Шакира семья все время гнет спину на полях бая Султанбека. Отец Шакира Хамит-агай – богобоязненный, тихий и спокойный, до точки соблюдающий наставления Корана, и в труде смирен и терпелив. Такова и жена его – Рахима-апай. Никогда соседке Сарбиямал еще не удавалось вовлечь ее в пересуды о сельчанах. Она стеснительно отмахивалась от таких разговоров и робко просила соседку не говорить плохо о людях. И так же, как и муж, смиренно и стойко переносила все тяготы жизни.

Когда Зухра делилась этими мыслями с отцом, он говорил:

– Трудиться надо, доченька. У лежебоки ничего нет. Бай тоже трудяга. Он свое заработал и горбом своим, и умом. И теперь на него трудятся те, кто не мог так работать иль у кого не хватает ума правильно вести хозяйство. И надо грамотным быть. Вот наш мулла Мухаметша – и дом у него большой, добротный, и сытно живут, хорошо одеваются. Но не с неба же ему все это свалилось. А заработал он все это тоже своим умом. Учился долго, постигал мудрости Корана, и пишет, и читает на арабском. Поэтому люди его уважают, ценят его труд и щедро оплачивают его службу. Ведь не зря башкиры говорят: «Кто много знает, того и беда не коснется, и мор не возьмет». Ты у меня смышленая, хочешь, отдам тебя в ученицы жене нашего муллы? Читать и писать научишься, Коран будешь знать, там много ответов на твои вопросы.

Так Зухра стала ученицей абыстай Галии, тоже владеющей грамотой жены муллы Мухаметши. После обеда в оговоренное время бежала она, не чувствуя под собой ног, в светлый и просторный дом муллы, стоящий на пригорке недалеко от мечети.

Она хорошо помнила, ей было лет пять, как открывали эту новенькую, четвертую в селе, мечеть. Ее строили сообща на самом высоком, просматриваемом со всех сторон пригорке. Основную долю пожертвований на мечеть внесли самые богатые селяне, и, говорили, самое большое пожертвование внес Султанбек-бай с сыновьями. Остальные внесли кто сколько смог, никто в стороне не остался.

Сначала, радуя глаз, вырос свежий бело-желтоватый высокий сруб из толстых и добротных сосен. На его возведении работали все мужчины села. Женщины в больших котлах варили мясо заколотых здесь же как пожертвование баранов. Затем плотники соорудили причудливый высокий каркас крыши с башней-минаретом. Обшили крышу железом, привезенным с завода города Белорецка. Железный шпиль завершил серебристый полумесяц, который в часы заката, когда уже вся деревня была в тени, долго сверкал, как божественный источник света, да и ночью таинственно отражал лунное серебро.

Настал день открытия мечети. Был солнечный, жаркий июньский день, когда закончились посевные работы. На небе – ни облачка, синее-синее небо как будто само радовалось этому событию. Все пришли нарядно одетыми. Зухру на свои плечи посадил брат Забир, и она сверху видела, как радуется народ. Зухра задирала голову, чтобы лучше рассмотреть блестящий полумесяц, но он был так высоко, что у нее начинала кружиться голова. После положенных молитв в мечеть торжественно занесли красивые ковры – пожертвование, дар торговцев села. Под потолком повесили ажурные золоченые керосиновые лампы. Стены украсили вышитыми сурами из Корана коврами.

Закололи три лошади из табуна Султанбек-бая, мясо варилось в больших котлах. Тут же на площади были расстелены ковры, расставлены угощения, и весь народ вкушал мясо жирных молодых трехлеток. Оставшееся мясо раздали бедным.

Папа Зухры играл на курае, пел протяжные башкирские песни. Народ гулял до вечера. Имамом мечети стал только окончивший учебу в городе Троицке, у Ишана Зайнуллы Расулева, мулла Мухаметша.

