– Части армии, на минуточку, попрошу подбирать слова! – Келлер высоко вскинул подбородок. – Что нужно делать, уважаемый? Давайте сюда конкретику.

– Как я вам и сказал, сейчас должно готовить город к штурму, в самый кратчайший срок. С этим вы, генерал, справитесь куда лучше моего и полагаю, что в этом вам целиком и полностью поддержит господин Хабалов.

– Сделаем, – подтвердил Келлер. – С Хабаловым мне уже довелось повидаться и настроен он положительно. Вы правы.

– Это не все, – мягко добавил Александр Дмитриевич. – В течение ближайшего часа мои люди начнут наводить порядок в ЦВПК, Земгоре и на промышленных предприятиях. Необходима жёсткая чистка общественников в столице и мы не станем откладывать с породного рода мерами.

– Поддерживаю, гада нада давить сразу, – сказал Келлер.

– Однако существует вероятность, что в ситуацию попытаются вмещаться радикалы и воспользоваться ей для укрепления собственных позиций. Когда кто-то теряет место, кто-то это место занимает.

– Свято место пусто не бывает, – согласился Фёдор Артурович. – Что вы предлагаете?

– Так вот, наша задача уничтожить и тех, и других, – сказал Протопопов. – Господа Глобачев или Васильев предоставят вам списки негодяев и я предлагаю применять в их отношении жесткие меры. Петроград должен вздохнуть полной грудью без большевиков, меньшевиков, межрайонцев и прочей гнили.

– Разумно. Хотя стоит признать, что непопулярно, но военное время требует военных же мер.

– Убивать на местах их не нужно, но каждого из них следует схватить и посадить на замок. Нам нужно восстановить показательные публичные казни, вплоть до семей преступников и уже задача моего ведомства вынести этим подлецам обвинительные смертельные приговоры, мы как раз подготовим почву и соберём доказательства вины…

Фёдор Артурович задумался, взвешивая задумку министра внутренних дел, а потом протянул руку Протопопову.

– Поддерживаю, Александр Дмитриевич, пора наводить порядок на русской земле жесткой рукой, давно пора.

Протопопов внимательно посмотрел на Келлера, все ещё крепко сжимая руку генерала.

– Давайте послужим Отечеству, ваше сиятельство.

На этом министр внутренних дел и генерал от инфантерии разошлись кто куда. Кое-чего Александр Дмитриевич не сказал Фёдору Артуровичу, не сейчас. Не поймёт. Но следующим приказом, который Протопопов будет запрашивать у царя станет полная отмена проходимой в стране мобилизации…

Глава 4

«Ближе всего к великому стоит честность»

Гюго Виктор.

Год 1917, январь 19, вечер,

здание министерства внутренних дел, Петроград.

Сразу после завершения конференции, Государь Николай остался в личном кабинете министра внутренних дел. Решил временно обустроить там свой кабинет. И оттуда вести ближайшие дела масштаба Империи. Именно туда, теперь уже к себе на ковёр, Государь вызвал Протопопова, как только союзническая конференция, продлившаяся всего несколько часов вместо заложенных по регламенту нескольких дней, подошла к логическому концу.

К логическому, отталкиваясь от текущих обстоятельств, ясное дело.

И Александр Дмитриевич, сгорая от нетерпения, бросил все свои дела и заявился к Николаю. Хотелось поскорее услышать, какие решения приняты самодержцем.

По пути Александр Дмитриевич столкнулся с взъярившимися совершенно делегатами, в том числе главным – лордом Милнером.

– Немедленно предоставьте мне телеграф! – орал глава английской делегации на своём языке. – Мне надо связаться с правительством Великобритании.

Он то понятия не имел, что ближайшие телеграфы уже заняты солдатами Келлера. И связаться с кем либо без позволения генерала от инфантерии не выйдет.

Но сейчас у английского лорда в стороны летели слюни, глаза выпучены. Протопопов усмехнулся с представшей перед его глазами картины и подумал про себя – видать да просраться русский Государь английскому пэру. Довёл взрослого мужика до нервного тика. Но тем лучше, на самом деле – значит разговор между делегатами и Николаем сложился именно так, как себе Протопопов представлял.

