Я подняла глаза и увидела, что ко мне – к другой, изломанной «мне» – по обочине подходит Валера. Причем выглядел он не таким, как в действительности, а таким, как я представляла его себе в мечтах. Чуть выше, чем на самом деле, с чуть более правильными чертами лица, в черной косухе и кожаных байкерских штанах – я обожала его в мотоэкипировке! – с золотыми прядями в рыжих волосах. Он закусил губу, посмотрел сверху вниз и присел рядом. Деловито достал из кармана большой хрустальный флакон, открутил крышку и поднес его к губам той «меня».

И тут из ее рта и глаз во флакон полетели маленькие серебристые искорки. Одна за другой, все больше и больше, они наполняли хрусталь мерцающим лунным светом, а Валера смотрел на это и… улыбался. Хищно, надменно, жестоко, как будто ему было совсем «меня» не жаль. Как будто он… Тут я похолодела. Специально все подстроил. Тут из-под «моей» головы вынырнул большой серебристый светлячок и заметался, забился, дергаясь туда-сюда, как будто ни за что не хотел попадать в хрустальный флакон.

Валера хмыкнул, потянул к нему руку, и тут я не выдержала.

– Эй! – я хотела крикнуть, но получился какой-то хрип. Шепот.

Зрение мигом пришло в норму, и оказалось, что я снова смотрю с пассажирского сиденья – туда, вперед, на дорогу.

Валера вздрогнул и обернулся ко мне:

– Ты что, меня видишь? – прошелестело в голове, я моргнула и почувствовала на щеке холодную руку. – Ты меня слышишь? – Валера смотрел на меня с водительского места.

Я медленно перевела взгляд.

Лобовое стекло было целым.

Асфальт впереди, освещенный фарами, пустым.

Никто не лежал в луже собственной крови.

Ни у кого не пытались украсть… что? Что он пытался забрать у…

Я застонала. Прикоснулась к виску.

В голове пульсировала и ширилась боль. Мешала думать, мешала смотреть, стирала все, что я только что увидела, заставляла думать, что это бред. Показалось. Пригрезилось. А в груди и солнечном сплетении поселилось отчаянное, сосущее ощущение пустоты. Как будто часть меня исчезла. Испугалась и сбежала. Умерла. И пустоту эту требовалось срочно заполнить, чтобы не сойти с ума.

Я расплакалась, потянулась к Валере и уткнулась в его плечо.

– Сильно ударилась? – пробормотал он.

– Да… Болит, очень.

Про галлюцинации я говорить не стала. Я уже толком их и не помнила. Совсем не…

– Черт! – я наступила в глубокую лужу, почти по щиколотку, и холодная вода плеснула через край ботинка. – Черт-черт-черт!

Реальность выдернула меня из воспоминаний, и я поняла, что осталось совсем недалеко до дома. Пройти полквартала, свернуть во двор, и… Стоп. Я сглотнула. Те самые галлюцинации. Сейчас я помнила все настолько ярко и четко, что сложно было представить, будто в течение двух лет считала их бредом.

Бессмысленным видением.

Иллюзией, порожденной сотрясением мозга.

Может, из-за них я не позволяла себе рефлексировать, анализировать и вспоминать прошлое?

Может, потому что это было слишком больно… и странно?

Я подняла лицо к небу и посмотрела на растущую луну, перечеркнутую черными ветвями деревьев. Тридцать первого будет полнолуние. Идеальный День Всех Святых, день призраков и колдовства. Я рассмеялась, сама не понимая чему, вытерла капли дождя с лица и зашагала дальше.

Оставшиеся воспоминания были похожи на ту самую воду из лужи, которая теперь хлюпала у меня в ботинке. Холодные, неприятные, и никак не избавишься, пока не разуешься и не переоденешь носки.

А если носков с собой нет?

А если я не удержусь на одной ноге в процессе выливания воды из ботинка и плюхнусь на мокрый асфальт? Будет больно. И еще более мерзко.

Какие неприятные «если».

Лучше, наверно, обойтись без них.

Лучше не думать и продолжать идти вперед, делая вид, что не обращаешь внимания на хлюп-хлюп.

