Он обнял своего охранника за шею, и Калки снова пришлось объяснять, как надо держаться. Затем пришел черед Пуниты, но она все с первого раза выполнила правильно. Оставшимся псам достались сумки, и они отправились в безопасное селение, расположенное в горах, где их должны встретить химеры.

Долго смотреть им вслед Калки не стал – его ждало еще одно дело, жизненно важное дело. И в этот раз месть непременно свершится! Нужно лишь щелкнуть пальцами, активировав давно заготовленную руну телепорта, чтобы вернуться в Ти Нагарам. И он щелкнул.

Город сражался. Да, химеры покинули его и, в отличие от Калки, не собирались возвращаться. Но войско Ратана вышло провожать своего правителя, и нападение векш не осталось незамеченным. Конечно, что могли мечи и стрелы против магии? Практически ничего, если бы не горящие по всему городу Священные Костры. И все равно силы были слишком неравны.

Жители нижнего города бежали кто прочь, кто вверх по улице, чтобы скрыться в Храме Огня, надеясь на защиту бога. Им было невдомек, что Агни не может напрямую вмешаться – обожжет реку, и кто знает, какие беды из этого народятся. Потому-то в свое время бог наделил химер своей силой, чтобы те защищали горожан от векшских нападений. Но химеры ушли, да и сам Калки никогда бы не повернул назад, если бы не Пуластья.

Желание отомстить убийце сыновей горело внутри ярче Изначального Пламени, сильнее обжигало. Калки призвал новых псов, попроще, и бросил их на поиски векшского вождя. Сам шел по городу не таясь, безжалостно разя каждого вражеского воина, случайно попавшегося на пути. Люди Ратана радостно приветствовали его, ожидая, что следом придет помощь, благодаря которой они быстро совладают с врагом. Но ему помощь не требовалась – чтобы утолить жажду мести, он должен был лично убить каждого пришедшего в Ти Нагарам идиота. Каждого. Своими руками. И он убивал.

Он хорошо знал город и потому не мешкал с телепортом, если бой становился для него опасным. Массово создавал огненных гончих, бил со спины, использовал малые «Стены» – правил не было, была лишь цель – Пуластья. Река не стала бы лгать, значит, векшский вождь здесь, видимо, тоже жаждет мести и не уйдет, пока не найдет Калки. Они просто не могут не встретиться, так чего жалеть огня? Последний имелся в достатке, сколько бы не потратил: то ли ярость питала его, не давая выгореть раньше исполнения задуманного, то ли ритуал Ямы сделал личные ресурсы бездонными. Какая разница, если он может убивать врагов?

Город горел. Город был исчерчен рыжими проплешинами там, где проходили «Стены Огня». Раненные огненные гончие истекали огнем, кровью своей вычерчивая ловушки для векш и их псов, и пожары множились. Город стал похож на лабиринт – лабиринт смерти, из которого не оставалось выхода, и повезло лишь тем, кто убежал сразу. Только риши под сенью Храма Огня держали пламя на расстоянии и молили бога, чтобы тот помог им. Агни молчал, но риши того не замечали, думая, раз векши не суются в верхний город, то все будет хорошо. Впрочем, для них все и впрямь могло закончиться хорошо.

А вот векшей, не ожидавших встретить сопротивление в принципе, успели потрепать люди Ратана. Затем Калки своим мельтешением и гончими создал сумятицу в их рядах, и теперь синекожие отступали туда, откуда пришли. Это было плохо, ведь чем больше их собиралось вместе, тем сложнее давалась победа. Но в то же время они должны привести его к Пуластье, а потому риск оправдан.

Усталости он не чувствовал. Да, он не всесилен, и векшам удалось несколько раз его ранить, но не смертельно, хотя и не легко. Прижигание помогло остановить кровотечение, а пылающий внутри огонь снял боль и наполнил силой, потому ран своих он не замечал. Просто уворачиваться от чужих заклятий становилось сложнее, и чтобы избежать новых атак, он все чаще и чаще использовал «Стену», в которую вкладывал все больше и больше Изначального Пламени. И пожары Ти Нагарама пылали все ярче.

