– Она вовсе не моя, – смущаясь под её взглядом, пробормотал я. Ох, честное слово, мне даже писать неловко и самому себе признаваться стыдно, какую власть эта женщина получила надо мной за один вечер, за один взгляд.

– Тогда ваша снежная королевна, – не взглянув в мою сторону, сказала Настасья Васильевна. – Вы же её приехали к нам искать?

– Сказки, – пробормотал я робко. – Я собираю сказки.

– Но ищете вы не их. – Я не видел лица этой женщины, но знал, что она, глядя в тёмное окно, улыбалась.

– А кто она такая? – подала робкий голосок Клара.

Трещал огонь, и слышно было, как завывал ветер за окном, принося в Великолесье зиму.

Никто не ответил Кларе, потому что никто не знал ответа.

И мне пришлось признать себе: Настасья Васильевна права. Я искал её. Мой сон, моё лихорадочное видение. И в каждой сказке, в каждой песне, в каждом слове пытался найти её след. Беда только в том, что следов она не оставляла.

В отличие от ведьмы-волчицы.

Поэтому я сбежал из дома: потому что в Волчьем логе её больше нет.

Поэтому я исписал уже несколько десятков дневников, пытаясь среди тысяч букв и запятых найти её черты…

Поэтому я приехал в Великолесье в погоне за призраком.

И вот я снова строчу. И не сборник для университета, как мне стоило бы сделать, а свой дневник.

Сижу, грею ноги и никак не могу согреться, хлюпаю носом и пью чай. Рядом сидит Клара и очаровательно краснеет, пытаясь вышивать.

Очень злюсь на всё, особенно на карету и ботинки. Писать работу для университета никак не получается.

От злости накапал чернил в дневник.

Не знаю, в чём мне теперь ходить. Денег нет.

Merde

13 студня

Кажется, мои пальцы до сих пор пахнут кровью. Я часа два драил руки щёткой, а всё равно вижу и чую кровь. Merde.

Начну по порядку.

Да с чего тут начать?

Но нужно, нужно рассказать всё, даже если придётся писать всю ночь. Только тогда, наверное, смогу заснуть, когда передам всё бумаге. Вдруг это поможет и чернила смоют кровь с моих пальцев?

Начну прямо сначала, как приехал в усадьбу. Меня приняли как дорогого гостя, и, если не считать странного грубого поведения графа, всё было отлично. Но я давно привык к неотёсанности ратиславцев и не жду от них ничего другого. Честное слово, Лёшка – просто бриллиант, находка, настоящее сокровище. Порой и не верится, что такой человек может быть ратиславцем, хотя он самый что ни на есть потомственный ратиславский дворянин, а все ратиславские дворяне – душегубцы, каких поискать.

Но случились три приятных события.

Во-первых, heureusement^[6], несмотря на все признаки простуды, я проснулся совершенно здоровым.

Во-вторых, рано утром извозчик доставил мои вещи.

В-третьих, милая Клара обещала помочь в моей работе и провести в ближайшую деревню, а там найти старожилов, которые готовы поделиться быличками и сказками.

В общем, поначалу всё шло отлично. Мы с Кларой встретились рано поутру за завтраком.

– Мы будем одни, – предупредила она. – Граф уехал, отец уже работает, а Настасья Васильевна так рано не встанет.

Сонные слуги налили мне холодный кофе, и будь я ратиславцем, так выругал бы их последними словами, но мой отец всегда настаивал на том, что настоящий дворянин не показывает свои чувства, особенно в гневе, и сильную печаль, поэтому я грустно цедил этот ужасный, отвратительный кофе, пока его не попробовала Клара.

Хотя моему ли отцу учить скрывать чувства? Интересно, получилось ли скрыть ту дыру от пули над входными дверями в главном холле? Не представляю, как матушка объясняет это гостям. Не скажет же она, в самом деле, правду?

Он стрелял в меня. Мой собственный отец. Создатель! И он ещё надеется, что я вернусь?!

В общем, я терпел и пил холодный кофе, пока его не попробовала Клара.

