– Слушай, я все понимаю. Они хотят отомстить мне? Отлично; это мерзко, но я готова это понять. Они хотят разрушить мою карьеру? Они почти этого добились. Но Баррали? Неужели я действительно так низко пала?

– Он умирает, Мара. Это меньшее, что мы можем сделать. Выслушать его, заставить его поверить, что принимаем во внимание его мысли; это все, о чем я прошу. Он один из нас, несмотря ни на что.

– И что же я должна делать? Работать с ним в паре? – В словах Мары звучала ирония.

– Нет. Морено все еще на больничном. Болезнь в терминальной стадии, и мы не думаем, что он снова вернется в строй.

– Мне очень жаль… И что? Я должна слушать его бредни о серийном убийце в нурагах только потому, что он вот-вот умрет?

– Сядь.

– Я не хочу садиться. Это твоя идея?

Фарчи не ответил и закрыл бумаги прокуратуры.

– Я знала. Очередная подлянка Дель Греко, да?

Начальник кивнул. Затем знаком показал, чтобы она говорила потише.

– Успокойся и сядь, черт возьми.

Раис лишь воинственно скрестила руки на груди.

– Мара, пожалуйста, – сказал Фарчи, беря папку и протягивая ей.

Женщина осторожно открыла ее. Это было личное дело полицейской: старшего инспектора Евы Кроче.

– Что…

– Прочти, – сказал Фарчи.

Инспектор Ева Кроче была следователем, специализирующимся на сектах и ритуальных преступлениях. Ее нанял второй отдел Центральной оперативной службы – элиты полиции, – расследовавший самые кровавые преступления по всей стране. Из материалов дела следовало, что после нескольких лет, проведенных в Риме, где она прошла обучение в штаб-квартире службы при Центральном управлении по борьбе с преступностью, ее перевели в качестве следователя поддержки в мобильное подразделение в Милан, ее родной город. На данный момент она работала в Центре расследования нераскрытых преступлений, национальной структуре, которая оказывала поддержку территориальным мобильным отрядам.

– Я очень рада за нее, но…

– Прочти сопроводительную записку.

Вторая страница была служебным приказом, в котором следователя и весь мобильный отряд с улицы Амат переводили для содействия в работе нового экспериментального отдела расследования нераскрытых преступлений Управления по расследованию убийств в Кальяри.

– Не говори мне, что…

– Да, она ваша новая коллега.

– Конечно, как же я об этом не подумала… Мало вам было выгнать меня из отдела убийств. Теперь ты еще присылаешь мне няньку прямо с континента. Большое спасибо, Джакомо, – сказала Раис, резко закрывая папку.

– Попробуй еще раз открыть рот, и я пошлю тебя служить на «Сант-Элиа»^[15], cumprendiu?^[16]

Его резкий тон застал Мару врасплох: Фарчи, несмотря на суровый внешний вид, был добродушным мужиком, одним из немногих ее союзников в управлении, и почти никогда не прибегал к сардинской речи во время работы. И то, что он это сделал, значило, что она и ее «длинный язык» зашли слишком далеко.

– Я понятия не имею, кто такая эта Кроче, но, если с таким резюме ее послали сюда, значит, речь идеи о наказании, – продолжил шеф. – Она была на больничном больше года, а теперь уже четыре месяца в оплачиваемом профилактическом отпуске, что бы это ни значило. Должно быть, она облажалась или перешла дорогу кому-то важному. Но мне плевать. Мне важно, чтобы вы двое немедленно приступили к работе.

– Работа? Сиделкой у этого психа Баррали?

– Нет. Я тебе уже говорил и повторяю в последний раз. Вы должны сделать три вещи как отдел нераскрытых преступлений: во-первых, взять дела, указанные Римом, проверить, есть ли вещественные доказательства, которые нужно проанализировать, и зацепки, упущенные раньше. Второе: понять, можно ли еще говорить об активном расследовании. Мы даем два, максимум три месяца на каждое дело. Третье: предложить план расследования наиболее интересных дел. И, если мы получим разрешение, приступаем. Все понятно?

– Сумасшествие, – пробормотала женщина.