Мой принцип в отношениях в последние два года. Лучше не думать, а то вдруг хуже станет?

Ночью после той аварии мы с Валерой лежали в постели, я обнимала его изо всех сил, прижималась к плечу и думала: какая же я дура. Я думала, что лучше расстаться? Что за бред! Мне остро не хватало его, меня тянуло к нему, как будто тонкие ниточки пришили меня навсегда к его лицу, и насмешливому взгляду, и нежным ладоням. Я обреченно и необычайно остро понимала, что не могу без него.

Как будто из души вынули какую-то деталь, и пустое место жизненно необходимо было заполнить. Заполнить тем, кто сейчас рядом. Кто меня спас, мастерски вырулив на скользкой дороге.

Кажется, у меня было сотрясение мозга… в легкой форме. Мысли текли медленно и казались неповоротливыми, как медузы, выброшенные на морской берег. Когда мы дождались эвакуатора, Валера предложил не ехать в больницу – «что там? ушиб? ты действительно хочешь провести полночи в травмпункте? поехали лучше домой!» – и я почему-то согласилась. Думать и решать не хотелось. Хотелось в тепло и на ручки. Валера обнимал меня, и укачивал, и шептал, что все будет хорошо. Легонько покусывал за ухо и целовал пальцы, один за другим. Это спасало от головной боли лучше, чем любой анальгетик.

Но вечером следующего дня он проводил меня на вокзал и посадил в поезд, уходящий в Вологду.

Оставил без своего тепла, хотя я думала… я надеялась, что авария изменит его решение встречать Новый год одному. Что он захочет быть со мной. Я до последнего ждала, что Валера попросит: «Останься». До того самого момента, когда за окном поплыл перрон и столбы и меня с головой захлестнула мутная, темная обида.

Не помню, как встретила тот год. У меня болела голова, настроение было на нуле, и большую часть времени я сидела, подобрав ноги, в кресле под теплым пледом и гипнотизировала экран телефона. Ждала сообщений от Валеры.

Кто-то из друзей спросил:

– Он вообще нормальный? Отправить свою девушку с сотрясением мозга в другой город, блин.

– И что такого? – рассеянно ответила я.

– И ты не рассталась с ним?

– Нет!

Я дернула плечом, выбралась из кресла и ушла на крыльцо дома. Охладиться. Снег падал большими мохнатыми хлопьями, где-то в соседних дворах взрывались петарды, наряженная во дворе елка переливалась разноцветными огоньками, а я страшно злилась. Чужие слова царапали и будили внутри что-то такое, что ни за что нельзя было будить. Что-то неприятное. Колючее. То, чего я не хотела чувствовать. Расстаться? Что за глупости.

Зачем расставаться с человеком, если я его люблю.

Дальше как-то так и повелось. Друзья то и дело ужасались, возмущались, негодовали и пытались убедить меня, что Валера ведет себя не слишком хорошо и перспектив в отношениях у нас не слишком много.

А мне с каждым днем все жальче и жальче было думать даже не о расставании – просто о самой возможности расставания! – потому что чем дальше, тем больше я вкладывала души и сил в то, что было между нами.

Когда же становилось слишком грустно – например, после в очередной раз выключенного телефона, на несколько дней, без предупреждения, – Валера прилетал и начинал изо всех сил доказывать, что «все в порядке». Дарил украшения и дорогие гаджеты, был горяч и страстен в сексе, придумывал приятные сюрпризы и интересные поездки. «Натягивал поводок», – так сказала бы Соня.

Однако жить вместе не предлагал.

Не звал меня к себе.

Не говоря уже о предложении руки и сердца.

Пусть я и заводила этот разговор… а потом сама ужасно об этом жалела, потому что Валера начинал злиться и бурчать, что я пилю ему мозг на пустом месте. Клюю. Выедаю десертной ложечкой.

Если бы подруга с такими отношениями «все сложно» пришла ко мне за советом, то я однозначно посоветовала ей расстаться.