– Ох, Михаил Андреевич, как же вы это пьёте? – спросила она с нескрываемым удивлением. – Маруся, Марусенька…

Слуги графа в его отсутствие, по-видимому, совсем не утруждают себя ни дисциплиной, ни хорошими манерами. Кларе пришлось самой подняться и сходить за этой Марусенькой, которая, к слову, так и не показалась на глаза, а всучила ей поднос с кофейником.

Горячий кофе я в итоге выпил, но на душе было по-прежнему как-то гадко.

После завтрака мы оделись потеплее (мне выдали сапоги графа. Было ужасно стыдно принимать подачки, но, вспоминая вчерашние мокрые ноги, я смирился со своим позором), и мы с Кларой окунулись в туман на аллее, что вела от хозяйского дома к мосту.

Под сапогами хлюпала вода, и вокруг чернела земля с белыми проплешинами. Зима, что, казалось, пришла минувшей ночью, стремительно отступала.

– Ох, как я не люблю это время, – выдохнула клуб пара Клара, потирая руки в перчатках. – Ни осень, ни зима. Сплошная мука.

– Согласно народным поверьям, это время перехода, когда границы между мирами живых и мёртвых стёрты. В это время начинается Охота. Впрочем, у нас в Рдзении верят, что Охота наступает позже, после зимнего солнцестояния. Тогда духи ночи и зимы несутся по небу и по земле, и, если им встречается случайный одинокий путник, они забирают его душу себе, и он присоединяется к вечному гону.

Голые деревья чёрными скелетами показались из плотного тумана, обступая нас с двух сторон. Наши голоса тонули в пустоте. Я заметил, как Клара посмотрела на меня. У неё очень серьёзные глаза и взгляд строгий, точно у учительницы. Не выгляди она такой юной, почти ребёнком, я бы точно встревожился от одного её взгляда.

– Господица Клара, – сказал я и только потом задумался, что вряд ли Клара благородного происхождения, и её не стоит называть господицей, – это всего лишь поверье. Я, как фольклорист, обязан такое изучать.

Она кивнула.

– Понимаю. Вы не подумайте, что я деревенская дурочка, Михаил Андреевич. Конечно, у меня никогда не было гувернантки, и я тем более не училась в университете, но я много читаю. Перечитала уже всю библиотеку графа, а у него много трудов по философии, истории, по точным наукам. Даже по анатомии. Если что-то не понимаю, то спрашиваю у отца. А мой отец – настоящий гений. Представляете, я же родилась мёртвой, и матушка моя при рождении погибла. А отец смог буквально из мёртвых меня поднять. Не представляю, как ему это удалось, но все говорят, это настоящее чудо.

Она запнулась, поджимая губы. Она так старательно изображала из себя взрослую даму, что мне стало смешно и с трудом получилось сдержать улыбку.

– Я вовсе не считаю вас деревенской дурочкой, Клара. У вас пытливый ум настоящего исследователя. Буду очень благодарен, если поможете в моей работе. Без вас мне не справиться, я же совсем не знаю ни местности, ни здешних людей, ни обычаев. Хотя бы подскажите правильное направление, чтобы я понимал, с чего начать.

Светлые глаза смотрели недоверчиво.

– Я… могла бы рассказать вам о Курганово. Мы могли бы начать с этого, если хотите, Михаил Андреевич.

Я тут же потянулся за своим дневником, но Клара явно не собиралась останавливаться и пошла дальше, рассказывая на ходу, поэтому её слова я передаю по памяти. Надеюсь, ничего не перевру.

– Странное название для усадьбы, не правда ли? Когда я была ребёнком и только-только начала учить ратиславский язык, Нюра, горничная, не на шутку меня запугала. Я же мало что понимала. Нюра сказала, что «курган» – это могила, и я решила, что мы живём на кладбище. А ещё местные кметы… они такие суеверные. Вы сейчас увидите, когда мы дойдём: у них все дома в оберегах.

На самом деле в Курганово вовсе нет могил, ни старых, ни свежих, но посреди поместья, здесь, недалеко от аллеи, стоят древние каменные строения. Их два, но в лесу, если пройти дальше, найдётся ещё великое множество. Деревенские называют их домовинами. Если не знаете, домовины – это такие домики, которые ставили раньше над могилами вместо знаков Создателя. Они действительно похожи на маленькие домики, как скворечники, только ставят их не для птиц, а для человеческих душ. Якобы дух усопшего поселяется внутри.

