Глава 18

Однажды я летала на воздушном шаре.

Несколько лет назад Степочка, Павлик и Андрюша отправились на нашей «Ниве» на фестиваль воздухоплавания в Псковской области. Я собрала им в дорогу пирожков с разными начинками – и себя в качестве бонуса. Напросилась с ними, якобы чтобы запастись местным луговым медом. А на самом деле – чтобы не дать пронырливым псковским пчелкам накинуться на мой наивный цветочек.

Фестиваль поразил нас многоцветием гигантских аэростатов, гудением газовых горелок, душевной среднерусской природой и южным теплом. Мы словно попали в добрый мультфильм про лилипутов на дне рождения Гулливера. Маленькие человечки бегали вокруг праздничных воздушных шаров, залезали в корзинки и взмывали к облакам – настоящим, а не каким-то там виртуальным.

Степа тут же прыгнул в плетеную кабину голубого, как псковское небо, шара, которым управляла подозрительного вида девица – и был таков. Я ахнула: «Батюшки-светы!», – вскарабкалась в корзинку розового аэростата с впечатляющими языками пламени по бокам и отчаянно крикнула его владельцу: «Трогай!», трясущимися руками доставая из сумки бинокль.

Однако когда мы сравнялись со Степиным шаром, я успокоилась. На борту невинно-голубого аэростата обстановка была тоже вполне невинная. В кабине, помимо девицы, находился ее кавалер, которого раньше я не замечала. Он обнимал спутницу за талию. А Степочка, не обращая никакого внимания на красоту девчонки, наслаждался исключительно красотой ландшафта с высоты птичьего полета. Я удовлетворенно опустила бинокль и наконец-то расслабилась. На душе у меня было легко и радостно.

И если вы думаете, что после фестиваля я не закупилась по полной программе луговым медом, то вы, милые мои, очень плохо меня знаете! Весь багажник «Нивы» был забит банками с густым жидким золотом. Янтарные блики бродили по салону всю дорогу домой.

Вот и сейчас настроение у меня было таким же чудесным, как тогда – словно я парила над серебристым озером, отражаясь в зеркальной воде вместе с солнцем, а не находилась глубоко под землей в окружении злобных сектантов. Но я только что избежала мучительной смерти, и думаю, новообретенный статус музы Главного Магистра гарантировал мне дальнейшую неприкосновенность.

Рыцари устроили мне овацию (все, кроме толстухи Воронцовой), я раскланивалась во все стороны, как конферансье одесского дома культуры после удачной шутки. Потом, когда шум в зале немного утих, я повернулась к Главному Магистру:

– Товарищ Магистр, а нельзя ли мне поскорее получить золотой медальончик, как у Воронцовой? – А про себя подумала: это же будет шикарной уликой! Володя с полковником Орловым просто набросятся на этот медальон.

Старичок заколебался:

– Любовь Васильевна, я бы с радостью, мне для вас ничего не жалко… По правилам Ордена, я не имею права вручить вам его раньше, чем через год самоотверженного служения общему делу…

– Ой, да кому нужны эти правила! – пренебрежительно махнула я рукой. – Правила созданы для того, чтобы их нарушать, разве не так, милый товарищ Магистр? – И я постаралась соорудить на лице как можно более многообещающее выражение.

– Ох, ну хорошо, хорошо, – сдался Главный Магистр. Взгляд его источал сладость, как пчелиные соты – мед. Однако обрадовалась я рановато. – Обещаю преподнести вам медальон, как только мой друг-ювелир вернется из отпуска, вроде бы в августе… Но сначала – обряд посвящения.

– И в чем он у вас заключается? – спросила я со скучающим видом. – Я клятву Гиппопотама должна принести или что?

– Клятву кого? – растерялся старичок.

– Гиппопотама, – уверенно пояснила я.

– Какого Гиппопотама? – Главный Магистр выглядел совершенно ошеломленным.

– А я откуда знаю какого? Не я же ее придумала, а врачи. У них тоже символ – змейка, как у вас. Хотя тогда причем здесь гиппопотам? Может при том, что он тоже в джунглях живет…

– Ах, вот что вы имеете в виду! – Лицо старичка просветлело. – Врачебную клятву Гиппократа!

– Ну я так и сказала! – Вот бестолковый, подумала я. – В общем, давайте уже, поторопитесь со своим посвящением.

– Да-да, не будем затягивать, – согласился Главный Магистр. – Завтра у всех нас важнейший день, перед такими событиями нужно хорошенько отдохнуть…

– Перед какими событиями? – встрепенулась я.

– А это, Любовь Васильевна, вы узнаете после посвящения… Старший Магистр! – позвал старичок Черного Пса. – Приступайте!

