Просто идеально – вся толпа членов Орденов медленно перемещается по площадке и собирается под моим столбом. На лице «скелета» я замечаю намек на улыбку, а затем его от меня закрывает какой-то бородач. Возможно, это неразумно, но теперь вместо «скорпиона» я принимаюсь разглядывать члена Ордена Воронов – скорее всего, он из них, так как вплел в волосы перья. Он не обращает внимания на вызов в моем взгляде, но, думаю, счет в мою пользу – он сдался мне.

Мастер Чен начинает говорить, а я по очереди встречаюсь глазами с каждым из членов Орденов, стоящих вокруг:

– Осет попала к нам позже остальных из этой партии, однако, это не помешало ей развить потрясающее мастерство. На самом деле, многие из учителей были впечатлены тем, с каким усердием эта рабыня принялась за учебу и тренировки – и с какой скоростью начала овладевать знаниями. Она превосходно владеет всеми видами оружия, а однажды она сразила противника с пустым колчаном в руках. Стрел не хватило, чтобы покончить с ним: так она разорвала колчан на части и задушила противника куском замши, – продолжает мастер Чен, и обладатель волчьей головы, с которым я только что встретилась взглядом, с интересом слушает моего учителя.

– Хотел бы я на это посмотреть, – рычит «волк», и мастер Чен кивает так, будто он – джинн, и с радостью исполнит любое желание гостя.

– Ум этой рабыни такой же острый, как и ее оружие. Она расчетлива, но полагается на инстинкты, часто сознательно преуменьшает свои способности, чтобы избежать любых трудностей, которые могут возникнуть в социальном плане из-за ее нового высокого положения, – добавляет мастер, а я хочу броситься на него за то, что он объявил о таком в яме, полной рабов клинка. С другой стороны, мне хочется обругать себя – как я не поняла, что у меня не слишком хорошо получается скрывать свои намерения?

– Важно отметить, что эта рабыня не обучалась соблазнению. Вместо этого она достигла превосходного уровня сопротивляемости любым пыткам и наказаниям. У нее высокая терпимость к боли и тело, способное исцеляться быстрее и качественнее, чем у большинства. Она справится с ролью приманки лучше, чем любой раб клинка, что когда-либо бывал в нашем Приюте.

От этого заявления я впадаю в ступор и пораженно смотрю на мастера Чена. Он что, действительно только что сказал собранию лучших наемных убийц, что я буду идеальной приманкой? Чтобы меня ловили и пытали снова и снова, просто потому, что мое тело способно будет исцелиться после этого?

Я в упор смотрю на ублюдка, и он тут же хватается за рукоятку кнута, обмотанного на талии. Впервые я задумываюсь – а не был ли приказ Тиллео об убийстве скорее милосердием ко мне, чем наказанием? Если мне суждено бесконечно играть роль приманки, то смерть, несомненно, благо для меня.

Я смотрю на учителя: подозреваю, он ждет не дождется, когда ему выпадет шанс поквитаться со мной за мою непокорность, что я демонстрировала все эти годы. То, что меня освободили от уроков соблазнения, учителя никогда не забудут – и плевать, что это был приказ Тиллео. И до сих пор я не догадывалась, что задумали учителя – до этой секунды. Они подняли мою цену, описали способности так, словно я – идеальный раб клинка. А потом всего лишь несколькими сказанными в нужный момент словами подписали мне приговор – остаток жизни я буду выть от боли.

Ублюдки.

– Двигаемся дальше, – объявляет мастер Чен так, будто моя судьба решена.

Я смотрю на Тиллео, но он уже идет прочь от меня к следующему столбу.

Я начинаю терять равновесие, и мне требуется собрать все силы, чтобы сдержать гнев и изумление. Я должна была догадаться, но не догадалась. Учителя изменили свое мнение обо мне в тот день, когда Тиллео отказался выгнать меня из Приюта. Я знала, что последнее слово за ним, что он защитит меня – в некотором роде. Но теперь я поняла, как ошибалась, и мне хотелось заорать от осознания собственной глупости. Однако благодаря тому же Тиллео, я уже смирилась с тем, что моя жизнь закончится еще до завершения Торгов.

