Таким образом, первые строчки дают нам подсказку, с какого рода книгой мы будем иметь дело – будет ли она забавной, странной или ностальгической, что мы будем чувствовать, читая ее. Как говорит Уильям Голдман, начала «строят мир». Но они также служат воротами в книгу для самого автора. Роберт Харрис говорил, что «пятьдесят процентов всех усилий по написанию романа тратятся на первый абзац», а Стивен Кинг рассказывает, что обдумывает начальные строчки вечерами, перед сном, крутит их так и эдак месяцами, даже годами, прежде чем находит верные и понимает, что теперь он наконец-то может написать книгу. Айрис Мердок писала, что «роман – долгая работа, и если с самого начала вы чувствуете, что что-то пошло не так, то и дальше он вряд ли вас порадует».

В первых строчках кроется огромная сила, возможно, бо́льшая, чем в любой другой части текста, они задают тон всему повествованию. Но когда речь идет о первой строчке блерба, ставки еще выше. Вы читаете первую строчку романа, и возникает шанс, что вы будете продолжать, – когда вы читаете первую строчку блерба, вы еще даже не купили эту чертову книжку. Если первые несколько слов не зацепили читателя, вам конец. В первых словах должны содержаться важнейшие подробности о личности, месте, идее или о том, как все там устроено, и при этом создавать у читателя определенное настроение – а этого ему больше всего и надо. Писатель Сэм Лит так сказал о хорошей прозе: «Вы же не только сообщаете информацию: вы выстраиваете отношения». Цель – установить связь.

Я много лет собирала книги с замечательными блербами. Самый яркий пример – дешевый сборник романов Патриции Хайсмит о Рипли, выпущенный в издательстве Omnibus. Бумажная обложка уже совсем отвалилась и удерживается на месте только многолетними наслоениями скотча, которые теперь выглядят как какой-то желтоватый нарост^[67]. Но я никогда со сборником не расстанусь. Причина – реклама на задней обложке.

Первая строчка состоит всего из трех слов: «Лжец, психопат, убийца…» А под ней, в странном красном прямоугольнике, сдвинутом к левому краю: «Таков Том Рипли».

Так просто и так смело, и мне это очень нравится. Сначала сильное описание, а затем – банальное «Таков…». Могли бы написать «Встречайте Тома Рипли», но «Таков Том Рипли» куда больше по делу, совсем как обманчиво простой стиль Хайсмит. К тому же сразу становится понятно, что герой нашей книги – человек плохой. Дальше в аннотации говорится, что он «антигерой», но давайте смотреть фактам в лицо: все, кто читал романы о Рипли, знают, что он все-таки герой. Он мочит только тех, кто действительно того заслуживает.

Первая строчка на задней обложке «Рассказа служанки» моего горячо любимого (то есть зачитанного до дыр) издания Virago вот такая: «Республика Галаад предусмотрела для служанки Фредовой одну лишь функцию: произвести потомство». Сколько смысла вложено в эти одиннадцать слов, в конце совершающих пируэт, от которого внутри все переворачивается. Мой «Сборник сказок от Virago» начинается словами: «Вообще-то, волшебные сказки – они совсем не для детей, и эта книга тоже». Восхитительная фраза, она удивляет – но в ней присутствует и некий упрек, совсем в духе Анджелы Картер^[68]. Аннотация на книгу Крейга Брауна «Ma’am Darling» – это биография принцессы Маргарет – начинается словами: «Она заставила Джона Леннона покраснеть, а Марлона Брандо утратить дар речи». (Далее следует: «Она третировала принцессу Диану и унижала Элизабет Тейлор. Джек Николсон предлагал ей кокаин, Пабло Пикассо ее вожделел». Восхитительно!)^[69] В каждом из приведенных примеров используются короткие предложения, и они опровергают любые наши ожидания, заставляют вздрогнуть, встряхнуться.