Домовины, которые стоят в Курганово, совсем иные. Они большие, размером почти с печь, и не деревянные, а каменные. Местные верят, будто в них живут духи Великолесья. Люди более учёные, которым довелось побывать в усадьбе, считают, что это древние захоронения, правда останков не сохранилось совсем, но это и неудивительно, ведь домовины открыты, и любой зверь может пробраться внутрь.

Подул ветер, и с покачнувшихся ветвей нам на головы пролилась талая вода.

– Ох. – Клара вжала голову в плечи и нахмурилась так строго, словно готова была отчитать несносный ветер за поведение.

Она остановилась, чтобы поправить воротник, и я заметил, как за её плечом что-то мелькнуло. Порыв ветра рассеял туман, и сквозь его белизну и черноту деревьев проступили размытые очертания здания.

– Что это?

– Лаборатория. – Она ответила не оглянувшись, только слегка поведя головой. – И оранжерея.

– Лаборатория?

– Граф и мой отец занимаются наукой.

Грандиозность строения потрясает. В тумане было не разглядеть крыши, и оттого оранжерея выглядела бесконечно высокой, стены её возвышались над деревьями, и даже хозяйский дом показался скромной лачугой в сравнении с этим исполином. Прошлым днём мы с доктором пришли в Курганово, когда моросило, и я особо не смотрел по сторонам.

Клара сделала несколько шагов, а я не мог сдвинуться с места, потрясённый до глубины души.

– Доктор… ваш отец, Клара, был прав. Нигде не видел ничего подобного. Курганово и вправду особенное поместье.

Она не успела ничего сказать. Раздался дребезг, крик, хлопок. А я, ох, мне до сих пор стыдно, припал к земле и закрыл голову руками.

Клара, напротив, сорвалась с места, бросилась с аллеи в туман, туда, откуда послышались крики. Я окликнул её, но она даже не обернулась. Создатель, надеюсь, никто не заметил моего позора. Я заставил себя подняться, побежать следом. Я звал её, пытался образумить. А выстрелы продолжали звучать один за другим.

Там, мимо длинной стеклянной стены оранжереи бежал… Создатель, я клянусь, что почти поверил, что это был не человек. Существо настолько странное, уродливое. Оно то припадало на руки, как собака, то подскакивало и бежало выпрямившись, как человек. Оно прыгало далеко, быстро. А мужчина в сюртуке стрелял ему в спину из револьвера.

Клара ловко перескочила через ручей, что тёк между аллеей и оранжереей. Я заметил, как она ловко пролезла через разбитое окно прямо внутрь.

Мужчина с револьвером оглянулся на меня мельком.

– Прячьтесь! – рявкнул он и сорвался с места, побежал за тем… странным.

Мне сказали спрятаться, но я и в этот раз ослушался, остановился, растерянно глядя вслед тому странному звероподобному существу, а оно вдруг пригнулось, прыгнуло и скрылось в кустах.

Его преследователь побежал следом, но куда ему, самому обычному человеку, было до этого существа.

Они оба скрылись в зарослях, а я так и остался на месте. Одеревеневший, отупевший. В голове не осталось ни одной мысли. Только оглушительный, леденящий страх.

– Vater^[7]! – послышалось из оранжереи. Я дёрнулся, обернулся на звук.

На земле рядом с разбитым окном лежал стул. Из-за острых, точно зубья, осколков выглядывали густые заросли пышных иноземных растений. Под сапогами хрустело стекло. А из глубин оранжереи по-прежнему доносился взволнованный голосок Клары. Она звала отца.

Я заглянул внутрь, но залезть вслед за Кларой не осмелился. Она была ниже и, очевидно, куда ловчее, потому что стоило мне податься вперёд, как один из острых осколков царапнул по пальто.

– Merde, – вырвалось у меня.

– Как не стыдно, мольодой чельовек. Я оставиль с вами мою дочь, а вы сквернословить.

Доктор появился точно из ниоткуда, прямо за моей спиной.

– Доктор! – Я подскочил на месте. – Простите. Я… клянусь, я никогда. Просто… тут такое произошло.

– Знаю, идёмьте. – В левой руке его тоже был револьвер.