Нельзя сказать, чтобы я очень беспокоилась из-за обряда посвящения. Ну, думаю, побегают вокруг меня с какими-нибудь бубнами, вырядят меня в белый фартук, возможно, попросят пошипеть по-змеиному. Забросают специями. Дадут три пары белых перчаток или еще какую-нибудь муть. Скажут что-нибудь вроде «Ты прошла испытания и достойна Света», ну и все в таком роде.

Однако все оказалось гораздо серьезнее.

Черный Пес усадил меня на ступени постамента и спросил:

– Где?

– Что где?

– Где будем набивать кобру?

– Какую кобру? – Мне поплохело.

– Королевскую, разумеется. – Черный Пес пожал плечами. – Так где, мамзелька? Шея, предплечье, лодыжка? Показывай место.

– Но я нигде не хочу набивать татуировки! – в ужасе воскликнула я. – Ни на шее, ни на предплечье, ни тем более на лодыжке, как у… – Я едва сдержалась, чтобы не назвать имя Пантеры – эта деталь могла провалить всю мою операцию. – Что подумают люди? Что скажет моя сестра Глафира? Какой пример я подам Степочке, наконец?

– Степочке? – встрепенулся Черный Пес. – Какому еще Степочке?

– А, ну это мой домашний кролик, – не растерялась я. – Боюсь, не узнает он хозяйку с татуировкой. И вообще, у меня давление повышенное, мне противопоказаны любые операции!

– Видел я на экране твое давление – сто двадцать на восемьдесят, – хмыкнул Черный Пес. – Да на тебе, мамзелька, можно целую картину «Переход Суворова через Альпы» набить, а потом еще и в космос тебя отправить, приобщать инопланетян к искусству.

– Затруднения? – осведомился Главный Магистр со своего дряхлого трона. Его плетеные сандалии болтались на уровне моих глаз.

Я поняла, что сопротивление бесполезно и, более того, может плохо для меня закончиться.

– Нет-нет, все отлично! – сказала я тоненьким голосом. – Бейте здесь!

И я рванула свою ярко-красную кофточку, оголив левую грудь до середины. Я делаю это ради Степы, который навсегда занял мое сердце – значит, пусть кобра будет там. Кроме того, татушку можно будет скрыть под купальником. Неплохой повод пройтись по рынку, обновить пляжный гардеробчик!

Главный Магистр с интересом поглядывал сверху в открывшуюся перед ним экспозицию (ему уже о вечном пора думать, а все туда же!), а Черный Пес умело принялся за дело. Из подсобки он притащил небольшой саквояж, вроде медицинского чемоданчика, и разложил на постаменте инструменты. Я облегченно выдохнула: оборудование было современное, хромированное и стерильное. «Да, раньше мы использовали медные иглы восемнадцатого века, – с сожалением пояснил старичок, – но стольких новообращенных рыцарей потеряли из-за заражения крови… Пришлось перейти на одноразовые».

Байкер достал из саквояжа переводную картинку, сбрызнул ее водой из пульверизатора и налепил мне на грудь. После снятия бумажки на коже остался трафарет в виде той самой кобры в короне.

Черный Пес взял флакончик темно-красной краски.

Застрекотала тату-машинка. В грудь впились тысячи иголок. Я невольно вскрикнула. Мое жалкое «ай» растворилось в древних стенах, наверняка слышавших и не такое.

Спустя пятнадцать минут все было закончено.

Кожа пылала. На моей левой груди навеки поселилась коронованная хищная кобра.

Я застегнула блузку. Хорошо, что ткань красная – крови не видно.

Павлин нещадно давил на раны. Я отстегнула брошь и бросила ее в свою оранжевую сумку со стразами.

– Твоя жизнь, о Люба из Купчина, никогда не будет прежней! – произнес Главный Магистр, спускаясь со своего трона.

Он подошел ко мне. Сквозь белые волосы просвечивала розовая лысина, и странным образом это зрелище произвело на меня успокаивающее воздействие.

Старичок покопался в складках своей мантии и вытащил пузырек с прозрачной светло-желтой жидкостью. Такую я сегодня уже видела – в непосредственной близости от своей вены.

– Возьми эту ампулу со змеиным ядом – и помни, что Кобры не живут в неволе! – Я опустила пузырек в маленький боковой кармашек сумки. – Помни, что наша священная книга не может оказаться в руках врага. Если миссия провалится – «Книга Пряностей» должна быть немедленно предана огню!

В зале сгущалась темнота. Свечи догорали и начинали чадить. Кобра на груди жалила в самое сердце.