И вот Зухра стала причастной к вере, к сурам Корана. Ей нравилось читать и писать арабской вязью, заучивать наизусть целые суры, слушать любимую учительницу:

– Послушайте, как Всевышний разъяснил, что такое благочестие, в сто семнадцатом аяте суры «Бакара»: «Благочестие состоит не в том, чтобы вы обращали ваши лица на восток и запад. Но благочестив тот, кто уверовал в Аллаха, в Последний день, в ангелов, в Писание, в пророков, кто раздавал имущество, несмотря на свою любовь к нему, родственникам, сиротам, бедным, путникам и просящим, совершал намаз, выплачивал закят, проявлял терпение в нужде, при болезни и во время сражения. Таковы те, которые правдивы. Таковы богобоязненные», – у читающей Коран абыстай глаза горели добрым светом. Всегда красиво и опрятно одетая, белая лицом, большеглазая, она терпеливо и доходчиво раскрывала ученицам смысл самых важных сур. – Эти аяты учат нас, что праведность и благочестие – самое важное, что может быть в истинной и искренней вере. Основа благодетели и правильного поведения – это связь с Богом, который все видит, всегда и везде. Он знает все тайны человека и все, что скрывает человек от других. Поэтому мы должны быть нравственны всегда. Бог, как никто другой, знает о нас все. Мы можем обмануть любого, но только не Его. Если человек любит Бога, помнит о Нем и о Судном дне, то он будет вести себя благочестиво, его намерения будут искренними. А теперь повторим выученные вчера суры…

Зухра с улыбкой превосходства слушала запинавшихся через каждое слово молитвы других учениц. Уже через год учебы она эти молитвы знала наизусть, на арабском читала бегло, писала уверенно, красиво, легко и без ошибок. «Вот бестолковые, – думала она, – неужели так трудно все это выучить? Суры же, как песни, пой и запоминай, наслаждайся этим ритмом арабской словесной вязи». Абыстай, когда ученицы совсем замолкали, забыв продолжение сур, просила помочь им Зухру. А Зухра тут же уверенно подхватывала и подсказывала продолжение. Отец был очень доволен ею и часто перед дальней дорогой или важным делом стал просить ее прочитать нужные молитвы.

– Папа, в Коране сказано, что нужно делиться с бедными и нуждающимися, можно я отнесу семье дяди Кельдыбая немного муки и свой старый камзол? Я его уже не ношу, а Фатхие надевать нечего…

После обильных осенних дождей, насквозь пропитавших черную благодатную землю на радость хлеборобам Мырзакая, с пришедшими с севера холодами выпал белый-белый снег, укрыв землю надежным покрывалом. Не промерзла до звона земля, пропиталась живительной влагой, значит, на следующий год жди хороших всходов, а там уже дай Аллах хорошего лета для доброго урожая.

Сивый игривый жеребеночек, который за это время вырос в стройного стремительного двухлетку, был очень привязан к Зухре. Она с рождения кормила его с рук, гладила, ласкала и дала ему звучное имя – Акбузат, который в мифологии был волшебным крылатым богатырским конем, родоначальником тулпаров, конем Урал-батыра. Он всегда доверчиво льнул к ней, позволял ей обнимать себя за шею, при этом прижимая ее плечо к себе теплой вздрагивающей мордой. Бывало даже так, что увлекшуюся игрой и не замечающую его Зухру он ревниво отстранял от прилипчивых соседей, мягко бодая ее, уводил в свой родной двор, ближе к кобыле. Зухра при этом громко и радостно смеялась, шлепала его по шее, гладила упругую гриву.

Когда уже лег на землю добротный слой снега, Гадыльша пригнал кобылу с Акбузатом с тебеневки во двор, чтобы подкормить их. Зухра, обрадовавшись, выбежала во двор на «свидание» с любимым жеребенком. Лучи яркого солнца, отражаясь от белейшего снега, слепили глаза, синее бездонное небо подкрасило голубым тени от сараев, плетней и стожков соломы. Акбузат, тонко заржав, подпрыгивая, словно дурачась, подскакал к Зухре, выпрашивая ласки и корочки хлеба. Они стали бегать друг за другом – Зухра, непрерывно смеясь, как колокольчик, а Акбузат, всхрапывая и мотая во все стороны коротким, но пушистым и увесистым хвостом.

Тут как из-под земли с двух сторон появились соседи, Шакир и Ахат. Опершись о плетень, они долго и с восхищением смотрели на игру девочки с жеребенком. И Ахат не выдержал, крикнул ей:

– Зухра! А давай объездим твоего Акбузата!

