Когда песня заканчивается, к ним подбегает матрос – его играет Шензи – и сообщает, что глава пиратов, капитан-андед Дебош Пустотелый, уже прибыл к ним на борт, чтобы поприветствовать знаменитую Падпараджу и не менее прославленную Мью Алепу. Завирушка неохотно отворачивается от океана и видит, как из-за кулис выходит высокая зловещая фигура. На самом деле это Кифри, но мастерская иллюзия показывает лицо-череп под чёрной треуголкой, где в чёрных провалах глазниц знаменитого капитана-андеда сияют красные огоньки его проклятой сущности безжалостного лича. Говорят, левую ногу ему отсекли освящённым оружием, поэтому некромантия не может её вернуть. Вместо ноги у Дебоша Пустотелого деревянная колодка. Скырлы-скырлы, зловеще скрипит она при каждом шаге. Скырлы-скырлы.

Увидев это, Завирушка замирает, бледнеет и начинает истошно визжать.

Корабль превращается в наскоро сколоченный помост. Исчезает океан, небо, облака на нём. Красавица Падпараджа становится гномихой на ходулях. Капитан-андед снова Кифри с привязанной к ноге деревяшкой, роскошные костюмы обратились в поношенные старые тряпки, лишь отдалённо напоминающие себя иллюзорных. Но этого никто не видит, потому что гаснут магические фонари рампы, исчезает освещение в театре, с тихим хлопком пропадает свет в уличных фонарях, удивительным образом меняются фасады старых домов, чьи владельцы экономили на штукатурке, рассчитывая на работу магов… Пролетающий над Портом Даль грифон увидел бы сверху большой чёрный круг в ярко освещённом вечернем городе. И центром этого круга стала тёмная громада Скорлупы.

Завирушка прекращает кричать и валится в обморок.

Глава 5. Моряк на деревянной ноге

– …А потом эта дура заверещала, как банши, и всё пошло по сатировой флейте, – закончил свой рассказа Пан. – Не знаю, Мастер, этого ли эффекта вы добивались…

– Зачем вы потащили её на сцену?

– Ну, у нас как раз не хватало Мьи, а она как раз оказалась в платье…

– Уйди с глаз моих, – сказал Полчек устало.

– Он нас не убьёт! – заявил козёл труппе, ожидающей его в баре. – Думаю, он это всё специально придумал.

– Зачем? – удивился Кифри. – Зачем Мастеру срывать собственную премьеру?

– Наш Мастер знает, что искусство

пора избавить от иллюзий,

скрывающих актёров лица, – сказал Шензи.

– Ужель не было вам обидно,

что ваш талант преображенья

сокрыт магичеством банальным? – добавил Банзай.

– Не в этом ли сокрыта тайна

великой миссии, которой

наш Мастер издавна привержен? – подытожил Шензи.

– Мои сиблинги хотели сказать, что Мастер Полчек хочет избавить театр от магии иллюзий, – пояснил Эд. – Неужели тебе, Фаль, не обидно, что никто не видит на сцене тебя, а только магию иллюзий твоего демона? Неужели ты не смогла бы сыграть Падпараджу без этого? Сыграть так, чтобы все забыли, что ты гномиха на ходулях, и видели только сценический образ?

– Но театр всегда строился на иллюзиях!

– Не всегда, – заметила Спичка, подсчитывающая выручку за стойкой, – только с тех пор, как все театры континента обязали получать лицензии Дома Теней. Это они ввели канон, обязывающий, в том числе, к использованию магии иллюзий.

– Ну да, – кивнул рогатой башкой Пан. – Магия иллюзий – ключевая Марка Дома Теней. Через неё они контролируют всю сферу развлечений. Хочешь использовать – плати. Не хочешь – лицензии тебе не видать. А без лицензии можно только любительские постановки с бесплатными билетами.

– О, так наш Мастер… – начала Фаль.

– …Вовсе не филантроп, – басовито засмеялась Спичка. – Просто он не любит Дом Теней и не хочет им платить.

– Получается, если ему удастся продвинуть идею «театра без иллюзий»…

– Да, Фаль, карманы Дома Теней могут изрядно похудеть. И они не будут счастливы, поверь.

– Наш Мастер – великий человек! – сказал Кифри убеждённо. – Я всегда знал, что он хочет сделать Альвирах лучше.

– Во всяком случае, – хмыкнула в бороду дварфиха, – он сделал нам отличную кассу. Вы бы видели, что тут творилось после премьеры!