– Не расслышал.

– Я сказала, что опытные коллеги не одобрят, если я пойду расследовать их…

– Мы здесь не для того, чтобы исправлять ошибки наших коллег. Напротив. Вы свяжетесь с ними, если они еще живы, потому что нам нужны их предложения. У вас будет небольшая команда судебно-медицинских экспертов, которая поможет вам с вашими выводами, если позволят судьи^[17].

– Это пустая трата времени.

– Нам нужны цифры: как мобильное подразделение, мы должны поднять средний показатель раскрытых дел. Если потерпим неудачу, можем попрощаться с правительственной субсидией и пополнением кадров. Нам нужно улучшить показатель раскрытых дел. Для статистики все равно, новые они или тридцатилетней давности.

– А Баррали?

– Признаем мы его мысли или нет, но он ветеран. Надрывает свою задницу уже больше сорока лет. Никто никогда не принимал во внимание эти его…

– Неужели? И ты никогда не задавался вопросом почему? – сказала Раис, изображая притворное удивление.

Фарчи пропустил вопрос мимо ушей.

– Я, вице-квестор и сам квестор^[18] Дель Греко хотим дать ему шанс. Как я уже говорил, мы в долгу перед ним. Вы с Кроче будете использовать Баррали в качестве консультанта и работать над его убийствами параллельно с другими нераскрытыми делами.

– Эти дела уже просто легенды.

– До тех пор, пока кто-нибудь не закроет их. Я все-таки хочу, чтобы вы взглянули. Есть как минимум две установленные жертвы. Убийства так и не были раскрыты, а это значит, что убийца или убийцы могут быть на свободе.

– Убийцы наверняка уже мертвы.

– Может быть, но Баррали не хочет умирать с чувством вины, и, честно говоря, я тоже. Это номер твоей напарницы, – сказал Фарчи, протягивая ей листок бумаги. – Я знаю, что сейчас ты предпочитаешь работать в одиночку, но здесь не я устанавливаю правила и назначаю напарников.

– Не могу в это поверить, – прошептала женщина, нервно потирая лоб, чтобы вернуть себе самообладание.

– Ты с ней будешь проводить много времени вместе, поэтому советую пойти по правильному пути и подружиться. Попытайся понять, что это за человек, и посмотри, нужно ли ей что-нибудь. Короче говоря, покажи ей, что знаменитое сардинское гостеприимство – это не просто миф.

– Джакомо… – вздохнула Мара, вставая и бросая папку на стол.

– Синьор. Для тебя теперь я синьор Фарчи, Мара.

– Ну конечно. Может, мне к тебе еще и на «вы» обращаться?

– Хватит сарказма, Раис. Помни, ты сейчас под особым наблюдением, и это, – сказал мужчина, постукивая по личному делу, – одолжение, которое тебе сделали. Если б я за тебя не поручился, квестор перевел бы тебя в Барбаджу.

– Ты так говоришь, потому что он не прикасался к тебе, этот дохлый слизняк.

– Было проведено внутреннее расследование…

– И всё выкрутили так, что виноватой сделали меня, Фарчи… извини, синьор Фарчи. Этот ублюдок разрушил мою карьеру, ты понимаешь или нет? И все благодаря продажным шлюхам – нашим коллегам, которые встали на его сторону.

– Раис, забудь об этом и скажи спасибо, что у тебя еще есть работа. Ты боролась, но он победил. Советую считать эту историю закрытой ради всеобщего блага. Ради твоего, прежде всего.

Женщина бросила на него презрительный взгляд и собралась уходить.

– И помни кое-что, – сказал Фарчи. – Моя мама всегда говорила мне: «Молчание – золото».

– Ты серьезно?

– Прямо про тебя, да?

«Ma ba’farì coddai^[19]», – мысленно обругала его Мара, выходя из кабинета.