Они не могут причинить мне боль. Больше нет. Так я себя уговариваю, пока пытаюсь вновь забыться, а мое тело, сжигаемое палящим солнцем, пытается удержаться на верхушке узкого столба. И во мне нет ничего, кроме жажды мести, что течет по моим венам.

12

Тревога охватывает меня целиком, я шагаю назад и прячусь в тень настолько глубоко, насколько позволяет стена у меня за спиной.

Шаги, из-за которых я и запаниковала, стихают вдали, но облегчения это не приносит, и я не смею вздохнуть. Я проникла в алхимическую комнату и теперь оглядываю полки и копаюсь на той, что уставлена баночками с целебными настойками и травами.

Наконец, я нахожу яды, которыми лекари пичкают рабов клинка. Нам говорили, что это нужно, чтобы мы стали устойчивы к распространенным среди наемных убийц ядам, и однажды это может спасти нам жизнь. Однако слишком многие лекари и охранники наслаждаются страданиями, которые причиняет содержимое этих невинных на вид склянок. И тогда вся их доброта тут же испаряется, как утренний туман.

Все флаконы и мешочки аккуратно подписаны и разложены по порядку. Предполагается, что я не смогу ничего прочесть; аккуратный список с названиями ядов не должен представлять угрозу для лекарей и охранников, которые держат нас в ежовых рукавицах.

Но сегодня все изменится. Я придвигаюсь ближе к полке, отбрасывая этикетку за этикеткой, пока не нахожу то, что мне нужно.

Лекари называют его покойн. Я не знаю, как они его готовят или где собирают, зато я знаю, что, если принять его слишком много за раз, он вызовет ужасное истощение. Яд проникает в ткани медленно, разъедая фейри изнутри, и убивает чаще, чем спасает. На второй год пребывания в Приюте наша группа получила этот самый покойн, и он убил больше половины из нас. Думаю, самое время охранникам и лекарям испытать его действие на себе.

Я засовываю светло-желтый пузырек за пояс штанов и осторожно возвращаюсь в тень. Пузырек в относительной безопасности – главное, чтобы он не разбился, когда я шагну в тень, что впустила меня сюда, а затем выйду в темный коридор с другой стороны.

Напустив на себя беззаботный вид, я выхожу из крыла лекарей, что занимает целую сторону первого этажа Приюта, и направляюсь к столовой.

Наконец я останавливаюсь и с бесстрастным лицом прислоняюсь к темной стене – как будто просто наслаждаюсь утром. Однако сердце колотится в груди как сумасшедшее.

Мимо проходят другие рабы клинка, но никто даже не смотрит в мою сторону. Еще рано, и основная часть рабов все еще лежит в комнатах, пытаясь урвать еще несколько секунд сна перед началом сегодняшних испытаний.

Я жду, пока коридор опустеет, а затем прохожу через стену и попадаю в кладовую в задней части кухни.

В помещении, кроме меня и мешков с зерном, никого нет, я гулко выдыхаю, и на меня накатывает облегчение. Если бы я не знала, как эта сука ненавидит меня, я бы сказала, что удача сегодня на моей стороне – но лучше ей не доверять. Эту комнату я нашла случайно, когда бродила голодная по коридорам и провалилась сквозь стену. В ту же ночь я поняла, что лекарям и охранникам не приходится есть прогорклую кашу, как рабам клинка.

Я подкрадываюсь к холодильнику и открываю дверь. Как и всегда, там стоят бутылки с чем-то похожим на молоко. Я хватаю одну бутыль, быстро откупориваю ее и вливаю половину склянки покойна. Затем засовываю пробку обратно, взбалтываю и вновь ставлю бутыль на полку холодильника. Оставшуюся часть яда я выливаю в другую бутылку и тоже возвращаю ее на место.

В кладовую я наведываюсь лишь время от времени, когда уверена, что мне это сойдет с рук – и я всегда тщательно выбираю, что взять. Повара внимательно следят за всем, что тут лежит, но обычное беспокойство, которое всегда сопровождает меня в подобных вылазках, сегодня притупляется тем фактом, что в этот раз я ничего не краду. Я выберусь отсюда незамеченной, и никто ничего не заподозрит, пока все кругом не заболеют – но будет уже слишком поздно. Так что я осторожно закрываю дверцу холодильника и возвращаюсь к темной стене.

