Судьба гостиницы «Казахстан» во многом схожа со многими зданиями раннего модернизма, лишёнными архитектурно-художественной ценности и защитного статуса. Построенная в 1960-м году, гостиница была лучшей на тот момент в Республике. Внутри находились отопление, водопровод, просторные номера. Было размещено 307 одно и двухместных номера рассчитанных на 530 мест, которые были полностью телефонизированы и радиофицированы. Самому известному постояльцу гостиницы достался двухместный 450 номер на четвёртом этаже. К услугам проживающих функционировали: ресторан, бар, буфеты, парикмахерская, химчистка, аптека. Киоски – «Союзпечать», «Сувенир». Что было очень важно для Володи Высоцкого – прямо на первом этаже располагалось почтовое отделение. Особенно выгодным было место положение – Коммунистический проспект, 55, которое и сыграло, в последствии в жизни гостиницы, свою роковую роль. За время своего существования проспект поменял пять названий. Считался и считается юридически центральной улицей города. Гостиница располагалась примерно посередине проспекта, возле района «Арбат», напротив ЦУМа. К 1977 году в ней был произведён капитальный ремонт. В этом же году была сдана в эксплуатацию 26-ти этажка отеля, призванного стать не только лицом города, но и Республики в целом. В Алма-Ате не могло быть двух гостиниц «Казахстан», а называть по-другому архитектурный шедевр современности никто не хотел. Поэтому в 1977 году прежнюю гостиницу переименовали в «Жетысу» (Семиречье), а новой высотке присвоили название «Казахстан».

В 90-х годах здание пришло в запустение, и существовало за счёт сдачи в аренду своих площадей под офисы мелкому бизнесу. Какое-то время простояло закрытым. В 2015 году «Жетысу» была лишена статуса «Памятник истории и культуры местного значения» и исключена из соответствующего списка охраняемых объектов. В 2016 году в результате заказного поджога сгорела кровля. В этом же году здание оперативно продали в частную собственность, за невысокую стоимость. В 2017 всё что осталось, было снесено с помощью подрыва. После сноса на месте бывшей гостиницы возвели новые строения, в которых в настоящее время находится сетевой отель «NOVOTEL», открытый по французской франшизе.

В Википедии, помимо краткой истории гостиницы, традиционного присутствует карточка с краткими характеристиками архитектурного объекта. В графе «известные обитатели» упомянут лишь один человек – Владимир Высоцкий (6).

Вот пишу, а слезы душат и капают – Не давай себя хватать, моя лапочка!

Популярные строчки из первой двухсерийной песни барда «Письмо на сельхоз выставку» и «Ответ на письмо», опосредовано могут быть связаны с Алма-Атой. Прежде всего, их связывает общая форма эпистолярного жанра. Лапа – так неоднократно нежно обращался в письмах к своей второй супруге Людмиле Абрамовой её любящий муж. Возможно, спустя несколько лет, их переписка и навеяла автору песни этот гениальный фразеологизм.

«Вы спрашиваете, откуда я беру темы для своих песен? Да из жизни!», любил повторять поэт на своих многочисленных выступлениях и в интервью. Столичный парень не знал об особенностях сельского быта. Опыт летней студенческой практики на целине в Павлодарской области в 1958 году пришёлся как нельзя кстати. Это я к тому, что не обязательно какой-то конкретной республике, народу или городу быть упомянутыми в творчестве барда. В его песнях герои и места действия чаще всего условны. Главное не текст, главное – подтекст!

Все письма, обращённые к Людмиле Абрамовой, из любых уголков страны, проникнуты чувством нежной любви и заботы. В первые годы супружеской жизни расставание на сравнительно долгие сроки переживается особенно остро.

Теперь давайте пройдёмся по аналогиям:

…Хоть какой, но приезжай, жду тебя безмерно.

Если можешь – напиши, что там продают.

Муж ей отвечает:

Не пиши мне про любовь – не поверю я.

Мне вот тут уже дела твои прошлые!

Слушай лучше: тут с лавсаном материя.