– А как это?

– Ты видела, как объезжают молодняк? Взрослые мужчины приучают к верховой езде молодых жеребцов, а мы, мальчики, будем объезжать твоего Акбузата!

– Как ты им будешь управлять, для него же нет подходящей уздечки? – вмешался с другой стороны Шакир.

– А мы сплетем его из лыка.

Договорившись, мальчики тут же сбегали за лыком и стали плести из него веревки. Зухра держала Акбузата за гриву, приобняв за шею, но как только подходили мальчики, он отбегал в сторону. Друзья заметили, что он особенно боится Ахата. Поэтому за примеркой стал подходить только Шакир, и он же осторожно надел жеребенку на голову приятно пахнущие из свежего желто-охристого лыка уздцы. Теперь Зухра держала Акбузата под уздцы, но как только начинали приближаться мальчики, как будто угадав их намерения, он начинал крутиться вокруг Зухры, никого к себе не подпуская.

Тут Шакир догадался сбегать за кусочками хлеба. И опять – Акбузат брал хлеб только с рук Шакира.

– Шакир, он тебя не боится, давай сам попробуй на нем прокатиться!

– Не-е, ты ездил верхом, я еще нет, давай ты!

Друзья, посоветовавшись, подвели Акбузата к сараю и прижали его к стенке, Ахат же, осторожно приблизившись, поставил рядом осиновый чурбак, взобрался на него и только лег поперек спины жеребенка, чтобы подтянуться и сесть, как Акбузат вырвался и побежал вдоль плетня. Ахат же беспомощно повис на нем, смешно болтая ногами, проехал несколько метров и, когда Акбузат подкинул вверх задние ноги и вильнул корпусом, Ахат свалился на рыхлый снег, вызвав хохот наблюдающих друзей.

В следующий раз ему все же удалось сесть на него, он победно натянул уздцы, стараясь унять резвость жеребенка, но тот и прижатой к корпусу головой все равно стал мотать во все стороны, стараясь скинуть с себя седока. Может, и удержался бы на этот раз юный объездчик, но тут сплетенная некрепкими и неумелыми руками уздечка распустилась, и упавший опять на снег Ахат уже лежал с остатками уздечки в руках.

– Ну все, хватит издеваться над моим Акбузатом! – не выдержав, крикнула Зухра, догнала его в углу огорода, приобняла, успокаивая, погладила шею, спину. И тут шальная мысль озарила ее: не смогли мальчики, получится у нее. Она тихонечко подвела жеребенка к лежащим бревнам, взобралась на них, продолжая ласкать и разговаривать с ним, осторожно села на него. Акбузат же, как будто так и надо, не спеша тронулся, Зухра, мягко покачиваясь на нем, сияла от восторга. Жеребенок, как будто боясь уронить драгоценную ношу, осторожно вышагивал вдоль плетня. Соседи раскрыв рты смотрели, как на чудо, на девочку-всадницу, победно восседающую и довольно ухмыляющуюся:

– Эх вы, джигиты! Позор вам! Вот как надо обращаться с лошадьми!

3

Середина знойного лета. После обильных июньских дождей рожь пошла в рост, отцвела, припорошив желто-зеленой пыльцой все вокруг и, буйно зеленея, как море, волнами колыхалась от теплого ветра. Сельчане радовались равномерному росту ржи и с опаской ждали август – как бы не был он слишком дождливым и холодным, тогда не успеют колосья наполниться и созреть полноценными зернами. Не раз бывало так, что сплошные дожди и холодные степные ветры валили рожь и прибивали колосья к земле, смешав все с черной почвой, и урожай гнил на корню. Тогда оставалось надеяться только на прошлогодние запасы, и ни о какой выгодной торговле на ярмарках не могло быть и речи.

А сейчас настало такое время, когда особых работ по хозяйству и не было – играй в свое удовольствие, купайся в Мендым-речке. В эти дни друзья-соседи не расставались – загоревшие, босые, носились по улицам, вступали в поединки с детворой из «чужих» улиц. Ведь между ними шла негласная борьба – кто лучше, быстрее, сильнее. Улицы, переулки тоже были поделены на свои и чужие.