– Да вот эту же! – Бабушка указала своей узловатой рукою на меня, – вот эту самую. Которую сейчас… Игорь… Носит…

– Да не! Рубашка эта всю дорогу на мне была и никуда не девалась.

Машина бабушка нахмурилась. Обернувшись, поковыляла она в переднюю. Стала бормотать:

– Да как же это? Я ж видала своими глазами!

Мы с Машей хитро переглянулись. Она закрыла рот и беззвучно рассмеялась.

– И правда, – вернулась бабушка, – нету! Что-то я совсем старая стала! Уже чудится мне всякое! Рубашки какие-то!

– Да ладно вам, – улыбнулся я бабушке, – пойдемте ваши пампушки кушать. А рубашка… Да и черт с ней.

Следующим утром нужно было на работу. Как полагалось, приехал я к восьми утра в гараж. Машка сегодня не дежурила, однако к осмотру на алкоголь пропустили меня без очереди, как участника соревнований.

Получив свою отметку, отправился я в кабинет завгара.

– Ну этот дурень на себя полведра керосину и налил! – Сказал Федотыч и механики весело грянули грубым хрипловатым смехом.

– Здорова, – вошел я и тут же посмотрел на Степаныча.

Механик по выпуску в ответ бросил взгляд на меня с деревянного стула, на котором сидел, опираясь на тросточку. По его слегка перекошенному лицу было видно, что хоть и лучше ему уже, да только инсульт оставил на нем свои следы. Восстановится ли Степаныч? Да черт его знает.

Смех тут же утих. Завгар и Олегыч переменились в лице, словно окаменевшие, застыли, уставившись на нас.

– Привет, Степаныч.

– Здорово, Игорь, – сказал Степаныч, помолчав пару мгновений.

Потом, увидел я, как затряслись его руки, и он принялся вставать.

– Да ты чего? Сиди-сиди, – пошел я к нему, чтобы усадить.

Однако, не успел я его коснуться, как схватил Степаныч меня за руку. Заглянул мутноватыми своими глазами в мои.

– Игорь, – сказал он, – спасибо тебе, что не дал сгинуть. Что не посмотрел на наши прошлые обиды и спас мою жизню.

– Да будет тебе, Степаныч, – помог я ему вернуться на стул, – это все мелкие склоки, на которые и глядеть не надо, когда о человеческой жизни речь идет.

Старый механик улыбнулся. Потом внезапно спрятал глаза.

– И прости меня за прошлое. Очень мне перед тобою стыдно.

– Ай, – махнул я рукой, – говорю же, будет.

Оказалось, что после болезни, работа Степаныча в гараже остается под вопросом. Что плохо у него теперь работает часть лица и нога, а на правой руке отнялись два пальца. Немеет третий.

И вот, как только Степаныч научился более-менее ходить, так и выпросил у завгара, который часто его навещал, привезти его на работу. Хотел механик еще подышать гаражным воздухом.

– Видать, – сказал он, – досрочно я на пенсию.

– Главное, что живой, – сказал Олегыч, – что выздоравливаешь. А там глядишь и снова забегаешь.

– Если уж не забегаю, – грустно вздохнул Степаныч, – то буду хоть в гости захаживать. Хотя пить мне, – он рассмеялся, – уже и нельзя.

– Ничего, – завгар хохотнул, – специально для тебя, будем мы хранить в диспетчерской компот!

Потом разговор зашел про Серых. Оказалось, что Степаныч хорошо знает обо всем, что с Серыми твориться. Многое ему рассказывал дядь Миша завгар.

– Ты прости их, Игорь, – сказал Степаныч, пряча глаза.

– Да ты то что извиняешься? – Ответил я, ожидая пока Олегыч допишет мне путевку, – ты тут вообще и близко ни при чем.

– Все равно. Они же мои родственники. И как-то чувствую я за ихние дела ответственность.

– Да брось ты, – я принял путевой лист, – не дури себе голову. Лучше здоровьем займись.

– Катька, Серых Мать, – внезапно начал Степаныч, – все еще ходит ко мне. Ухаживает. Болтает постоянно.

– Как она? – Спросил я.

– Разбитая, как старая колымага. Когда Пашка сбёг, а Матвей попал в милицию, не находит себе места. Уже который день. Мелет всякие глупости. Про тебя, про Мятого. Сегодня назначил ей Иван Петрович в четыре часа на допрос. Пойдет.

– Мне сегодня тоже в милицию нужно, – сказал я, – для дачи показаний.

