В саду моей души (страница 6)
Норт начала свои путешествия в одиночку в возрасте тридцати восьми лет и подходила к ним разборчиво. Она не утруждала себя изысканными платьями или посольскими зваными ужинами, которые позволяли ей ее семейные связи и что могло сделать ее многолетние путешествия намного комфортнее. Но она пошла своим путем, объявив: «Я – дикая птичка, и мне нравится свобода». Она странствовала по планете в соответствии с географией и временем года – восемнадцать месяцев скиталась по Индии, тринадцать – в Бразилии – и написала в итоге сотни пейзажей с мангровыми лесами, которые до нее еще никто не рисовал и которые уже начинали претерпевать изменения.
Сохранив уникальные растения в сотнях своих картин, вместо того чтобы выкапывать их и привозить в Соединенное Королевство, Норт создала визуальную временную капсулу ландшафтов, которым суждено было исчезнуть годы спустя.
Оставшись без родителей, незамужняя Эллен Уиллмотт решила пожертвовать свое немалое наследство на финансирование научных ботанических экспедиций, садов в Англии, Франции и Италии и десятков садоводов. Список растений, которые вырастила сама Уиллмотт, впечатляющ и в равной степени экстравагантен: 100 000 видов, включая разные сорта картофеля, которые она выращивала в течение года, чтобы определить самый вкусный. Но еще примечательнее тот факт, что ее знания сочли достаточно убедительным основанием, чтобы вручить ей первую памятную медаль Виктории, которую еще ни разу не присуждали женщинам. Этой медалью на тот момент были награждены всего две женщины наряду с пятьюдесятью восемью мужчинами.
Второй стала Гертруда Джекилл. Она родилась в 1843 году, начала коллекционировать растения в возрасте двадцати лет и была настолько влиятельна в вопросах садового дизайна и истории садоводства, что ее известную многим биографию вряд ли стоит повторять в очередной раз. Но для непосвященных скажу, что Джекилл занималась садоводством, потому что любила рисовать, а когда зрение стало подводить, она использовала вместо красок цветы, оставив столь яркий след вдохновения, что приводит в трепет и сегодня. Но наиболее сильный отклик в моей душе находит тот факт, что Джекилл не имела формального образования в области садоводства. И тем не менее, когда ей было около пятидесяти лет, она начала писать статьи о растениях для журнала The Garden, а десятилетие спустя опубликовала свою первую книгу «Дерево и сад: Заметки и мысли, практичные и критические, работающего любителя» (Wood and Garden: Notes and Thoughts, Practical and Critical, of a Working Amateur). Этот «работающий любитель» был состоятельной женщиной, зарабатывавшей деньги садоводством. Своим примером она проторила дорогу для других непрофессиональных, но горящих желанием и талантливых женщин, призывая их следовать за собой.
Джекилл и Уиллмотт тесно дружили и обе занимались садоводством до конца жизни. Когда Джекилл полностью ослепла, она все равно могла различать растения по запаху и на ощупь. Когда из банка пришло письмо, извещавшее Уиллмотт о восстановлении ее в правах на владение Уорли, ее любимого дома и садов, она вышла на улицу и разрыдалась. Но, пожалуй, больше о ней расскажет оставленное ею растениеводческое наследство. «Призрак мисс Уиллмотт», также известный как синеголовник гигантский, по легенде, получил свое название из-за того, что у Уиллмотт была привычка хранить семена этого растения в кармане, чтобы потом тайно разбрасывать их в садах своих друзей. Женщины не только пытались «пробить» стеклянный потолок сферы садоводства, но также преодолевали любые препятствия, повсеместно добиваясь равенства полов. 8 февраля 1913 года суфражистки ворвались в столь обожаемые многими теплицы с орхидеями садов Кью, разбили около сорока стекол и повредили сами бесценные растения. Сады Кью были в 1913 году не менее популярным туристическим объектом, чем сейчас, – в том году в период с июня по сентябрь их посетило приблизительно 3,8 миллиона человек, – и директор садов получил предупреждение о планируемой атаке участниц движения. Женщины действовали ранним утром, и им удалось уйти непойманными, но прежде они совершили романтический жест, оставив на месте преступления платок и конверт с надписью «Право голоса для женщин».
Новости об инциденте попали в заголовки ведущих мировых средств массовой информации и привлекли большое внимание к движению суфражисток. Вероятно, под влиянием нашумевшего эпизода с вандализмом двенадцать дней спустя две суфражистки были схвачены в разгар налета с поджогом на чайный домик Кью. Олив Уорри, двадцати шести лет (хотя, по ее утверждению, на тот момент ей было двадцать три года) и Лилиан Лентон, двадцати двух лет, оставили на месте пожара свои визитки с подписью «Две лишенные права голоса женщины». В судебных отчетах описываются две резкие в суждениях, бесстрашные женщины – Лентон даже не побоялась бросить бумаги и книгу в работников суда в процессе зачитывания ей приговора. Они грозились в случае, если им назначат тюремный срок, объявить голодовку и сдержали свое обещание. Лентон была выпущена на свободу, когда после принудительного кормления у нее развился плеврит, а Уорри продержалась без еды целых тридцать два дня.
Два года спустя женщины-садовники были приглашены в Кью, чтобы заменить ушедших на войну мужчин. После возвращения последних домой пресса настаивала на том, чтобы называть их «кьютис».
Элис Уокер посвятила саду своей матери книгу «В поисках садов наших матерей» (In Search of Our Mothers’ Gardens). Именно поиску, потому что в книге она привела доказательство того, чего могла бы добиться ее мать – не будь она черной, жившей в начале двадцатого века, матерью восьмерых детей, бравшей на стороне заказы как портниха, а главное – будучи испольщиком. Мать Уокер, «находившаяся в таких затруднительных и стесненных обстоятельствах», все равно смогла посадить «изысканные сады, насчитывавшие свыше пятидесяти разновидностей растений, которые обильно цвели с начала марта до конца ноября. Она занималась садом на рассвете, до начала работы в поле, и после возвращения, «пока не наступала ночь и уже ничего нельзя было разглядеть». Ее цветы лишь подтверждают, что «воспоминания Уокер о бедности просматриваются через призму ярких красок цветения», так что и сейчас «идеальные незнакомцы и неидеальные незнакомцы» останавливаются, чтобы восхититься тем, что она называет искусством своей матери.