Французы, бывшие куда спокойнее англичан по своему природному темпераменту и внешнему проявлению эмоций, выходили молча. Видно, что тоже совершенно недовольные… и даже не столько недовольные, сколько сбитые с толку. Ихний глава делегации будто в абстракции пребывал.

Делегации Румынии и Италии, куда менее многочисленные по составу и куда менее вычурные по своим целям и политическим амбициям, вовсе растворились среди французов и англичан. И румыны и итальянцы выглядели точно также растеряно, как французы. Вряд ли эти господа понимали, что им делать теперь.

А что тут понимать – думал Александр Дмитриевич, провожая иностранцев взглядом. Руки в ноги и шуруешь к своим толстозадым боссам-пендосам, а там уже докладываешь че по чем теперь в Российской Империи. На то вас, господа, сюда и прислали – передастами поработать. Из одного окна в другое информацию спешно доносить. Решение все равно не вам принимать.

Протопопов на миг пересекся взглядом с тяжело дышащим (едва ли не клубы пламени из себя извергающим) английским лордом.

Только что Милнеру сообщили, что как либо связаться с далекой Англией из Петрограда не выйдет. Отныне все коммуникации контролируются и вообще проводятся с правительственного ведома. Если на коммуникацию у тебя разрежения нет, то катись к чертям, будь ты хоть трижды английский лорд и четырежды глава союзнической делегации.

Милнер, заслышав эту неприятную для себя новость, завидел Протопопова, ставшего для иностранцев настоящим геморроем. Выпучил навыкат глаза, видимо считая, что ограничение коммуникаций – дело рук министра внутренних дел.

– Ты… – англичанин начал тыкать пальцем в русского министра и заговорил на русском, всячески высказывая своё пренебрежение.

– Чего тебе надо? – невозмутимо откликнулся Протопопов.

– Доиграешься, мерзавец… – Милнер начал качать пальцем из стороны в сторону. – Что за фокусы с телеграфом!

– Без понятия, – пожал плечами Александр Дмитриевич. – А что случилось то?

Англичанин от злости аж позеленел.

– Прикажи немедленно выдать мне разрешение на связь. Прямо сейчас! – последние слова английский лорд уже выкликивал Протопопову в лицо, резко с министром сблизившись.

– Отойди, дистанцию держим, – предупредил Протопопов.

– Иначе я все доложу нашему правительству. Недолго тебе останется по земле ходить!

Милнер продолжал угрожать и в порыве своей безудержной страсти попытался схватить министра за грудки. Определённо – зря.

Протопопов недолго думая схватил английского козла за ухо, пнул под коленную чашечку. Милнер как подкошенный было завалился на пол, но Александр Дмитриевич его на весу за ухо удержал.

– Ауч… ой-ой-ой, – завопил англичанин так по английски, хватаясь за ухо обеими руками – жопу то себе господин лорд наел «огого». И больно стало быть висеть вот так на одном ухе 100 килограммовой английской туше.

Очень больно.

Но ничего – слюбится стерпится, как говорится. Пусть скажет спасибо, что Протопопов не воткнул эту свинью рожей в пол. А руки ведь так и чешутся зад англичанину надрать.

– А может тебя пристрелять, как собаку? Вот прям тут. Тогда может хоть чуть-чуть в голове что-то перевернётся? – предложил Александр Дмитриевич жестким скрипучим голосом.

– Buster… – лорд Милнер перешёл обратно на английский или, вися на собственном ухе, позабыл все русские ругательства (которые иностранцы, кстати быстрее остального запоминают).

– Вали отсюда, бастер, блин. Позорник.

Хотел Протопопов дать английскому пэру смачный русский подсрачник – вот тебе и шанс подвернулся. Нагнув англичанина, Александр Дмитриевич врезал ему обутой в тяжёлый сапог ногой. Прям самым пыром под зад английскому лорду. Тот спикировал мордой в пол, расставив руки, стесал щеку до крови. И кубарём вылетел из здания министерства, все ещё извергая проклятья и ругательства на английском.