Начало по-настоящему крутого блерба может – и даже должно – нарушать правила, в том числе и языковые, как в этом бойком заявлении на наборе открыток «Пиджинская водка», составленном Джонатаном Мидсом^[70]: «Что? Да набор. Набор открыток. Такая вот наборкрытка…» Или возьмем первую строчку из рекламного текста на обложке книги Дон Френч «Из-за тебя»^[71], там все предельно просто: «Тик-так, тик-так, тик-так… Полночь». Отлично. Блерб на задней обложке великолепной книги Хэлли Рубенхолд «Пять жизней. Нерассказанные истории женщин, убитых Джеком-потрошителем» начинается с пяти имен, набранных крупным жирным шрифтом:

Мастерский текст, как и сама книга. Он словно очеловечивает этих женщин. А Джек-потрошитель на задней обложке не упоминается ни разу. В этой рекламе – возрождение, рассказ о жизни, а не мрачное и трагичное погружение в смерть.

В рекламных текстах хорошее подспорье – вопросы, но, на мой вкус, к ним следует относиться как к тяжелой артиллерии и не использовать без крайней необходимости. Если мне не важно, каков будет ответ на вопрос, то почему это должно заботить читателя? Например, первая строчка текста на обложке эпического повествования об истории человечества Джареда Даймонда «Ружья, микробы и сталь»^[72] выглядит так: «Почему история человечества развивалась так по-разному в разных концах света?» Книга потрясающая, но я не думаю, что такой вопрос – слишком широкий и расплывчатый – соответствует содержанию.

А вот другой пример. Вопрос «Что вы чувствуете, когда видите развевающийся на ветру флаг своей страны?» на обложке книги Тима Маршалла «За это стоит умереть: власть и политика флагов»^[73] сразу же заставляет меня искать ответ. Так что копирайтер должен постоянно спрашивать себя: «А взволнует ли это читателя?»

Существуют две формулировки, которых надо избегать как огня. Первое преступление: начинать блерб со слов «В этой книге». Ясно же, что в этой, а в какой еще? У преступления номер два имеются варианты: «В этом давно назревшем труде…», «В этом опровергающем основы исследовании…», а также «В этом сенсационном дебюте…» – уж слишком часто видела я такие вступления. Несколько менее тяжкий грех (скорее простительный, чем смертный) – начинать блерб словом «Когда». Я не всегда против клише, но этот слишком избитый: уж совсем простой способ погрузить читателя в действие, и пользуются им очень часто – как в трейлерах, когда замогильный голос произносит: «В мире, где…» Это означает, что далее последует жутко длинная фраза с множеством деепричастных оборотов и придаточных предложений.

Сочиняя блерб, полезно думать и как журналист, переходя к сути^[74], и как романист, как бы говоря: «Иди за мной, и узнаешь больше».

Цитаты, славословия, похвалы, обзоры

Вудхаус П. Г. однажды сказал, что критиков следует скармливать медведям – по мне, так несколько жестоко. Столько же, сколько существуют литературные критики, существует и критика литературных критиков, их писания называют «бессмысленными» (Курт Воннегут) или «льстивыми» (Эдгар Аллан По). Джон Апдайк говорил, что они подобны «свиньям у тележки с пирожными». Книжные обзоры так часто напичканы клише, что веб-сайт Omnivore («Всеядность». – Пер.), обзорам же и посвященный, учредил ежегодную премию за беспринципность, вручаемую тем, кто уж слишком кого-то славословил, – к сожалению, премия просуществовала недолго.

Обзоры пишутся людьми, и конечно, они не лишены субъективности или неверных суждений. Примеров язвительных выпадов против ставших классическими книг великое множество: Генри Джеймс сказал «заурядно» – о романе «Мидлмарч» Джорджа Элиота, а New York Herald Tribune назвала «Великого Гэтсби» «книгой на один сезон».

