей девушке?

– Он меня запомнил? – удивилась я.

Профессионал, однако. Выхватить кого-то в толпе, которая штурмует турникеты по утрам, да еще успеть имя на бейдже прочитать…

Или это я такая незабываемая?

– Я попросила, и он в своей программе посмотрел, кто проходил в это время. Узнал вас по фото в базе пропусков, – быстро объяснила моя собеседница.

Я не стала уточнять, чем объясняется отзывчивость охранника. Меня заинтересовало другое:

– А в чем дело? Почему вы интересуетесь той девушкой?

– Она моя подруга, – сказала собеседница и нервно провела ладонью по гладким черным волосам. – Мне вчера позвонили из больницы…

– Как она там? – не дослушала я.

– Никак. Она умерла. – Чуть раскосые глаза закрылись, снова открылись, в уголках блеснули слезинки.

– Ох… – Я расстроилась, и даже не сообразила выразить соболезнования. – Сердце, да? Или инсульт?

– Не сердце и не инсульт. У Верочки была аллергия.

– Вот такая, прям смертельная? – не поверила я.

– Представьте себе. Ей к морепродуктам на милю приближаться нельзя было.

– Не знала, что такое бывает… Но… простите, не запомнила ваше имя?

– Я Юля.

– Юля, а я-то тут при чем?

Девушка посмотрела на меня в упор, сжала челюсти и сделалась похожа на монголо-татарского воина. На Чингисхана, готового к завоеваниям.

– Где, по-вашему, в девять утра она могла угоститься морепродуктами?!

– О…

Я глянула в одну сторону, в другую. До конца улицы не было не только заведений общепита – вообще ничего, кроме забора с одной стороны и многорядной дороги с другой. И все же я сказала:

– В пяти минутах отсюда большой торговый центр…

– И фудкорт там начинает работу в десять, – перебила меня Юля. – А ресторан японской кухни и вовсе в двенадцать.

– А супермаркет открывается в восемь, там есть готовые блюда, наверное, и рыба тоже…

– Пфф, жареная путассу? – Девушка фыркнула и непримиримо тряхнула смоляными волосами. – Для Верочки по-настоящему опасны были креветки, но их она избегала как огня.

– Что вы хотите сказать?