Хроники Аальхарна: Изгнанник. На границе чумы. Охота на льва (страница 32)
– Ну ладно, вы тут главный, в конце концов. Но лекарника вам все-таки надо. Не хочу вас на этом столе увидеть.
Когда он в конце концов покинул прозекторскую, Шани некоторое время стоял неподвижно, собираясь с духом, а затем приблизился к столу и взглянул в мертвое лицо Хельги, искаженное болью. Глаза девушки, темно-зеленые неподвижные озера, были открыты и смотрели куда-то сквозь Шани и вверх, выше, словно Хельга хотела увидеть что-то очень важное или хотела заплакать, но не могла.
– Хельга, – негромко произнес Шани, и это имя никак не вязалось с мертвой куклой на столе, словно настоящая Хельга Равушка была очень-очень далеко и не имела никакого отношения к этому телу.
Проведя ладонью по лицу и стерев слезу, Шани начал расстегивать академитскую мантию. По обычаю, мертвеца предстояло обмыть и переодеть в чистое, а потом положить в трумну и похоронить на следующий день, когда солнце постепенно начнет клониться к закату.
«Я тебя очень люблю». – «Я тебя тоже».
Что он знал о любви, этот графоман? Ему не приходилось зачерпывать святую воду серебряным ковшом и отрывать кусок ткани от освященного лоскута, чтобы провожать в последний путь единственного близкого человека.
Приготовив все необходимое, Шани снял с Хельги мантию и отшатнулся, зажмурившись.
Ножевых ранений было пять. Судя по всему, смертельным оказалось последнее – широкое лезвие вошло прямо в сердце, оборвав страдания жертвы. Шани провел ладонью по холодной коже. А ведь до этого ее еще и били, причем, судя по отпечаткам, истязатели были обуты в тяжелую массивную обувь на манер той, что носит государев охранный отряд. Внутренняя поверхность бедер была покрыта засохшей кровью.
Шани выдохнул и опустил ткань в ковш со святой водой.
– Заступник волей своей и милостью очистит тебя от грехов, – хрипло произнес он и провел влажной тканью по лбу и щекам Хельги.
Она смотрела в пустоту, и Шани знал, что этот мутный взгляд будет преследовать его до конца жизни. А сегодня она сложила гарантийный лист вчетверо, улыбнулась и убежала. Если бы он только знал, что Хельга бежит навстречу своей смерти, если бы только знал…
– Будь невинна и чиста перед ним, как в момент рождения…
Горло перехватило спазмом, и Шани несколько долгих минут молчал, восстанавливая дыхание.
– Он примет тебя в вечно цветущих садах, и посадит за свой стол, и наградит непреходящей радостью.
Окровавленная вода стекала на пол, убегая по специально пробитому желобку в сток. А он ведь обещал, что с Хельгой не случится ничего плохого. И она верила.
– Он смоет с тебя боль и муку смерти и скажет: ты не знала счастья, так изведай же, каково оно. Ты уже не здесь – ты с ним.
Шани поднял руку и закрыл мертвые глаза. Теперь Хельга лежала с сосредоточенным и торжественным спокойствием на грустном бледном лице, и это было действительно все.
Закончив обмывать тело, Шани переодел Хельгу в чистый балахон, которые в избытке хранились в прозекторской, обвил сложенные руки длинными четками и поправил волосы. Он провел несколько пустых часов, благословляя людей, не имеющих к нему никакого отношения, а Хельгу в это время насиловали и убивали.
В кармане академитской мантии он обнаружил гарантийное письмо с собственной подписью, несколько минут рассматривал бесполезную бумагу, а потом гневным движением смял в ладони и швырнул в угол. Будь оно все трижды и три раза проклято, будь оно все…
В другом кармане оказалась тонкая золотая цепочка с крохотным кругом Заступника, компанию которому составлял деканский аметистовый перстень. Расстегнув упрямую застежку, Шани снял свой перстень и надел на безымянный палец левой руки. От его союза с верой, заключенного в Шаавхази, не осталось ничего, кроме озноба и тьмы одиночества. Можно с полным на то правом считать себя вдовцом. Цепочка с кругом отправилась на шею хозяйки, и облачение покойной было завершено.
Кто?! Узнать бы только, кто это сделал! Да он ему сердце голыми руками вырвет! Шани стиснул кулак и ударил по столу, потом еще – просто ради того, чтобы ощутить что-то, кроме голодной жгущей пустоты. Боль пришла, но какая-то слабая, невыразительная.
– Хельга, – прошептал он. – Хельга, прости меня.
Никто не откликнулся.
Шани прошел к столу прозектора и взял отчетный лист.
Хельгин Равиш, – прочел он, – академит, младший сотрудник инквизиторского корпуса. Предположительное время смерти – пять часов пополудни. Предположительная причина – убийство. Тело найдено на площади Цветов, вход в восьмой дом.
Вот оно что. Хельгу замучили и убили напоказ, подбросив тело к его дому. Чтобы посмотрел, подумал и сделал выводы. Шани вдруг понял, что не может дышать: воздух поступал в легкие тугими короткими толчками, и перед глазами уже серела пелена обморока.
Он встряхнул головой, и наваждение медленно исчезло.
Присев к столу и взяв в руки перо, Шани подумал и написал в заключении:
Причина смерти – удар ножом в сердце. Время смерти – пять часов пополудни. Подтверждено.
Поставив свою подпись, он откинулся на неудобную спинку прозекторского стула и закрыл глаза.
Неизвестно, сколько времени он просидел так, молча, наедине со своим горем. Потом в дверь деликатно постучали, и в прозекторскую вошел Дервет. В руках у него был ларчик с алым кругом на боку – аптечка.
Прозектор посмотрел на декана инквизиции и сокрушенно покачал головой.
– Ваша неусыпность, – сказал он, – выпейте-ка вот это.