И все же вопреки этим явным промашкам и вопреки – а может, и благодаря – анархии, царящей в мире «непрофессиональных» обозревателей на Amazon, Goodreads, в блогах и социальных медиа, издатели по-прежнему делают ставку на еженедельные книжные обозрения в широкоформатных газетах, выбирая для них лучшие отрывки. И смысл в этом есть, потому что после публикации положительной рецензии продажи книги часто подскакивают. Но я также думаю, что хорошо бы нас, читателей, каким-то образом могли убедить, что авторитету и правомерности суждений рецензента о том, что ту или иную книгу стоит прочесть, можно доверять^[75].

Вот почему наше знакомство с рекламой книги на ее обложке начинается с цитат из критических обзоров. И порой в них трудно уловить хоть какой-то смысл. Беглый взгляд на обложки последних литературных хитов выхватывает такие эпитеты, как «захватывающий дух», «завораживающий», «дразнящий», «мощный», «прекрасный» – в них отражены вкусы и того, кто писал обзор, и того, кто отбирал цитаты. Могу с уверенностью сказать, что большинство критиков наверняка не читали созданный Times Literary Supplement список из двадцати слов и фраз, которые следует вычеркивать из всех книжных обозрений, в том числе «язвительное остроумие», «богатая палитра», «виртуозный», «пишет, как ангел», «приправленный (тем-то)», «не мог остановиться» и (ха-ха!) «заставляет вспомнить о Мартине Эмисе». В опубликованной в Telegraph статье об обозревательских клише критик Том Пэйн также рекомендует избегать кулинарных сравнений вроде «возьмите Тобиаса Смоллетта, потушите в собственном соку, слейте лишнюю жидкость, добавьте немного мелкоизмельченного По, приправьте Патти Смит и подавайте с поздним Генри Джеймсом».

Но не каждая книга может похвастаться изобилием рецензий, порой критики бывают настоящими вонючками, что в значительной мере осложняет нашу работу. Хотя мало кто способен сравниться в язвительности с Филипом Геншером, который завершает один их своих обзоров словами: «Если б он оказался в “Книге Царств”, то вряд ли смог бы начертать на стене даже слово “жопа”»^[76]. Каждый раз смеюсь, когда читаю^[77].

Иногда авторы текстов на обложках ухитряются сотворить рекламу даже из плохих рецензий, как на экземпляре романа Аласдера Грея «Нечто кожаное», вышедшего в бумажной обложке в издательстве Picador. Эта обложка может похвастаться не только замечательным блербом: «Это первое со времен “Кентерберийских рассказов” созданное в Британии литературное произведение, в котором представлено такое разнообразие существующих в обществе типажей в таких сомнительных эротических обстоятельствах», но и разделенными на две колонки выдержками из газетных рецензий. Одна колонка озаглавлена «Очень за», вторая – «Не очень за». Во второй приведена фраза из Sunday Times: «Этой книги просто не должно было существовать». Вдохновляет.

Я пытаюсь вырезать из критических обзоров для текстов на обложки что-то «шикарное и необычное», как сказали бы героини австралийского телесериала Кэт и Ким^[78]. Всеми силами я также избегаю слова «читабельно» – вообще-то это книга, ее читают! То же правило касается часто встречающихся прилагательных вроде «авторитетный»: разве это не означает, что данное произведение невыносимо длинное? Сравнения могут быть забавными, но мне не хочется рождать у читателей напрасные ожидания. И я уже потеряла счет фразам вроде «читается как триллер» на обложках серьезных исторических трудов: на триллер они ну никак не тянут. Могу лишь предположить, что авторы таких блербов читали не так уж много триллеров.

Оборвать предложение, переставить в рецензиях слова – обычная практика, но делать вид, что плохой отзыв на самом деле хороший – это уж слишком. Вот анекдотичный пример безжалостно вырванной из контекста цитаты, который приводит в Times Бен Макинтайр: