Трудно быть феей. Адская крестная (страница 11)
Соловей прикрыл крышкой котелок, отложил в сторону ложку на длинной палке, которой помешивал варево и развернулся к принцу. Ждан вздрогнул и отступил, упёрся в ствол дерева и попытался взять себя в руки. Чёрные цыганские глаза разбойника прожигали до самого нутра. А в глубине зрачков нет-нет да и вспыхивали ярко-красочные точки, словно тлеющие угольки в остывающем очаге.
– Позвольте, но… – принц наконец собрался с силами, выпрямился и заявил: – Амбрелла не баба, – сказал как отрезал. – Она прекраснейшая из фей, к тому же королева! А вы… ты… мужлан!
Выпалив сию тираду, Ждан, подивившись собственной смелости, твёрдо глянул в смуглое лицо разбойника. Соловей нахмурил брови, прищурил глаза, пристально разглядывая смельчака, и вдруг расхохотался:
– Эх, ты, молодо-зелено! Ты гляди, защитничек выискался! Ох ты ж!
Злодей аж присел от удовольствия, поглядывая на принца из-под густых бровей и похохатывая.
– Ах ты, медвежья поясница! – вдруг рявкнул тать.
Да так грозно, что принц дёрнулся и вновь упёрся спиной в дерево.
Ухватив рукой крышку, Соловей откинул её в сторону. Тут же из котелка в огонь полезло варево. Мужик ухватил ветку с двух сторон от горшка и торопливо снял на землю всю конструкцию.
– Чтоб тебя бобры загрызли! – выругался разбойник. – Чуть не убежало! – помешивая содержимое котла ложкой, ворчал Соловей.
Аромат от кушанья стоял такой густой и аппетитный, что у Ждана в животе заурчало, а затем и вовсе лягушки с голоду песни запели.
– Что пнём застыл-то? – покосился на него странный повар. – Присаживайся, гостем будешь. Что там феи с тобой прислали?
– Дак… Салфетку-самобранку и стаканчик с компотом, – отмерев и сделав шаг в сторону костра, молвил принц.
– Эх, медовухи бы из лесных цветов, – прикрыв глаза, протянул Соловей. – Хороша у них медовуха-то, сладкая да с перчиком! – помечтав, продолжил: – Да ты присаживайся… принц.
И столько издёвки послышалось Ждану в тоне разбойника, что он насупился, брови к переносице свёл и уже было раскрыл рот, чтобы одёрнуть простолюдина, да тот опередил.
– Вот стульчик бери у дуба да располагайся, сейчас ужинать будем.
Принц до того растерялся, что дошёл до дерева, подхватил складной табуретик и, вернувшись к костру, плюхнулся, во все глаза разглядывая собеседника. Не так он представлял себе встречу с разбойником. Происходившее выходило не только за рамки, но и вовсе за все грани богатой фантазии Ждана, скудеющей с каждым годом от самолюбования и праздности.
– Доставай скатерть-то, расстилай на стол, – махнув куда-то в сторону, приказал Соловей, пробуя на соль кушанье, и вдруг топнул ногой да гаркнул: – Отомри!
Ждан подпрыгнул на стуле не хуже жабы-охотницы, вытаращился на разбойника, слепо зашарил по поясу в поисках меча. Тут же вспомнил, что меч – на жеребце, а жеребец – уже на другом краю поляны. Тать же окаянный, ухватившись за бока, хохотал, согнувшись пополам, похрюкивая от удовольствия.
Аж скулы свело от гнева у принца, не привыкшего к тому, чтобы безродные потешались над ним. Переступив через упавший стульчик, направился было наследник к коню верному, чтобы меч отстегнуть да наказать обидчика. Да не успел и шага шагнуть, как хлопнула его рука тяжёлая по плечу, и разбойничек, задыхаясь от смеха, примирительно произнёс:
– Не сердись, мил человек, одичал я тут совсем на семи дубах. Поговорить-посмеяться не с кем. Одни белки да лисицы вокруг. Накрывай на стол, кулеша моего отведаешь. Ох и знатный кулеш у меня, от бати рецепт достался! А батя у меня знаешь кто?
– Кто? – невольно переспросил Ждан.
– А батя мой – волот, всем волотам князь, – горделиво молвил Соловей, сноровисто раскладывая по мискам кулеш.
– Тогда кто матушка твоя, раз ты звериный язык разумеешь да как птица свистать умеешь? – оторопев, уточнил Ждан, приняв из рук разбойника плошку с ложкой.
– А мать моя – птица Сирин.
Глава 8. Ну а дружба начинается с бутылки…
Ужинали Соловей и принц долго и вкусно. У разбойника бутылочка припасена была гномьего напитка. Под разговор неторопливый да кулеш вкусный с разносолами, коими салфетка-самобранка баловала, сидели мужики долго. Как водится, политику обсудили, заморские страны и правителей поругали, а после второй бутылки пришла пора и о женщинах вспомнить.
– Нет, ну вот ты мне скажи, – пьяным голосом, стуча по столу кулаком, вопрошал Соловей-разбойник, вприщур глядя на принца. – Вот что ей еще надобно, а? Терем – полная чаша. Дети справные, взрослые. Ездит куда душа пожелает. Про встречи богатырские я и не заикаюсь даже! Каждый год катается в школу нашу богатырских прикладных наук. Мы с ней в одном классе учились. За одной партой сиживали. Она ж на факультете богатырском одна-разъединственная из всех девиц была. Любой силач супротив моей любушки слабак и рохля. А сила её знаешь в чём?