Глава 5
Вилла Инверницци, улица Каппуччини, Милан

– Ты приняла это дело слишком близко к сердцу… Ты им одержима… Ты забыла свою роль, ты ошиблась… Своим поступком ты отправила расследование к чертям собачьим… Ты осознаешь всю серьезность этого? Может быть, тебе нужно немного подумать о своих ошибках…

Эти слова продолжали эхом отдаваться в ее голове, но Ева не могла их заглушить. Она надеялась, что четыре месяца вынужденного отпуска успокоят ситуацию и начальство. Но это было лишь тратой времени, а ее горечь лишь усугубилась. Ее начальники поджидали удобного момента, чтобы убрать ее с дороги. По сути, эти слова были прелюдией к вынесению обвинительного приговора без апелляции:

– Мы решили тебя перевести. Давление оказывал судья, и не только он. На этот раз ты зашла слишком далеко, Ева. Мы все понимаем твое положение, через что ты прошла… Но ничего не можем поделать. Мы должны подать сигнал.

– Куда? – спросила она.

– Кальяри, Сардиния. Тебя переводят туда в отдел нераскрытых преступлений.

Старший инспектор Ева Кроче улыбнулась. Речь шла не только о переводе – это просто был хитрый способ заставить ее сдаться.

– Это экспериментальный региональный отдел. Тебе нужно будет помочь им создать команду. Воспринимай это как отпуск, период отрешенности, чтобы перезарядить батарейки, – подсластили они пилюлю.

Вопреки всем их ожиданиям, Ева согласилась без малейшего протеста. Она согласилась бы на любые условия, лишь бы вернуться к работе. Это все, что ей оставалось. Единственный способ заполнить пустоты собственного существования. Еще несколько дней воспоминаний и сожалений, и она сошла бы с ума. Поэтому письменный стол в Кальяри лучше, чем полный болезненных воспоминаний диван в пустой миланской квартире. Лучше, чтобы ее и эту тюрьму воспоминаний разделяло море.

– Когда я приступаю к работе?

Они ускорили бюрократические процедуры, потому что хотели поскорее от нее избавиться. Через четыре дня ей позвонили из кадровой службы: нужно было посмотреть какие-то документы, пришедшие из министерства, и подписать их. Ева сделала это, не задав ни единого вопроса. Им казалось, что ее перевод из Милана – наказание, а для нее это было спасением и, кто знает, возможно, началом новой жизни. Одному богу известно, как сильно ей было это нужно.

В тот день солнце, скрывшееся за тучами, бормотало, что скоро пойдет дождь. Холодное небо Милана было окутано свинцовой пеленой облаков, отбрасывавшей на улицы горькую тень. Воздух источал мерзкий запах серы, опьянявший людей печалью. Ядовитый октябрь бушевал над мегаполисом уже несколько недель, словно желая расплатиться за слишком солнечное лето. Единственным ярким пятном были розовые фламинго, за которыми полицейская наблюдала через решетку виллы Инверницци. Она ничего не знала о том месте, куда поедет, ведь никогда не бывала на Сардинии. Поэтому посмотрела в интернете. Розовые фламинго оказались одним из символов Кальяри. Это напомнило ей, что и в Милане живет их небольшая колония, о чем многие местные жители не знают. Ева решила выйти и понаблюдать за ними, словно хотела установить контакт со своим новым городом.

Она смотрела на них, и к ней возвращалось чувство легкости; оно успокаивало ее тревоги, опьяняло красотой и изяществом. Вилла располагалась в районе, названном «четырехугольником тишины»: несколько улиц за Корсо Венеция, на которых городской шум был заглушен великолепием зданий в стиле неоклассицизма и Либерти^[20], статуями и упрятанными садами, и виллами, столь элегантными, что в них словно застыло время, которое в этих местах, казалось, не пошло дальше тридцатых годов прошлого столетия.

Ева отправилась сюда не только, чтобы окунуться в искусство или найти покой в заповедном оазисе, и – как бы она ни пыталась себя обмануть – не для того, что установить контакт с городом. Настоящая причина лежала глубже.

Ева положила руки на решетку ворот и вцепилась в прутья. Закрыла глаза. Сначала она чувствовала только холод металла. Затем, словно этот забор был пропитан воспоминаниями, нахлынули образы и обрывки разговоров.

«Они прекрасны, – услышала она эхо в театре cвоей памяти. – Можем ли мы взять одну домой?»