Папа говорил, что поедет с утра к специалисту по орхидеям, но зачем ради этого напяливать на себя костюм? Особенно тот, который уже несколько лет не носил? Впрочем, папа был уверен, что эти ужасные шмотки ему очень идут. Я подошла к уродливому наряду и принюхалась. Запах подтвердил мои подозрения – костюм совсем недавно побывал в химчистке. Да и выглядел очень нарядно: весь отглаженный, без единой складочки. И на кого это папа хочет произвести впечатление?

Я налила себе стакан молока, поставила пакет обратно в холодильник, выключила свет и устало побрела наверх, в постель, стараясь не наступать на скрипучие ступеньки. Я ведь ещё не сняла сегодняшний костюм, весь измазанный грязью после беготни по тоннелям. Если папа увидит меня вот такой, то наверняка заподозрит неладное.

Вообще-то папа знал, что я люблю расследования, но, кажется, считал, будто я ищу пропавших кошек или выслеживаю мелких воришек в магазине на углу. Конечно, это были достойные занятия, но сейчас я пыталась выловить рыбу покрупнее. Папа про эту рыбу понятия не имел: ни про Гильдию, ни про защиту Лондона от опасных преступников. И, по мне, это было очень хорошо.

Поднимаясь по лестнице, я слышала, как папа храпит у себя в спальне. Уже почти на самом верху оглушительное «мяу» заставило меня застыть на месте. Это Оливер вышел меня поприветствовать. Громко мурлыча, он потёрся о мои ноги.

– Тихо, Оливер!

Я подхватила своего хвостатого друга и позволила ему повиснуть у меня на шее. Так очень жарко, но мне нравится чувствовать, как он мурлычет. Я выждала ещё пару секунд, чтобы удостовериться, что папа по-прежнему храпит, а потом тихонько взобралась по деревянным ступенькам к себе на чердак.

Бережно опустив Оливера на пол, я огляделась. Всё лежало ровно так, как я и оставила, но мне казалось, будто я отсутствовала гораздо дольше нескольких часов – словно я ушла отсюда вчера или неделю назад.

Когда занимаешься захватывающей детективной работой, то кажется, что ты двигаешься быстро, а мир вокруг – медленно. За один день ты проживаешь целую неделю, месяц, а то и год! Кажется, я слишком люблю это чувство и ищу в приливе адреналина лекарство от скуки.

Я села на кровать и отпила молока. Интересно, когда мама была в Гильдии, у неё возникало похожее ощущение? На такую работу не попадёшь, если тебя не влечёт риск, если не трепещешь от азарта и возбуждения. Боялась ли она, что в один прекрасный день все эти приключения навлекут на неё серьёзную опасность? Или жила одним днём, не тревожась о том, что принесёт будущее? Я бросила взгляд на фотографию на тумбочке у кровати.

Эта фотография обычно навевает на меня грустные воспоминания. Как будто смотришь на изображение дома, в котором уже не живёшь. Но этим вечером я не испытывала ни печали, ни тоски.

Только злость.

Я попробовала проанализировать это новое чувство. Перебрала в голове всё, что мне известно и неизвестно о маминой смерти:

1. Что бы ни случилось с мамой, это был не несчастный случай с велосипедом.

2. Интуиция твердит мне, что её смерть как-то связана с работой в Гильдии Привратников.

3. Гильдия скрывает то, что произошло на самом деле.

Я осознала, что мой непривычный гнев связан с тем, что сегодня я столкнулась с кем-то, кто почти наверняка принадлежал к этой организации. Я ужасно злилась на Привратников, которые скрывали от нас с папой правду. Закрыв глаза, я сосредоточилась на дыхании до тех пор, пока не превратила свою ярость в решимость.

– Я непременно выясню, что с тобой случилось, мама! – пообещала я, глядя на фотографию.

Наконец, когда у меня не осталось сил ни думать, ни чувствовать, я залезла под одеяло, допила остатки молока (мама наверняка отчитала бы меня за то, что я не почистила зубы) и выключила свет. Но тут я вспомнила про ватную палочку, которую надо отдать на анализ. Я взяла мобильник, включила его и послала Брианне сообщение с вопросом, можно ли завтра утром зайти к ней. А потом, наконец, провалилась в сон.

4. «Чёрный бамбук»

Я проснулась поздно и проверила мобильник. Брианна ответила около двух часов ночи.

Не знаю, чем она занималась в ночи, но мне предстояло это выяснить.

Я натянула халат и спустилась на кухню. Ни коричневого костюма, ни самого папы тут не было.

Папа оставил мне записку:

«Ушёл на встречу. Возможно, вернусь поздно. Позавтракай круассанами».

Круассаны – моя любимая еда на завтрак. И мне хватило цинизма предположить, что папа купил их мне, потому что наверняка что-то натворил – или собирается натворить. Впрочем, эти мысли не помешали мне съесть круассан и запить его стаканом апельсинового сока. Приняв душ, я начала собираться к Брианне. Сегодня мой выбор пал на одно из маминых цветочных платьев-рубашек и джинсы. Я подпоясалась широким чёрным поясом, а поверх набросила джинсовую куртку. Мне нравится носить мамины вещи – так я чувствую себя ближе к ней. Для большей крутости я надела «мартенсы».