Но когда я сама пыталась отстраниться и взглянуть на свою жизнь «снаружи»… Ужасно начинала болеть голова, начиналась тахикардия, настроение портилось так, что хотелось лечь и лежать, повернувшись лицом к стене. Мир выцветал до пепельного цвета, и жизненная сила будто утекала из меня… Вытекала из дыры где-то там, в районе раненого сердца с застрявшей стрелой проклятого Купидона. Или кто там меня подстрелил.

Нет, были у этого и положительные стороны.

Однозначно, были.

От душевной боли можно страдать, а можно сублимировать ее в искусстве.

Два года назад мои рисунки были хобби в чистом виде, увлечением, которое занимало от силы пару часов в неделю.

Сейчас мои работы собирали сотни восторженных комментов на сайтах devianart и behance. А на вопрос «Как ты ЭТО придумываешь вообще?», я честно отвечала «Во сне». Города с изломанными улицами и пугающей геометрией, милые феечки с зубами острыми, будто рыболовные крючки, химеры, собранные из десятков видов животных, бесконечные зеркальные лабиринты в стиле Эшера… Когда мне хотелось орать от боли, я рисовала. Когда не было сил жить в этом мире, я уходила в другой, созданный собственными руками. И он оживал, обретал форму, все больше людей смотрели на него и любили его, и временами я отстраненно думала, что, если бы не Валера, все эти образы никогда не родились бы. Хотя бы за это стоило сказать ему «спасибо».

Может, я бы вообще никогда не узнала, на что способна моя фантазия.

Как не знает лошадь, способна ли взять высокое препятствие, пока ее не пришпорят.

Громко хлопнув дверью подъезда, я запретила себе рефлексировать дальше.

Хватит.

Зарекалась же.

Снова будет болеть голова.

Снова мне будет плохо.

Надо просто перетерпеть… переждать. Еще пять дней, и он прилетит. А когда мы были вместе, все сомнения исчезали, испарялись под светом его улыбки. И, главное, боли не было. Пусть отпуск получится вдвое короче, чем ожидалось, мы все равно проведем его хорошо. Встретим Хеллоуин, вырежем зловещую рожицу на тыкве, будем пить кофе с корицей и…

Выйдя из лифта, я замерла, и все мысли об ущербной личной жизни тут же вылетели из головы.

Дверь в мою квартиру была приоткрыта.

Если бы это было романтическое кино, то по законам жанра через мгновение на пороге должен был нарисоваться Валера с букетом роз наперевес, рухнуть передо мной на одно колено и протянуть кольцо с неприлично огромным бриллиантом. «Любимая, выходи за меня замуж! – проговорил бы он. – Я тогда не смог прилететь, весь извелся и вдруг понял, что ты – моя жизнь. Поэтому я все бросил, прилетел в Ростов, примчался в Таганрог, вломился в твою квартиру и устроил такой вот сюрприз. Ты рада?»

Если бы это была комедия, то по законам жанра я должна была осторожно заглянуть в прихожую, а оттуда мне навстречу выпрыгнуть как минимум пятеро друзей с криком: «Яна-а-а-а! Мы подумали, что в последнее время ты слишком грустная и тебя нужно развеселить! Мы дарим тебе редкую морскую свинку курчавой породы, будем тебя развлекать всю ближайшую неделю, давай же ржать и делать глупости!»

Если бы это был фильм ужасов, то по законам жанра я бы, конечно, зашла в темную прихожую, попробовала нашарить выключатель, не нашла его на стене, сняла куртку и наощупь начала пробираться дальше в комнату. Если бы это была середина фильма, то в лицо мне, как пить дать, вылетела бы стайка летучих мышей или ворон с криком «невермор!», раздался зловещий скрип или звон разбитого стекла. А если бы дело двигалось к финалу, то, возможно, из шкафа бы вывалилось само древнее зло или голодный вампир.

Однако – к сожалению или счастью – жизнь не похожа на жанровое кино, поэтому я осторожно, одним глазком заглянула в прихожую, включила свет, быстро осмотрела дверь – она была целой, никаких следов взлома – и позвонила единственному человеку, обладающему ключами от квартиры, ну, кроме меня.

– Юрий Иванович, – сказала я, присев рядом с дверью и разглядывая язычок замка. – Простите, что поздно звоню. Вы сегодня, случайно, не приходили?