Остальные англичане делегаты было набросились на русского министра, но хрен там – Протопопов вытащил свой пистолет.

– Проваливайте отсюда, пока кости целы, – холодно сказал Александр Дмитриевич.

Вопросов не возникло.

Вот как-то сразу отпали при виде холодного чёрного дула, из которого в любой момент может грохнуть выстрел.

Оружия то у англичан не было, а какое было – то у входа в министерство забрали люди Александра Дмитриевича. От греха подальше, что называется.

– Проводите господ из Петрограда, – распорядился Александр Дмитриевич.

Развернулся и зашагал в кабинет, где ожидал Николай.

Остальные делегаты – что французы, что итальянцы с румынами в происходящее вмешиваться не стали.

– Государь Император, вызывали? Вот я, – Александр Дмитриевич застыл на пороге собственного кабинета.

– Проходите, милостивый государь, действительно вызывал. Разговор к вам есть. У нас события набирают оборот.

Выглядел Николай в крайней степени измотанным, выжатым и явно «плыл» от скопившейся усталости. Сидел в одиночку за столом. Пил крепко заваренный чай.

Однако кружек на столе стояло две – видать сразу распорядился на Протопопова подать.

– Присаживайтесь, – велел Император.

Александр Дмитриевич сел. Подвинулся к столу, руки на стол сложил. Приготовился слушать. Собственно за этим сюда пришёл.

Николай наполнил чашку чаем из чайничка, придвинул Протопопову.

– Похозяйничаю тут у вас, Александр Дмитриевич, дела государственные обязывают на подобного рода наглость, – также совершенно безэмоционально сказал Государь. – Вы надеюсь не будете возражать?

Посидели, попили чаю, Протопопов сдержался чтобы не поморщиться – чай точно, что заварка.

А потом у Александра Дмитриевича состоялся разговор с царем, во время которого Николай озвучил своему министру итоги конференции и выдвинутые Россией забугорным делегациям требования, как мы помним – вполне такие конкретные требования. Министр внимательно Государя выслушал. Позволил себе улыбнуться уголками губ – все складывалось как нельзя лучше.

– Признаю, что долгое время был слеп и глуп, – резюмировал Император и следом задался вопросом. – Но разве я просил от наших союзников, теперь уже бывших, больше, чем давал им сам? И больше, чем предполагают взятые союзнические обязательства в рамках Антанты?

Понятно, что вопрос этот веял философским смыслом. Отвечать на него было необязательно. Но хоть наш герой не любил особо философствовать и подвергаться рефлексии, а предпочитал действовать и чем решительнее, тем лучше, ответить Государю следовало. Ну а заодно поддержать решение, которое далось Николаю отнюдь непросто. Похоже, что именно этого Николай ждал – одобрения предпринимаемых мер.

– Поднимем Россию с колен, Государь, вы приняли блестящее решение, – заверил министр. – Позвольте вас прямо и от всего сердца заверить, что я целиком и полностью его разделяю и более того – считаю его единственно верным в текущих обстоятельствах.

– Не знаю к чему это приведёт, – честно признался Император. – Но больше я не могу смотреть за тем, как моя страна бьется в агонии. Не имею на то права. Мой народ начинает ненавидеть своего правителя. А я ведь и есть Россия в глазах людей и получается, что отплясывая, пусть и неосознанно, но под дудку зарубежных правительств, я предаю свою страну и отдаю ее народ на растерзание капиталистам. Для таких людей как Милнер и также для тех, кто им приковаться – человеческая жизнь измеряется в долларах и фунтах стерлингов. У них нет понятия морали и справедливости. Их единственный посыл – зарабатывать деньги.

Николай высказался. Возможно, что прежде такие вот умозаключения слушала Императрица, но теперь царская семья находилась далеко от Петрограда, а Николаю по прежнему хотелось иметь возможность делиться своими переживаниями. Александр Дмитриевич прекрасно понимал такое желание самодержца – ну-ка попробуй удержать все это в себе, так и перегореть недолго.