Мы поговорили еще минут десять-пятнадцать, наслаждаясь прекрасными майским закатом, видом на исторический центр столицы и золотисто-розовые облака. Я успел скурить сигарету, послушать рассуждения Элизабет и Майкла о произошедшем на дне рождения Мышкина. Затем узнал о шокирующей для многих новости, будто Геннадий Дорофеевич решил жениться на какой-то безызвестной баронессе. Это стряслось с ним после тяжелого отравления, вызвавшего в князе разительные изменения. Ольга, слушая эти новости, преподнесенные Элизабет с явным возмущением, переглядывалась со мной и посмеивалась. Мы-то знали причины таких перемен в князе Мышкине.

Когда пришла пора господину Милтону и миссис Барнс пройти на посадку, я решил последовать за ними – хотелось посмотреть каюты на борту «Западного Экспресса», заодно помочь ей с чемоданом.

– Я здесь подожду, – сказала Ковалевская, решив остаться на террасе.

– Тебе не любопытно, как там на борту «Экспресса»? – удивился я. – Это должно быть интересно. Тем более «четверка» – новая модель. С удовольствием заглянул бы в кабину управления. Возможно, среди обслуживающего персонала есть роботы.

– Нет, граф Елецкий. Ты же хотел побыть с английской баронессой наедине. Вот я тебе даю такую возможность. Побудь – не смею мешать. И надеюсь, ты вспомнишь наш недавний разговор и скажешь ей правильные слова, – сказала Ольга, когда Элизабет с Майклом отошли достаточно далеко. – Я думала твоя чеширская сучка моложе. На вид ей лет тридцати или даже больше. Тебе не стыдно? Алекс… – передразнивая баронессу, произнесла Ковалевская.

Я улыбнулся и порозовел. Но лишь от улыбки.

– Алекс! – окликнула меня Ковалевская, когда я отходил. – Поглядывай на часы, чтобы тебя не унесло в Варшаву!

Варшава была следующей остановкой этого гиганта, но остаться на борту «Экспресса» без билета не так просто, а если кто-то спрячется в бесконечных лабиринтах проходов, то его будет ждать штраф равный удвоенной стоимости проезда.

Мы пошли по трапу, соединявшему пассажирские палубы и верхний причал Седьмой Имперской башни. Я, как джентльмен, вызвался помочь Элизабет с ее тяжелым чемоданом. Впереди меня шла пожилая семейная пара, и старушка все время останавливалась, что-то негромко говорила на английском. Она явно боялась высоты, хотя трап с двух сторон был огорожен надежной металлической решеткой, все равно ощущения для многих было таким, что впору схватиться за сердце. Ведь мы шли по длинному узкому – чуть шире двух метров – переходу, который слегка покачивало, а внизу в двухстах метрах виднелись московские улицы и крыши старых домов исторического центра столицы.

Наконец мы поднялись на борт «Экспресса», пол пандусу вышли на вторую, самую обширную палубу и двинулись по коридору, просторному отдельному полированным деревом и декоративной пластмассой, освещенному туэрлиновыми светильниками. Дирижабли этой серии, сделанные на томском заводе летающих машин, имели длину до 330 метров, 3 или 4 пассажирские палубы и брали на борт более пяти тысяч пассажиров. Разумеется, такую громаду не могли поднять в воздух гелиевые баллоны, занимавшие большую часть дирижабля. Основную подъемную силу создавали генераторы вихревых полей, подобные тем, какие использовались на виманах. Однако такое комбинированное решение с использованием гелия, давало ощутимые экономические преимущества. Особенно при крупнотоннажных перевозках на большие расстояния при невысокой скорости.

Майкл догадался взять места в двух разных каютах: одно место в мужской четырехместной для себя и отдельную одноместную каюту для Элиз. При чем эти каюты располагались в разных концах второй палубы. Наверное, чеширский барон всерьез опасался оставаться на ночь с сестрой наедине, ведь из этого могло выйти нечто нежелательное для него. Уже за третьим отсеком мы с Милтоном расстались: он направился к каюте Б-21-14, я же понес тяжелый чемодан дальше до двери с номерком Е-13-15.

– Алекс, я так благодарна тебе, ты даже тащишь мой тяжелый чемодан. Я бы заплатила за носильщика, но это было бы не так приятно, как то, что делаешь ты для своей Элиз, – баронесса шла за мной сзади беззвучно ступая по толстой ковровой дорожке.