– Нас проклинали? – мрачно спросил Пан.

– Не без того, – кивнула барменша, – но какие были споры! Когда свет зажёгся, театралы собрались у стойки и давай орать друг на друга! «Полчек просто издевается!» «Полчек перешёл черту!» «Нет, Полчек опередил время!» «Полчек устроил гениальный перфоманс!» «Полчек сорвал иллюзии, скрывающие прогнившую суть театра…»

– Кстати, о прогнившей сути, – раздался строгий голос из коридора.

– Мастер, вы здесь? – засуетился козёл. – А мы тут…

– Я не мог не отметить, – сказал сурово драматург, – что, когда иллюзии исчезли, наш занавес оказался вовсе не так свеж, как мне представлялось. И стулья в зале оказались весьма не новы. Что же касается стен и потолка атриума, они выглядят просто угрожающе. Однажды обвалившаяся с них штукатурка погребёт кого-нибудь внизу. Хорошо, если вас, а если зрителей? Также хотелось бы обратить ваше внимание на состояние фасада. В этой стадии разложения он может посрамить физиономию матёрого андеда. Я неоднократно давал распоряжения выделить из доходов театра сумму на ремонт, замену занавеса и сценического гардероба, но вы, как я смотрю, предпочли обойтись бесплатной магией иллюзий…

– Выделить сумму из чего? – перебила его Спичка.

Полчек повернулся к ней и вопросительно поднял брови.

– Давай отойдём, – предложила дварфиха. – Нам, кажется, есть что обсудить.

В кабинете Спичка непринуждённо развалилась в кресле, натужно заскрипевшем под её могучей фигурой. Полчек встал перед ней с лицом строгим и требовательным, но дварфиху это ничуть не смутило.

– Мальчик мой… – начала она.

– Я не мальчик и не твой, – раздражённо перебил её драматург. – Я владелец этого театра.

– Полчек, ты владелец финансовой дыры в моём кармане. Не надо делать страшные глаза и шевелить бровями. На ту, кто менял тебе пелёнки, это не подействует. Вспомни, кто тебя растил, пока твоя мать предавалась душевным терзаниям и проматывала остатки состояния Дома Кай в сомнительных инвестициях?

– Я помню, что ты была моей няней, Спичка, и я благодарен тебе за всё, что ты сделала для Дома. Но…

– Нет уж, дослушай, мальчик мой. Я долго молчала, но когда-то же надо макнуть тебя головой в реальность? Ты можешь сколько угодно корчить из себя демиурга Дома, но скажи правду хотя бы сам себе. Фактически Дома Кай нет уже третье поколение. А после того, как твоя мать отказалась от имени и подалась в птахи, его нет и формально.

– Я не простил ей этого.

– Прекрати, она спасла вам жизнь. Уж как смогла и сумела. Нельзя было вечно скитаться с мишенью на спине. Нет Дома – нет претензий. Может быть, это не идеальное решение, но она была одинокой, всеми брошенной вдовой с ребёнком, за которой охотился самый сильный Дом Альвираха. Не суди её строго, она просто устала бояться.

– Не лезь в это, Спичка.

– Я не лезу. Но напоминаю, что ты просто Полчек, а не Полчек Кай, даже если тебе нравится так представляться.

– Пока я жив, Дом Кай существует. Даже если это кому-то не нравится.

– Не будем заниматься софистикой. Вернёмся к финансам. Всё то, что не успела растранжирить твоя мать, ты вбухал в покупку Скорлупы и превращение её в театр.

– Неужели всё?

– Если честно, мне даже пришлось добавить из своих.

– Не знал.

– Ты всегда крайне небрежно относился к деньгам. Например, ты не в курсе, что уже много лет как банкрот. Я содержу тебя, Полчек. На доходы от моего бара. Я оплачиваю твои счета, плачу твоим актёрам, кормлю твоего маразматика-дворецкого, покупаю тебе еду и вино.

– Не знаю, что и сказать.

– А ты не говори, ты послушай. Я ведь ещё молодая дварфиха, мне и трёхсот нет…

– Есть.

– Заткнись. Совсем чуть-чуть есть, говорить не о чем. Так вот, я ещё не старая дварфиха, но вместо того, чтобы устраивать свою личную жизнь, уже столько лет нянчусь с тобой. Не то чтобы я жалею. Я многим обязана твой матери и привязалась к тебе, мой мальчик. Но какого демона ты творишь?

– О чём ты, Спичка?