Пока он побеждал, это было неважно. Но вот очередная «Стена Огня» столкнулась с черным маревом и истлела, не пройдя дальше. Конечно, марево тоже исчезло, но пришлось остановиться, обновить щиты и призвать новых гончих. Тот, кто шел навстречу, тоже не торопился – не думал, что силы окажутся равны. Впрочем, вскоре чужак все-таки вышел на освещенную заревом пожаров улицу, и не узнать его оказалось невозможно.

– Пуластья…

Странно, но монстр внутри не кинулся на векша сразу же, стоило ему показаться, наоборот, насторожился и замер. Монстр знал, что этого врага так просто не одолеть, и победа потребует выдержки.

– Калки, – усмехнулся Пуластья, у него уверенности было куда больше.

– Разве я не уничтожил твою тень шесть осеней назад?

– Уничтожил. Богиня подарила мне новую, куда сильнее прежней. Куда сильнее той, что владел Яма.

– Значит, я уничтожу и ее, – и Калки, на ходу призывая «Стену», бросился вперед.

Использованные ими заклинания оказались равными и испарили друг друга. В ход пошли новые руны и даже чистая сила, рассыпая по округе разноцветные искры при столкновении. Бой был неравным. Арсенал рун Пуластьи оказался куда обширнее, чем у Калки, и вскоре векш начал предугадывать, куда Калки телепортируется, и посылал туда тень. Огненных гончих вскоре не осталось, кровь быстро прогорела, хоть и сумела подпалить немного тьмы. Финал казался предрешенным.

Очередной удар он пропустил. Тень впилась в правое плечо, и рука плетью осела вдоль тела, более не способная плести руны. Калки призвал в левую ладонь чистое пламя и попытался отодрать от себя липкую от крови черноту. От новой атаки закрыться было нечем, и от безысходности он начал вливать пламя прямо в удерживаемое щупальце тьмы. Подобного Пуластья никак не ожидал и в шоке отпрянул, притянув тень к себе, и пока не торопился атаковать снова. Калки слышал его негромкие ругательства на векшском, но сил радоваться не осталось. Он приложил все еще пылающий огонь поочередно к ранам, но толку от этих действий не ждал – рука не поднимется, а без нее даже простенькой руны не сотворить. Вот и все. Оставалось заострить пламя и перерезать себе горло, лишь бы не достаться врагу.

Только внутренний монстр не желал сдаваться. Он не мог отпустить Пуластью живым, не после того, что тот сделал с Рамешем. Не после того, как Рамеш убил своего брата Ананду. Не после потопа и горя, что принесла вода. Не после того, как Калки все потерял, а Виджай не дал ему забрать хотя бы сына за сына. Нет. Он не сдастся. Не здесь. Не сейчас. Как можно сдаться сейчас, когда вокруг столько огня? Разве сила его не в огне? Нужно лишь призвать его ближе, вылить немного своего пламени, чтобы заполнить пустоты, чтобы весь город превратился в единую «Стену Огня» – в Изначальное Пламя. И он опустил ладонь, и с нее вместе с кровью на землю полились алые всполохи, а со всех сторон к нему уже стекались потоки местных пожаров.

Все закончилось внезапно. Треск заглох, жар уступил ночной прохладе, искры больше не тянулись вверх к звездам, надеясь к ним присоединиться. Небо и вовсе просветлело, и на востоке догорающим пламенем алел рассвет. Калки и принял его поначалу за затухающий пожар, но вскоре глаза перестали слезиться от дыма, ведь и он развеялся. И оказалось, что вокруг ничего нет. Вообще ничего.

Первая мысль пришла о смерти, и он бы поверил, если бы так сильно не болела рука, а рубаха и дхоти не были мокрыми от крови. Нет, смерть ждала впереди, а короткое время до нее оставалось лишь для того, чтобы он осознал, что натворил, выпустив монстра на волю. Потому что сделанное им нельзя перекрыть ни одной потерей, даже если боги решат их умножить. Потому что города не осталось – ни руин, ни осколка кирпичика, ни черепка. Изначальное Пламя слизало все подчистую: и напавших векш вместе с ненавистным Пуластьей, и риши, призывавших Агни спасти их и горожан. Спаслись лишь те, кто с самого начала сбежал, да еще химеры, отосланные Калки.