– Но ты же сделаешь для меня кое-что приятное тоже, – сказав это, я имел в виду, ее помощь со снимком свитка некого виконта Уоллеса. Ясно, что сказанную мной двусмысленность, чеширская сучка принялся по-своему. И мне хотелось подразнить ее воображение.

– Да, Алекс! Твоей невесты здесь нет. Я все твоя, – с готовностью известила она, снова делая свой английский акцент еще более явным.

Я молча повернул в ответвление коридора и скоро остановился перед дверью Е-13-15. Миссис Барнс торопливо открыла ее своим ключом.

Едва мы вошли, и я поставил чемодан, она сказала:

– У нас еще минут двадцать. Я быстро разденусь. Или ты хочешь меня в рот? – сказав это, баронесса ротик приоткрыла и соблазнительно облизнулась.

– Нет, дорогая. Мы это делать не будем. Ты знаешь, что у меня есть невеста. Я очень люблю Ольгу Борисовну. Хотя она позволяет мне некоторые вольности и даже в курсе того, что было между нами, давай обойдемся без этих приятностей, – нажав пальцем на подбородок баронессы я ее рот закрыл.

– Но что здесь такого? Она же об этом не узнает, – баронесса удивленно смотрела на меня.

– Элиз, извини, но нет, – твердо сказал я.

– Какой же ты!.. – наверное, она хотела выругаться, но проглотив последнее слово сжала губы. – Ведь я люблю тебя, и хочу быть тебе полезна.

Между нами повисло неловкое молчание. Я повернулся к иллюминатору, большому, на треть простенка. Отсюда открывался вид на верхнюю часть Седьмой Имперской башни и на террасу, примыкавшую к причалу. Где-то там стояла княгиня Ковалевская – ждавшая меня возлюбленная, с которой у меня сегодня будет очень жаркая ночь.

– Алекс, поцелуй меня хотя бы. На дорогу, – она прижалась ко мне, запрокинув голову. – Скажи, я же для тебя не просто шлюха?

– Ты теперь не просто шлюха, ты полезная шлюха, – я рассмеялся и обнял ее. Поцеловал в губы, тут же поймав дикое возбуждение. Все-таки у миссис Барнс была особенность: она умела дразнить. Дразнить так, что хотелось немедленно проявить свой мужской нрав и сделать с ней что-нибудь самое нескромное. – Очень надеюсь, что у тебя получится со свитком. Вернешься с Лондона, я помогу тебе с подданством.

– Ты же понимаешь, для этого мне придется переспать с виконтом Уоллесом, – она потерлась о меня.

– Для тебя это слишком аморальный поступок? – я тихонько разжал ее руки, обнимавшие меня.

– Алекс, мне обидно, что ты меня так воспринимаешь. Да, я люблю секс. Очень люблю. Я иногда из-за этого теряю голову, но я не сплю со всеми подряд. Многие важные мужчины в Манчестере, Ливерпуле и Лондоне хотели меня, но я им отказала. Ты представить не можешь, как я была популярна до замужества. Но почти для всех воздыхателей я была лишь плодом мечтаний. Честное слово мне обидно, что ты так думаешь обо мне, и что с такой легкостью хочешь отдать меня Джозефу, – взгляд ее серых глаз на самом деле выражал обиду.

– Элиз, я тебя к этому вовсе не подталкиваю. Предложи ему деньги, пусти в ход свои женские чары – они у тебя очень сильны, – ответил я, при этом сам находясь под воздействием ее чар, так что едва не трещала ткань моих джан. – Обмани его: пообещай себя и исчезни, получив фото свитка. Разве мне рассказывать тебе, как это делается?

– Хорошо, я сделаю все, что смогу. И это ради тебя. Я люблю тебя, и часто думаю о тебе. А ты меня очень хочешь, но при этом боишься своей невесты. Как жаль, – она сжала ладонью бугорок между моих ног. – Теперь мне придется мастурбировать всю дорогу до Лондона.

По говорителям прозвучало сообщение с просьбой покинуть дирижабль провожающим.

– Да, сделай это, дорогая. Сделай, расскажи о своих ощущениях по эйхосу или в телеграмме. Все, мне пора, а то улечу еще вместе с вами, – освободился от нее и повернулся к двери.

– Чертов Алекс! Мерзавец! Ты очень плохой мальчик! Иногда мне так хочется тебя задушить. Как жалко, что ты не мой брат. Я бы тебя мучила каждый день! – пылко проговорила она.

Открыв дверь, я повернулся. В этот миг я не мог понять: серые глаза баронессы сердито блестят или смеются.