Если хочешь, – я куплю, вещь хорошая.

Из писем: «Да! На местной барахолке шерсть верблюжья есть, но только не пряденная, а так – прямо состриженная. Я в воскресенье всё-таки съезжу, погляжу, если съёмки не будет» (7).

Был в балете – мужики девок лапают.

Девки – все как на подбор, вон— в белых тапочках.

Вот пишу, а слёзы душат и капают:

Не давай себя хватать, моя лапочка!

«Люсик! Когда нет съёмки – абсолютно нечего делать. Госконюшня больших форм – театр Оперы и Балета на казахском языке (Балет – тоже)» (8).

Водки я пока не пью, ну ни стопочки!

Экономлю и не ем даже супу я,

Потому что я куплю тебе кофточку,

Потому что я люблю тебя, глупая!

Из писем: «…враги пусть пьют и травятся… Тут проходит съезд кинематографистов Казахстана. Приехали всякие артисты… Пьют! À я – нет! И не хочется» (9).

Образцом трезвости наш герой никогда не был, но расстраивать любимую женщину не хотел. И, конечно, стремился сэкономить каждую копейку. Существуют и более аутентичные примеры. Вспомним песню «За меня невеста отрыдает честно»:

За меня невеста отрыдает честно,

За меня ребята отдадут долги,

За меня другие отпоют все песни,

И, быть может, выпьют за меня враги.

На фото рукописный фрагмент письма с началом песни. Песня датирована по одному из источников 29 января 1963 года (10).

Само письмо, с четверостишьем, было отправлено в промежутке между 13 и 16 января. Ориентировочно 14-го, в дни проведения клубных концертов для спортсменов. Конверт утерян, но в воспоминаниях Людмилы оно хронологически выложено между письмами с этими датами. Песня написана в гостинице «Казахстан». Допускается, что дописывалась и отшлифовывалась вплоть до 29 января, уже в спортивной гостинице возле Медео, и была впервые исполнена на вечере-встрече в клубе культуры для спортсменов (9).

Описание номера гостиницы и камеры тюрьмы во многом схожи. Вспомним:

Мне нельзя на волю: не имею права,

Можно лишь от двери – до стены,

Мне нельзя налево, мне нельзя направо,

Можно только неба кусок, можно только сны.

А высокогорная лыжная база Чимбулак, чем не «карцер»? Сравним с впечатлениями о лыжной базе:

«…Здесь курева нет, воды нет, света нет, телефона нет, снега нет, лыж нет, солнца нет! Ничего нет. Одни горы, туман и одни и те же рожи… Я все время вижу тебя во сне, и в очертаниях гор, и вообще наяву. И если скоро я тебя не увижу, и сына не увижу, и никого не увижу – одичаю и приеду варваром» (11).

Продолжим:

И нельзя мне выше, и нельзя мне ниже,

И нельзя мне солнца, и нельзя луны.

Начинающий автор и герой в одном лице честно признаётся, что застрял на высоте 2300 метров в прямом и переносном смысле. Когда выше уже невозможно, а ниже тоже нельзя. И режиссёр-«фашист» по кличке Муссолини домой не отпускает, и дороги обледенели. Если внимательно присмотреться к эпизодам, снятым на Чимбулаке, видна заметная склейка кадров лыжников, катающихся попеременно при солнечной и пасмурной погоде. График съёмок нарушался, в том числе и по погодным условиям. И небо только кусками видно из-за тумана, и солнце в большом дефиците. Только в своей песне автор опускает бытовые неудобства, обобщая сюжет до идеи вечного стремления человека к свободе, к любви, к преданной дружбе.