– О твоей безумной идее отомстить Дому Теней.

– Они…

– Я знаю, что они сделали! Но та кровь давно высохла! Твои предки просрали Дом Кай, твоя мать официально его похоронила, успокойся и забудь.

– Никогда!

– Я уже молчу о том, что твои капризы дорого нам всем обходятся. Мне дорого обходятся. Твои лазутчики, твои осведомители, твои «певчие пташки» – всё это высасывает последние средства. Ты спрашивал, почему вместо ремонта Скорлупу прикрывают иллюзиями? Именно поэтому – у нас нет денег. Мы еле сводим концы с концами. Но дело даже не в этом. Ты сказал, что никогда не забудешь Дому Теней того, что ни сделали с Домом Кай? Так вот, у Дома Теней тоже отличная память. Тебя не трогают, тебе позволяют смешные шалости с лицензией и мелкое хулиганство против канона до тех пор, пока ты никто. Слишком мелкая букашка, чей писк сильных мира сего развлекает, но не беспокоит.

– Мелкая? – оскалил острые зубы Полчек.

– Именно. Не переоценивай себя. Но… Скажи мне, мальчик, на этот раз ты нашёл? Эта девчонка – та самая?

– Не знаю, Спичка. Ты сама всё видела.

– Я не знаю, что я видела. Но дело в том, что это видела ещё куча народа. И не все они идиоты, болтающие о постмодернизме и новых формах в искусстве. Кто-то припомнит, что было сегодня в порту, кто-то ещё не забыл о Доме Кай, кто-то просто прочитает твоё имя на афише, а кто-то сложит два и два и доложит результат куда следует…

– Нет ещё никакого результата, Спичка.

– А ты думаешь, что они будут ждать, пока он появится? Или раздавят надоедливую букашку заранее?

– И что ты предлагаешь?

– Оставь это, Полчек. Если все начнут мстить друг другу за обиды времён падения Империи, во что превратится Альвирах?

– А во что его превратил Дом Теней, Спичка? В одну сплошную иллюзию, лицензию на которую выдают они же?

– Мальчик мой, не надо громких слов. Я ничего не понимаю в искусстве, но балаболы у бара твердят, что ты талантлив или, по крайней мере, оригинален. Споры вызывают жажду, эль приносит деньги, театр худо-бедно живёт. Занимайся драматургией, не лезь в политику. Против Дома Теней не вывезла даже твоя любимая Падпараджа, а уж она-то была покрепче всех, кого я знала.

Дварфиха Горелая Спичка встала с кресла, потянулась, хрустнув спиной, и, помахав на прощание крепкой рукой, вышла из кабинета. Полчек рухнул на нагретое место и задумался.

– Франциско!

– Да, господин! – гоблин, кажется, просто материализовался возле кресла. (Это загадочное умение присуще гоблинам-дворецким, но полностью отсутствует у других гоблинов. Удивительный феномен ещё ждёт своего исследователя.)

– Сколько у нас денег?

– Нисколько, господин. Прикажете обратиться к мадам Спичке?

– Нет. Принеси мне вина. Вино-то хоть у нас есть?

– Мадам Спичка заботится, чтобы ваш личный бар не пустовал. Бокал? Два?

– Бутылку. Мне надо многое обдумать.

***

Завирушка пришла в себя в пустой, сумрачной и изрядно пыльной комнате. Она лежит на пыльной кровати, укрытая пыльным одеялом, солнечный луч, прорвавшийся через прореху в пыльной занавеске, подсвечивает плавающие в воздухе пылинки.

Девушка чихнула и спросила вслух:

– Почему утро? Был же вечер… Почему я здесь? И где это «здесь»? Вечна Милосердная! Я опоздала на корабль! – она подскочила на кровати и со стоном рухнула обратно. – И почему у меня так трещит голова?

– Потому что ты вчера накидалась, как огр-грузчик после смены, – раздался голос сбоку и снизу.

Без ходуль гномиха если и возвышается над кроватью, то только за счёт кончиков острых ушей.

– Ты, кажется, Фаль, – неуверенно сказала Завирушка. – Я тебя откуда-то помню.

– Откуда-то? – засмеялась та. – Какая ветреная особа! Вчера лезла целоваться, как озабоченный полурослик, а сегодня «откуда-то помню»?

– Ой… – Завирушка густо, багрово покраснела. – Я, правда, забыла. Всё как в тумане.

– Потому что ты была пьяна, как упавший в кружку с элем пикси.

– Я же не пью!