Байстрюк (страница 9)
Нож, который я забрал у упыря, тоже оказался необычным. Хищная, красивая, смертоносная штука. Явно ручная работа, с клинком из хорошей стали, надежным и плавным механизмом и серебряной инкрустацией на рукояти. Рельефный, искусно выполненный рисунок в виде оскалившейся волчьей головы. Похоже на какой-то герб.
Да уж. Попадешься полиции с таким клинком на кармане – не получится отбрехаться, что это невинный перочинный ножичек. Это тоже оружие. И не охотничье, не полицейское, не армейское. От выкидного стилета так и веет криминалом. Причём не мелкой шушерой. Дорогая вещица.
Из всех вещей, которые я прихватил из дома князя, всего несколько годились на то, чтобы можно было попробовать сдать их в какой-нибудь ломбард, не вызывая особых подозрений. Серебряный брегет на цепочке. К сожалению, сломанный – часы после нескольких поворотов головки затикали, но на циферблате не хватало минутной стрелки. И пара письменных принадлежностей – бронзовая чернильница, нож для бумаг, несколько перьевых ручек, на вид недешёвых, с блестящими рельефными узорами. Может, тоже серебро.
Разглядывая нехитрые трофеи, я вдруг вспомнил о перстне, который носил Аскольд. Приметный, с крупным красным камнем. Скорее всего, рубин. Вот что нужно было захватывать, а не шерстить мелочёвку по столам!
Впрочем, мысль об этом тут же вызвала какую-то брезгливость. Стаскивать кольца с мертвеца… Тем более с человека, приютившего тебя в своем доме и называвшего своим сыном… Ему-то, конечно, уже всё равно. А вот мне – нет. И это, похоже, вопрос принципиальный.
Что ж, ещё один факт в копилочку. Кем бы я ни был раньше, но вряд ли промышлял чем-то противозаконным или вообще сомнительным с моральной точки зрения. Отношение у меня к таким вещам бескомпромиссное. Даже, пожалуй, болезненное.
Прокуковал я на перроне довольно долго. Успел изрядно замёрзнуть и даже пожалеть о том, что не запрыгнул в первый же попавшийся поезд. Но примерно через полчаса мои ожидания были вознаграждены.
К платформе подползал поезд с характерным для пассажирского строением вагонов – ряд прямоугольных окон по обе стороны, двери в голове и в хвосте, железные подножки в виде коротких лесенок. Только тамбуры были не совсем привычного вида – на торце каждого вагона имелось что-то вроде узкого открытого балкона, ограниченного перилами по пояс. Между этими открытыми тамбурами, поверх сцепок, были проброшены короткие мостики, тоже с железными перилами по бокам.
Останавливаться на пустом полустанке поезд не собирался, но это, наверное, даже к лучшему. Вряд ли тут с радостью примут безбилетного пассажира.
Из кабины машиниста, высунувшись едва ли не по пояс, выглядывал помощник, так что я задержался в тени и пропустил первые несколько вагонов. Потом рванул по перрону, держась рядом с поездом и, уравняв скорости, прыгнул, зацепившись за поручень. Забравшись обеими ногами на подножку, прижался к стене вагона, чтобы меня было не так заметно.
Двери, естественно, были заперты, так что пробраться внутрь сходу не получилось. Повиснув на поручне на одной руке, второй я попытался дотянуться до перил хвостового тамбура. Эх, не достаю! Придётся прыгать.
Колеса стучали по стыкам рельсов всё шустрее, шпалы так и замелькали под ногами – миновав платформу, машинист поддал пару. Уф, одно неверное движение – и костей не соберёшь. Но и вечно торчать на подножке тоже не будешь.
Страшновато. Но страх при этом взбудоражил кровь, заставил сердце затрепетать в лихом азарте. К тому же тело-то молодое, крепкое, здоровое, подвести не должно. Тут и прыгать-то – метра полтора, не больше.
Оттолкнувшись от подножки, я сиганул вдоль стенки вагона, зацепился обеими руками за перила тамбура и на пару коротких, но весьма неприятных мгновений повис, барахтаясь в поисках опоры. Наконец, подтянулся и перемахнул через перила в тамбур.
Почти тут же дверь в вагон распахнулась, и я едва успел отпрянуть в сторону.
– Ух… Прошу пардону! – чуть заплетающимся языком произнёс вывалившийся из вагона усатый тип в расстёгнутом плаще. – Вагон-ресторан ведь следующий?
Я пожал плечами и он, фыркнув, отправился дальше по переходу, на ходу залихватски закидывая за спину конец длинного зелёного шарфа.
А насчёт ресторана хорошая мысль. Там спрятаться будет проще, чем просто шататься по вагонам. Выждав пару минут, я отправился вслед за усатым.
Нет, следующий вагон оказался обычным, пассажирским. Слева – узкий проход, справа – что-то вроде открытых купе. Четыре полки – две внизу, две вверху, откидной столик посередине, под потолком – полки для багажа. В целом, что-то подобное я и ожидал увидеть. Разве что народу в вагоне, кажется, куда больше, чем предусмотрено мест. Многие спали, но сидя. Я не увидел ни одного, кто бы расположился на полке, как следует, растянувшись в полный рост. Даже на верхних полках располагалось по два-три человека.
Публика тут, судя по одежде, была небогатая. На меня мало кто обращал внимание, разве что провожали ленивым любопытствующим взглядом.