Примерно с 1961 по 1963 год были периоды, когда поэт писал наскоками. Внезапные бури вдохновения сменялись месяцами тишины. Есть основания полагать, что один из таких «творческих штилей» начался примерно на съёмках «Штрафного удара». Причины две и обе взаимоисключающие. Бесконечные загулы, вызванные безработицей и неопределённостью, и работа на износ, на подвернувшихся актёрских халтурах. А вынужденное бездействие, простой, даже на трезвую голову действовало угнетающе. Шутя или серьёзно, будущий основоположник советской авторской песни подарил инструмент на день рождения своему коллеге по съёмкам – Владимиру Яновскису. Почему подарил? – сложный вопрос. Может по утилитарным причинам «и моя гитара без струны», может в переносном смысле – нет вдохновения, но главное – автор понимал, что срок его и его «сокамерника» по заключению скоро закончится. По возвращению домой бард раздобудет себе новый инструмент и польются новые потоки вдохновения. Часто в песнях Высоцкого, особенно в ранних, гитара олицетворяет символ свободы.

Пролить свет на многие интересные факты помогло интервью взятое одним из самых известных высоцковедов – Марком Исааковичем Цыбульским с коллегой по съёмкам в «Штрафном ударе» Владимиром Яновскисом:

«– Когда мы были в Казахстане у меня был день рождения. Мы тогда были в Чимбулаке, это такое место высоко в горах, там лыжная база. Водку там, в Чимбулаке, купить было нельзя, а у них (у актёров, – М.Ц.) в Алма-Ате уже были знакомые девчонки, так они спустились вниз и купили два ящика четвертинок. На себе тащили вверх!

У Володи была с собой гитара, он на ней расписался и подарил мне. Я, помню, переживал: "Володя, а ты как же? На чём ты будешь играть?" Он уже тогда в компаниях всегда играл и пел. Мог всю ночь просидеть, разговаривать и петь. Гитара всегда у него рядом лежала.

М.Ц. – Сохранилась эта гитара?

В.Я. – Да нет, украли её. Студенты университета однажды украли у меня и гитару, и аккордеон, на котором я играл. Я тоже музицировал, но не на гитаре. У меня где-то даже была плёнка, которую я никак найти не могу. Там мы с Володей вместе поём у меня дома. Это сразу после окончания съёмок было. Я жил на улице Дружбы, возле китайского посольства, номера дома не помню уже.

В Алма-Ате я ещё был занят тем, что просматривал девушек в качестве кандидаток в кордебалет цирка на льду. Володя присутствовал при этих просмотрах.

Ну а так – посиделки были. Игорь Пушкарёв был с нами. Он тогда популярным актёром был, только что прошёл фильм "А если это любовь?" Володя Трещалов был. Дядя Миша Пуговкин тоже с нами время проводил. Он любил тогда выпить. Володя пел "Товарищ Сталин, Вы большой учёный…" Потом, помню, была песня "Пейте воду, воду, господа!" («На Перовском на базаре») Разговоры, смех, анекдоты…

М.Ц. – Что Вам запомнилось из самих съёмок?

В.Я. – Режиссёр фильма Вениамин Дорман считал, что мы с Володей были похожи в кадре друг на друга, поэтому он мне велел всегда сниматься в шапке, а ему без шапки, чтоб отличаться. (На фото кадр из фильма к/ф «Штрафной удар» Прим. автора) Однажды случай был. Высоцкий и Пушкарёв пропали. Надо съёмку начинать – актёров нет. Наконец, приехали. На грузовике каком-то. И вот пока ехали, водитель дал им покурить сигаретки с гашишем. Им сниматься надо, а они истерически хохочут. Никак не могут отойти от этого дурмана. Кто им слово скажет – они начинают дико хохотать. Ну что делать? Пришлось съёмку отменять.

А ещё я помню, снималась сцена в кафе, где мы сидели и пили кефир с булочками (в картине этого эпизода нет, – М.Ц.). Снималось это долго, и Высоцкий с Пушкарёвым не выдержали – послали какого-то человека, чтоб он купил водки. А водку они разлили в кефирные бутылки, сильно, надо сказать, кефир разбавили…

Мы сидим, пьём кефир, идёт съёмка. И в конце режиссёр видит, что у нас (а меня они тоже слегка подпоили) язык заплетается и глаза не те… Высоцкий с Пушкарёвым уже такие покрасневшие сидят, уже и грим не так выглядит. Ох, как Дорман тогда с ними поругался!"» (12).