– В чём? – разливая напиток по чашам, хриплым голосом поинтересовался Ждан.
Голос он сорвал, когда Соловей его свистеть правильно учил.
– А-а-а, – пьяно захохотал разбойник, – ишь чего удумал! То секрет и тайна великая, хоть пытай меня – всё равно не скажу! Выпьем давай! – и поднял чарку, расплескав жидкость. – Али ты шпион иноземный?! – вдруг грозно рявкнул и кулаком о стол стукнул, да так, что салфетка-самобранка жалобно пискнула, а посуда задребезжала.
– Что ты, что ты! – замахал руками принц. – Я принц! А нам, принцам, шпионить по статусу не положено, у нас на то соглядатаи имеются!
– Ну, за понимание! – кивнул, согласившись с доводами собутыльника, Соловей-разбойник.
– За… ик… понимание, – кивнул Ждан и опрокинул в себя очередную чарку гномьего ерша.
На поляне воцарилась тишина, нарушаемая лишь чавканьем и стуком вилок о края тарелок. Где-то всхрапнул конь и вздохнула лиса, уставшая наблюдать за принцем и захватчиком. Ей хотелось есть и пить, но покинуть засаду лисица не могла, пока смена не подоспеет, а это без малого ещё часа два лежать, не шелохнувшись, да пьяные разговоры слушать.
«У-у-у, – плакалась про себя рыжая шпионка. – И что Чоморе неймётся? Слежку за принцем устроила. Кому это надо?»
– И вот скажи ты мне, я ли её не любил? На руках не носил? Золотом-мехами-каменьями не одаривал? Да за сотню лет жизни с Горушкой моей ненаглядной, я на другую ни разу не глянул. И в мыслях чужой бабы не держал! – Соловей, обхватив принца за шею, притянул к себе близко-близко, заглянул в замутившиеся глаза и выдохнул: – Веришь мне?
В ответ Ждан обнял обеими руками за плечи разбойничка, упёрся головой в лоб его широкий и закивал, веру свою подтверждая.
– А давай споём? – вдруг вскинулся Соловей.
– А давай! – поддержал новоявленного друга принц.
И оба, не сговариваясь, затянули:
– То-олько-о-о рюмка-а-а во-о-дки-и на сто-о-ле-е, ветер пла-а-чет за-а а-акно-ом. Ти-ихой бо-о-ль-ю-у-у отзыва-а-ют-ся-а во-о-о мне-е это-ой мо-ло-до-ой лу-у-ны-ы кри-ики!
Лиса в ужасе прижала уши, накрыла лапами морду и постаралась вжаться в землю, чтобы поднявшийся ветер не засыпал глаза лесным мусором. Где-то вдали завыли волки, перепуганные птицы поднялись с гнёзд, зайчата поглубже зарылись в материнскую шёрстку.
– Слушай…
Пение стихло, певцы отдышались накатили ещё по чарочке и вернулись к разговорам.
– А чего ж ты из дома сбежал-то?
– Да не сбежал я, – досадливо махнул головой разбойник. – Выгнала она меня. Девка сенная с пузом оказалась, моя Горынья выпытывала у неё, кто мол, отец. Эта дурёха молчала, как рыба об лёд. А потом доброхот какой-то письмецо моей любушке подкинул: так, мол, и так, знаю я, кто папашка младенчика, которого служанка ваша под сердцем носит. А в конце кляузы имя моё. А я ж ведь ни сном ни духом! Не моё то дитё! Не моё, слышишь?!
Опрокинув стол, вскочил Соловей, схватил за грудки несчастного принца. Да так, что ноги у Ждана подкосились и сердце в пятки рухнуло. Тряс его разбойник, в глаза заглядывал и рычал, требуя то ли ответа, то ли подтверждения невиновности своей. Голова у принца болталась так, что зубы клацали, и несчастный слова вымолвить не мог.
– А-о-у-ы! – вырывались изо ждановского рта несуразные звуки.
Наконец Соловей немного поутих и отпустил жертву своего гнева. Принц рухнул на стул, схватился за сердце, отдышался, обвёл протрезвевшим взглядом стол и, цапнув полную рюмку, опрокинул её резво в себя. Занюхал чёрным хлебушком и прикрыл глаза, переживая стресс. «Эк ведь, хорошо как всё складывается, – радостно попискивали мыслишки в затуманенном разуме, поджав хвосты, как нашкодившие щенки. – А ну как Соловей взаправду злодеем-то оказался! А силы-то у него немерено! А я один!»
Ждан подрагивающей рукой схватил со стола бутылку с остатками гномьего снадобья, разлил по рюмкам, с трудом поднялся и произнёс:
– За мужскую дружбу… Ик…
Соловей глянул на него из-под мохнатых бровей, схватил чарку, встал вровень с принцем, кивнул, поддерживая тост. Молодцы чокнулись, синхронно выпили и рухнули обратно. Ноженьки молодецкие не держали, землю качало, ковры-самолёты над головами кружили.
– С-спать? – промямлил, заикаясь, Ждан, сфокусировав на собутыльнике взгляд.
Соловьёв почему-то стало в два раза больше. Принц опешил, прикрыл один глаз и удовлетворённо хмыкнул: разбойник по-прежнему в единственном экземпляре сидел напротив.