Я, не торопясь, прошёл по коридору, разглядывая мимоходом пассажиров и ловя обрывки фраз. Самое главное – в вагоне было тепло, даже немного жарковато, так что быстро отогрелся. Заметив в стекле свое отражение, задержался немного и, достав платок, оттёр несколько пятен сажи и засохшей крови с лица и шеи.
Судя по отражению, выглядел я хоть и немного потрёпанно, но прилично. Одежду мне Аскольд выдавал из своего старого гардероба, благо роста мы были почти одинакового. На момент побега я был одет в черные брюки без стрелок, чёрную жилетку и плотную льняную рубашку серого цвета в тонкую черную полоску. Брюки запылились на коленях и никак не желали очищаться. Похоже, это пепел, а не пыль. Чтобы скрыть бурые пятна на манжетах, пришлось подвернул рукава рубашки до локтей. Но в целом, вроде бы ничего подозрительного в глаза не бросается. Даже потёртая кожаная сумка через плечо смотрится вполне органично.
Добравшись до противоположного конца вагона, я немного задержался. Снова соваться на улицу не хотелось – только немного отогрелся. К тому же в тамбуре было не протолкнуться – там столпилось несколько человек, дымящих папиросами. В самом вагоне тоже было изрядно накурено, спасали только приоткрытые окна.
Я вдруг поймал взгляд одного из курильщиков, искоса наблюдающего за мной сквозь застеклённое окошко в двери. Взгляд этот мне не понравился, как, впрочем, и сам тип – носатый, угрюмый, одетый в потёртую кожаную тужурку и картуз с надвинутым на самый лоб козырьком.
Гопота – она и в Африке гопота. Молодчики, стоявшие в тамбуре, явно относились к этой категории. Неопределённого возраста, чуть навеселе, с хриплыми голосами и совершенно дебильными смешками, сопровождающими речь. Судя по долетавшим до меня обрывкам разговора, они радовались какой-то недавней добыче. На одном из них я разглядел приметный зелёный шарф, явно выбивающийся из гардероба.
Четверо. И в тамбуре расположились не просто чтобы подышать свежим воздухом. Местечко идеальное, особенно если один из следующих вагонов и правда вагон-ресторан. Тесновато, темновато, и мимо не пройдешь. Удобно «щупать» выходящих из ресторана пассажиров, особенно тех, что изрядно приняли на грудь.
Я вдруг поймал себя на том, что неосознанно сжимаю кулаки. Страха перед шпаной не было, но один вид этих типов взбудоражил какую-то странную, глубинную ненависть. Снова отголоски старой жизни, которой я не помню?
Толкнув двери тамбура, я выбрался наружу, придерживая портфель подмышкой. Попытался, не останавливаясь, миновать неприятных попутчиков. Но это оказалось непросто – стоило мне показаться снаружи, все четверо сгрудились у дверей, технично организовав давку на ровном месте.
– Эй, молодой! Ты чего борзый-то такой, все ноги оттоптал!
Один из гопников – как раз тот носатый, что пас меня через окошко – оказался вплотную ко мне, дохнув в лицо запахом сроду не чищенных зубов. Ещё один, тоже что-то возмущённо выкрикивая, толкнул меня в плечо.
Среагировал я рефлекторно, не задумываясь, а позже сам запоздало удивился этой реакции. Все эти тычки и шум были отвлекающими маневрами, а в это время ловкие легкие пальцы уже пробежались по мне, быстро прощупывая карманы брюк и жилетки.
Тому, что слева, двинул локтем в рожу, отбрасывая от себя. А ладонь, шарящую по моим карманам, перехватил, и заломил воришке руку за спину, впечатывая его щекой в стенку вагона. Тот попытался было дёрнуться, но только взвыл от боли.
– Ай-й-й! Чего творишь, гнида! Отпусти, руку же сломаешь!
– Сломаю, – кивнул я, надавив чуть сильнее и вызвав испуганный вопль. – Если дружки твои сейчас же морды свои не спрячут в вагоне.
Развернувшись к остальным, рявкнул уже в голос, скорчив свирепую мину:
– Ну?!
– Ты на кого тявкаешь, фраер? – попытался было накинуться на меня сбоку ещё один, в клетчатом пиджаке, но тут же нарвался на жёсткий пинок под коленку. Тоже взвыл, запрыгал на одной ноге.
Узкий тамбур давал мне некоторое преимущество. Я прижал главаря к стенке, справа и сзади от меня были перила, так что дружки его могли подобраться ко мне только с одной стороны, и не все разом. Впрочем, тот, кому я заехал локтем, пока вообще не горел желанием ввязываться в драку. Он был занят тем, что пытался остановить кровь, хлещущую из сломанного носа.
Я надавил на главаря ещё чуть сильнее.
– А-а-а! Он мне сейчас правда руку выломает, падлюка! – взвыл карманник, и в голосе его засквозили нотки искреннего ужаса.
– Быстро в вагон, я сказал! – процедил я.
Незадачливые гопники, ковыляя, скрылись за дверью. Я для верности ещё разок шваркнул оставшегося мордой об стенку и отпустил.
Развернувшись, тот принялся растирать повреждённую руку, скалясь от боли и зыркая на меня со смесью злобы и страха.
– Ты чего беспределишь-то, молодой? Я ж и не щипал тебя. Вон, можешь проверить, не взял ничего. Так, просто полюбопытствовал. Чего это у тебя такое интересное в правом кармане, а?