– Может, пересечешься ты с ней, – Степаныч криво пожал плечами: правое поднялось слабей левого.

– Это вряд ли. Мне на шесть назначено. Ну ладно! Бывайте. Пойду я на учения. А то нашей комиссии и мыла не надо, чтобы куда не туда влезть, ежели опоздаешь.

Я направился к выходу, но тут же услышал Степанычево:

– Игорь, постой.

– Что? – Я обернулся.

– Нужно мне кое-что тебе сказать. По поводу Катьки Серой, сестры моей. И по поводу допроса. Что-то срочное.

– Это чего же? – Я глянул на него настороженно, – чего такое срочное?

Глава 7

Степаныч хотел было что-то сказать и даже открыл рот, но передумал. Глянул сначала на Олегыча, потом на завгара. Те уставились на него в ответ.

– Неловко мне, мужики, – сказал он, помявшись, – если б мог бы, сам с Игорем отошел за диспетчерскую. Но, сами знаете, ходок с меня нынче неважный.

Завгар засопел, явно не зная, как себя тут вести.

– Ну чего, – спас положение Олегыч, вставший из-за своего столика, – пойдем, мож, покурим? А, Федотыч?

– Ну пойдем, – не сразу ответил завгар, но все же кряхтя встал, – коль уж нас просют.

Степаныч как-то виновато опустил глаза. Вместе с ним, подождали мы, пока завгар с Олегычем выйдут из диспетчерской.

– Ну, куда прешь, Казачок? – раздался за приоткрытой дверью строгий голос дядь Миши.

– Дак, к Никите Олеговичу, за путевкой.

– Ай! Балда! Никита Олегович вот он, с нами! Пойдем лучше покурим, в кабинет покамест нельзя!

Дверь совсем захлопнулась, и остались мы со Степанычем одни.

– Катька на тебя донос написала в милицию, – тут же, без предисловий сказал Степаныч, – что, мол видела она, как это ты стрелял в Мятого. Призналась мне вчера.

– Вот так номер, – сказал я задумчиво.

– Ага, – он вздохнул, – пытался я ее отговорить, поносил злыми всякими словами, за то, что она такая дура. А та уперлась, мол, не дам второго сына на растерзание. Первый и так неизвестно куда пропал.

– Глупо это с ее стороны, – я взял стул из-за стола Олегыча и поставил его напротив Степаныча спинкой вперед. Сел верхом, – там много свидетелей было. Много доказательств есть того, что стрелял Матвей.

– Мда, – Степаныч вздохнул, – это она больше с отчаяния. Думает, что сможет так отвесть беду от младшего сына.

– Не сможет, – сказал я холодно.

– Да знаю, – покивал Степаныч, – я той вашей драки не видел. Слышал только по рассказам Катькиным. Мне она сказала, что ты стрелял, – нахмурился механик, – а вот Зинка Игнатова, мамка Ваньки Кашевого, которая ходила ко мне по очереди с Катькой, так та рассказала по-другому. Что стрелял Матвей. Что застрелил бы он и Ваньку Кашевого, да ты не дал.

– Если б Ванька когда надо не вбежал бы, – покачал я головой, – я бы так просто не смог бы Серого взять.

– Ну так вот, – Степаныч отвел в сторону мутноватые глаза, – Зинкина история складнее выходит. Убедился я в том, глядя на это, – он кивнул взгляд на повязку, что торчала из-под короткого рукава рубашки. – Ты думаешь, я просто так в гараж приперся? Да мне до конца двора сложно добраться, ни то, что до гаража. Приехал я, чтобы тебе все рассказать.

– Спасибо, – я улыбнулся, но Степаныч ничего не ответил. Мы помолчали. —Что ж ладно, – я встал, – поговорю я по этому поводу с Квадратько. И с Екатериной Ивановной тоже.

– Это вряд ли. Потому как она не захочет с тобой разговаривать.

– Глянем, – улыбнулся я Степанычу, – ну ладно. Бывай, Егор Степаныч. Выздоравливай. И еще раз спасибо тебе.

– Тпру! Глуши его! – Кричал агроном Николаенко, который сегодня следил за комбайнами на втором маленьком тренировочном поле, где мы убрали небольшой недокосок ячменя.

Комбайны выстроились в линию у выезда с поля. Жатки их, что крутились еще мгновение назад, медленно заканчивали свой бег. Молотилки с гидравлическим шипением поднимались от земли.

Начался обед. Новые комбайны через час угонят на другое поле, а с ними и нас. Я, сделавший к этому моменту уже четыре рейса, сел с остальными шоферами в посадке. Каждый развернул свой обеденный узелок.

Видел я, как Николаенко запрыгнул на груженую Васки Ломова машину, зачерпнул из кузова ячменя. Спустившись, стал разминать его в ладонях, глядеть.

– Слышь, Герасимыч! – Подозвал он Вакулина, – а ячмень, кажись, бьет!

Вакулин подбежал к агроному, и стали они рассматривать зерно вместе.

Недолго я следил за ними. Хотелось есть, и я развернул свою газетку. Сегодня на обед у меня была жареная курица – остатки со вчерашнего ужина. Взял я куриное бедро руками и принялся обгладывать. Закусывать присоленным из спичечного коробка огурцом.

– Игорь, слышь, Игорь, – подлез ко мне сбоку Титок.

– Когда я ем, я глух и нем, – сказал я с набитым ртом.

– Да чего ты как маленький? Мне спросить кой-че надо.

– Ммм, – отмахнулся я, прожевывая вкусное мясо, – сам поел, дай другим.

Титок надулся обиженно, но отстал. Он поглядывал на меня терпеливо, ждал пока я доканчивал свое едово. Потом подлез снова:

– Игорь!

– Ммм? – я вытер жирные руки о тряпку, которую взял из Белки, – чего ты хотел-то?

– Да совет мне нужен твой, – заговорщически оглянувшись, начал Титок полушёпотом, – кажется мне, что только ты сможешь мне его дать. Потому как сам ты чуть ли не первую красавицу на поликлинике нашей заполучил. От Стеники Машку отбил.

– Вот так новости, – удивился я громко, – и даже выпрямился, сидя на траве, – это ж какой такой совет тебе надо?

– Да тихо ты! – Титок снова огляделся.

Однако другим шофером, кажется и дела никакого не было до нашего с Титком разговора: кто-то доедал обед, другие болтали, стоя под чьей-то машиной, курили.

– Ну ладно, не томи, – заинтересовался я, – чего у тебя там за секретное такое дело?

– В общем, – вздохнул Титок, – посоветуй мне, пожалуйста, как мне Эммочку заполучить.

– Кого? – Не понял я.

– Эммочку, – удивленно заморгал глазами титок.

– Какую еще Эммочку?

– Ну как же? – Вытянул Титок шею, – Эмма Кох. С немцев. Помнишь?

– Девочка-инженерочка, что ли? – Нахмурился я.

– Ну да!

На миг, между нами повисла молчаливая пауза. Я уставился в глаза Титку, а она в мои. А потом, я просто грянул таким хохотом, что шофера вокруг обернулись.

– Игорь, ну чего ты? Чего? – обиделся Титок, – чего тут смешного-то?

– Да того! – еле унялся я, утирая слезы, – тебе что? В Союзе не хватает девок, что ты на немок заришься?

– Эх! – Махнул Титок рукой, – так я и думал, что не будет от тебя никакой помощи! А у меня ж, понимаешь, может настоящая любовь! Эмма, – замечтался он, – она какая-то другая, не такая, как наши, станичные девушки. Она…

– Титок, – вздохнул я, – ну ты серьезно думаешь, что она останется в Союзе? С тобой будет жить? Так это ты как маленький!

– Ну не хош, не помогай, – Титок встал, – чего издиваесся?

– Не издеваюсь я, – я тоже поднялся следом, – просто хочу сказать тебе, что брось ты это дело. На немочке-Эммочке свет клином не сошелся. А если полезешь туда, то можешь и на неприятности нарваться. Вдруг у нее жених есть?

– Нету, – быстро ответил Титок, – я уже узнал.

– У кого же? – Удивился я.

– У Эммы.

– А ты, что ли, немецкий знаешь? – Поднял я бровь вопросительно.

– Ну так. Как все. В школе учил. Да там другое! У нас, понимаешь, – Титок шлепнул руку об руку, – общение выходит как-то самом собой. Нету между нами никакой в этом отношении границы. Понимаем, что называется, друг друга без слов!

– Мда, Титок, – я потер висок, – кажись, ты и правда втюрился по уши. Так если вы друг друга без слов понимаете, то чего тебе еще надо?

– Понимаешь ли, Игорь, – он поджал губы, – холодна она ко мне как-то. Я с ней и приветливый, и вежливый. Как ни встретятся наши отряды, где в поле, так тут же за ней поухаживать бегу. А она, как энтот, как его? Как айсберг! Во!