Агни не отозвался на молитвы. Река не вступилась. Не их вина – они не правили городом, бразды правления принадлежали ему и никому больше. Что есть власть как не обязанность защищать свой народ? Калки знал это с самого рождения, знал не одну жизнь и верил в незыблемость этого. Многие инкарнации он следил, чтобы истинно бессмертные не сбились с правильного пути, не забыли своей веры, не потеряли души. Под его рукой Ти Нагарам рос и ширился, обрастал торговыми связями, копил богатства и знания. Город процветал.

Калки не заметил, как сам сошел с проторенной дорожки, и пока остальные шли вперед верным курсом, он злился и пытался согнать их в пучину, в которой тонул. И чем дальше они уходили, и чем глубже он увязал, тем жарче становился огонь ярости в его груди. Пламя ширилось и ярилось, а он все хватал и хватал из бесконечного источника, не заметив, как вычерпал разум и доброту. Кто в силах заставить дурака остановиться? Кому поверит он в сказанное: «Время ушло»? Пришла иная пора – сложить с себя бремя, уйти на покой, смешаться с рекой. Но он все цеплялся за власть, за свою избранность, за осени полные урожая и счастья. Он ли был причиной тех урожаев и людской радости? Или то было просто такое время, а он лишь удачно рождался и становился во главе? Кто объяснит дураку, где больше правды?

Нет, они не то чтобы не пытались – он слушать не захотел. Ни Агни, и бог просто создал себе нового избранного. Ни Виджая, и Калки оставил побратима на вечные муки. Ни Ями, и он повелел сестре пойти на верную смерть. Ни Яма, хотя векш-великан был ближе всего к цели – рано отпустил, понадеялся на бессердечного. И Киран, мальчишка, которого он проклял из-за сиюминутного страха потерять власть, сын, которого следовало любить и лелеять как единственного живого, но Калки так и не смог снять проклятие – не было искренности в желании спасти мальчика, да и желания спасать не было. Ведь спасти его – потерять власть на многие эпохи вперед, как будто уже не потерял ее навечно.

От осознания содеянного он упал на колени и заорал от бессилия, кричал недолго – сорвал голос. Но выжившие успели найти Калки. Они собрались вокруг него, пытались остановить кровь, расспрашивали о том, что здесь произошло. Потом никак не могли поверить, что это он сжег город, а когда осознали – сами превратились в монстров. Сначала просто кричали и толкали его, затем стали бить, после и этого им показалось мало…

Демон Максвелла вырвал Дэна из воспоминаний до того, как тело Калки стали раздирать. Но слова благодарности не шли, а на экране перед ним крутилась сцена убийства, и юный Нараян поднял на вытянутых руках вверх сердце предавшего свой народ правителя. Мальчик что-то крикнул на незнакомом теперь языке и впился зубами в еще теплую плоть. Дэна передернуло.

– Кровь, – пояснил демон. – Они в ней перепачкали, пока тело кромсали. А Калки столько огня в ту ночь через нее прогнал, что и другим досталось в качестве дара. Я еще подумал тогда, что любопытно получилось, и принялся выжившим помогать и магии своей обучать. Через Нараяна – наследник все-таки. И у него неплохо получалось, правда, с контролем проблемы были, но да на безрыбье… А потом снова пришли векши и развязали уже третью войну, и мальчишка со своим контролем быстро выгорел, даже жалко. – Пузыри взметнулись вверх и лопнули с протяжным вздохом.

– Наследник? – не понял Дэн. – А Киран?

Вместо ответа, к нему подплыл новый экран, на котором показывали погоню. Огненные Псы бежали вдоль горной реки и несли на себе маленького мальчика, а за ними следом на повозке, запряженной буйволами, несся Ратан. Он пытался на ходу стрелять в псов, чтобы заставить их разбежаться в разные стороны, и тогда появилась бы возможность подъехать поближе и попробовать схватить внука. Но собаки держались кучно, а стрелы были им нипочем, они лишь ускоряли бег, пытаясь оторваться.