– Элиз, мы же не в том возрасте, когда старшая сестра может иметь власть. Не обижай больше Майкла. Ни на миг не забывай, что он принадлежит не тебе, а Елене Викторовне, – шутливо сказал я. – Буду ждать тебя с победой над виконтом Уоллесом.

– Но фотографию я тебе просто так не отдам! – ее губки округлились в улыбке.

Не ответив, я пошел по длинному коридору к выходу. Думая, какая же все-таки интересная сучка эта миссис Барнс. Ее несчастному мужу явно было не скучно с ней все эти годы. А ведь при верном подходе кому-то она могла стать очень хорошей женой. Я не говорю, что верной, но точно способной сделать семейную жизнь насыщенной приключениями и пикантными радостями.

Уже наступило позднее утро. Я не знал сколько точно времени, но видел солнечные блики на столике. Они играли среди следов вчерашнего пира: на гранях хрустальных бокалов, в крюшоннице с ананасами, залитыми игристым вином, на серебряном сердечке с конфетами. Эти конфеты с императорской фабрики Карибской губернии назывались «Ее каприз». Они были невероятно вкусны, но есть их следовало с осторожностью, ведь в некоторых начинкой был не миндальный орех, а нежно-голубой ларимар, кроваво-красный сердолик или оникс разных оттенков, реже маленький слиток серебра. Говорят, попадались даже золотые слитки, но это скорее слухи. Нам с Ольгой не повезло, из семи съеденных конфет лишь в одном оказался кусочек сердолика. За то он был похож формой на сердце и очень порадовал княгиню. Ольга сказала, что обязательно закажет для этого камешка красивую оправу и будет иногда носить на цепочке. Будем считать, что это мое сердце, которое Ольга похитила уже давно.

– Саш… – она открыла глаза, – ты хочешь ребенка?

– Конечно. Нам нужен мальчик, – я привлек ее к себе.

– Я просто думаю, когда это сделать лучше, – она положила голову мне на грудь. – С одной стороны мне хочется поскорее, а с другой, пока мы будем на обучении в «Сириусе» – не лучшее время. Я хочу, его сама воспитывать, не слишком полагаясь на няней. Меня мама и отец воспитывали сами. И я хочу сама – это важно.

– Но ребенок у нас может вполне выйти случайно. Не всегда же получается, как планируешь, – я погладил ее волосы.

– Нет, граф Елецкий, я отношусь к этому серьезно, и со мной такой случайности не должно быть. Поэтому с ребенком придется подождать. Сказала об этом лишь потому, что мне грустно от этой мысли. Не всегда получается все так, как хочется. А еще мне тревожно, – она приподняла голову, поглядывая на меня. – Так же тревожно, как тогда, перед нашим визитом в Шалаши.

Я прекрасно понимал, что уже прошла наша волшебная ночь и сегодня с каждым часом приближения вечера, ее беспокойство будет нарастать. Я и сам не был спокоен, потому как не мог точно знать, что выйдет из моей затеи с выяснением отношений с Герой. Хотя настрой Родерика в вечернем общении мне понравился: серый маг научился достаточно легко делить внимание и чувствовалась его уверенность – все равно могли возникнуть кое-какие подводные камни. При чем не со стороны безопасности наших физических тел, так в той части, где мне придется столкнуться с Величайшей и пойти с ней на выяснение отношений. Ведь Гера в своих владениях будет не одна. И даже если все пройдет гладко в сражении с ней, неизвестно как это аукнется на Небесах. Однако, отказаться от своего плана я не мог. Я могу быть вежливым с богами, почитать их и соблюдать законы, которые не противоречат моим убеждениям. Но я не собираюсь прогибаться под их личные желания, тем более в том случае, когда Гера посмеялась над моими предостережениями и всеми силами стремиться принизить стоимость моей жизни.

– Саш, ты слышишь меня? – Ольга требовала ответа.

– Как я могу тебя не слышать, – я поцеловал ее, и моя рука скользнула мимо ее ножек.

– Ну, Елецкий, – она зажмурилась от мой ласки там… – Ответь мне… – ее голос уже не был требовательным.

– Я отвечаю… – прошептал я, медленно водя пальцем по ее щелочке.

Она быстро увлажнилась, и скольжения моего пальца стали чаще так же, как и ритм ее дыхания.

– Хочешь… я возьму в ротик? – прошептала княгиня, разводя ноги шире.

– Нет, – я проник в ее узкую пещерку двумя пальцами и слегка расширил их, вызывая сладкий стон Ковалевской. – Нет, пока ты сама не захочешь этого сильно.