Я делаю глубокий вдох и готовлюсь ступить в тень – из нее я выйду в коридор на центральном этаже, и если меня кто-то увидит, мне конец. Но я же все равно умру, просто так я встречусь со смертью чуть раньше.

И тут меня осеняет: я же должна где-то спрятать пустой пузырек! Я собиралась вернуть его в алхимическую комнату на случай, если лекари заметили пропажу, но, вероятно, было бы разумнее не попадаться им сейчас на глаза – вдруг меня сейчас кто-то заметит?

Я бросаюсь в сторону и прячу склянку в темном углу за большим мешком на нижней полке. Он пыльный, и я надеюсь, это пользуются им нечасто, так что какое-то время пузырек из-под яда не найдут.

Не успев опомниться, я шагаю сквозь стену и высовываюсь наружу, чтобы убедиться, что песчаные ямы и коридор пусты. Я никого не вижу, но все равно задерживаю дыхание, выходя в затемненный коридор.

Поспешно, но так, чтобы не вызвать подозрений, я иду к столовой. На мгновение я решаю вернуться в спальню, но утром я уже была у Фигг и Вилик, так что идти мне туда незачем. Так что я решаю, что разумнее отправиться на завтрак. Мой желудок согласно урчит, и мне бы хотелось, чтобы в столовой меня ждало что-то, кроме каши. Однако мысль о том, что сейчас лекари и охрана как раз начинают свою утреннюю трапезу, доставляет мне куда больше удовлетворения, чем еда.

Они годами наслаждались нашими криками, и я не могу дождаться, когда смогу пуститься в пляс уже под их вопли.

Стоя в очереди за утренней порцией гадости, я ухмыляюсь и, чтобы успокоиться, обдумываю сегодняшнее испытание. Если я выйду в яму слишком взбудораженной тем, что только что сделала, это вызовет любопытство – и кто-то задумается, что же происходит в моей голове, а я этого не хочу.

К счастью, сегодняшнее испытание для меня не секрет. Фигг выдала мне кожаные доспехи, а Вилик заплела боевые косы. Видимо, сегодня мы продемонстрируем Орденам, на что способны: мы будем биться друг с другом. Рабов клинка в столовой собралось гораздо больше, чем я ожидала. В комнате царит напряжение, на всех – одинаковые боевые доспехи.

Я беру миску с кашей и сажусь на место, которое занимаю с момента моего появления здесь. Тария сидит слева – она уже наполовину покончила со своей безвкусной жижей. Я же зачерпываю только первую ложку и наблюдаю, как медленно заполняются другие столы вокруг. Справа от меня усаживается Лето и шумно вздыхает. Я не знала, что все это время он был так близко ко мне.

С минуту я изучаю его лицо – будто надеюсь, что оно выдаст его, если он видел, как я вышла из теней на стене. Но он выглядит совершенно обычно. Харш устраивается напротив Лето, а Йотта опускается на край скамьи с моей стороны.

Все напряжены, все чего-то ожидают, но никто не выглядит так, будто увидел что-то необычное. Я приказываю своему сердцу успокоиться и не искать больше никаких признаков того, что меня заметили. Это не так – просто все знают, что от следующего испытания зависит очень многое. И только я знаю: что бы я сегодня ни показала в яме, это никак не повлияет на мою приближающуюся смерть.

– Ты сегодня ужасно веселая, – замечает Лето, игриво толкает меня в плечо и набивает рот кашей.

– Не то чтобы веселая – скорее, смирившаяся, – возражаю я, и Харш ворчит в ответ.

Я не знаю, что означает его ворчание, но мне все равно, что думает Харш о чем бы то ни было, так что я не пытаюсь ничего выяснять.

– Ты ведь с Орденом Скорпионов, верно? – спрашивает Тария, и я киваю. – Какие они? – В ее голосе нетерпение, и я вспоминаю, что еще до того, как Торги начались, она упоминала, как жаждет привлечь их внимание.

– Да, Осет, какие они? – поддакивает Харш – он явно считает, что мне есть что сказать по этому вопросу.