Сунув в карманы куртки пару круассанов, я зашагала через Гайд-парк к Кадоган-плейс. До Брианны быстрее дойти пешком, чем ехать на общественном транспорте. Близился полдень, для начала сентября было, пожалуй, слегка душновато, зато кроны деревьев золотил дивный свет.

Я свернула на Слоан-стрит, колыбель супердорогих дизайнерских магазинов вроде «Луи Виттон» и «Шанель».

Перед посольствами Дании, Перу и Фарерских островов развевались разноцветные яркие флаги. Водитель чёрного такси перед датским посольством вылез из машины и, опустившись на колени, отматывал от заднего колеса что-то вроде длинной чёрной полиэтиленовой полосы, похожей на рваный мешок для мусора. Я узнала в нём одного из шофёров со стоянки такси рядом с парком.

– Привет, Алексей!

– Привет, Агата. Посмотри только, какое безобразие. Зачем люди столько мусорят, а? У меня так тормоза полетят, если немедленно всё не вытащить.

– Помочь?

– Нет, спасибо, всё в порядке. Незачем нам обоим пачкаться.

– Ну, если ты уверен… Удачи!

– Спасибо!

Оставив его разбираться с мусором, я зашагала дальше. На углу улицы, на которой стоит дом Брианны, я дожевала последний круассан и отряхнула руки от крошек.

Когда я подошла к роскошному особняку на Кадоган-плейс, Брианна рывком распахнула дверь. Теперь она уже ничем не напоминала расфуфыренный манекен из ФФ, или Фракции Фиф, компании противных богатых девчонок из моей школы. Все они похожи друг на друга: одинаковые длинные светлые волосы, толстенный слой макияжа и наманикюренные ногти. Волосы Брианны теперь были выкрашены в яркий небесно-синий цвет, острижены в каре, а с одной стороны ещё и выбриты. Чёрная подводка для глаз размазалась, из-за чего моя подруга немного напоминала панду. В целом вид у неё был такой, будто она не спала несколько недель.

– Классный цвет! – сказала я и взъерошила и без того растрёпанные волосы Брианны. Она улыбнулась и обняла меня.

– Спасибо! На прошлой неделе я покрасилась в розовый, но мне снова захотелось разнообразия. – Она чуть отстранилась и посмотрела на меня. – Отличное платье. Мамино?

Я весело кивнула и пошла вслед за Брианной в её кабинет, где она, кажется, проводит чуть ли не всё свободное время.

– Ты хоть немного спишь? – поинтересовалась я, шагая вслед за ней по просторному, выложенному мрамором коридору. – У тебя усталый вид.

Она покачала головой.

– Провожу исследование, сколько человек может выжить без сна.

– Что, правда? И сколько ты уже не спишь?

Она, чуть прищурившись, посмотрела на часы и неуверенно сказала:

– Э-э… Около тридцати часов.

– А разве лишение сна не входит в число пыток?

Она ухмыльнулась.

– Ну, да. Но когда ты дома и в безопасности, это другое дело.

Я чуточку растерялась.

– И как это связано с твоим желанием стать специалистом по криминалистике?

Брианна пожала плечами.

– Я же хочу проникнуть в головы преступников, поэтому некоторые способы пыток испробую на себе. – Заметив тревогу на моём лице, она торопливо добавила: – Только самые лёгкие, безболезненные – капающая вода, лишение сна и всё такое прочее.

– Твои мама с папой опять в отъезде?

– Ты ещё спрашиваешь?

Её родители (или «стариканы», как зовёт их Брианна) вечно разъезжают по всяким гламурным местам, оставляя дочку на попечение довольно-таки беспечного и вечно куда-то пропадающего старшего брата.

– Жаль, что ты не пошла с нами в кино, – сказала я. – Хороший был фильм.

– Ага, Лиам говорил. Но мне надо было слишком много всего сделать.

Она провела меня в кабинет, и я замерла от удивления, увидев Лиама. Он развалился на кресле перед письменным столом, откинувшись на спинку и задрав ноги на стол. Когда я вошла, его лицо расплылось в улыбке, он вскочил и кинулся мне навстречу.

– Привет! Рад тебя видеть!

– Так вот, я пришла затем, чтобы… – начала я.

– Как? Не просто ради моего общества? – надулась Брианна.

– Не делай такое лицо! – в шутку предупредила я. – Ты становишься похожей на себя прежнюю, когда ты ещё была фифой.

Брианна передёрнулась:

– Не надо! Даже вспоминать не хочу. Я была очень противная?

– До противности противная, – самым серьёзным тоном заверила я. – Повезло тебе со мной и Лиамом – мы сделали из тебя человека.

– Слышала, какую гадость мне устроила Сара? – спросила Брианна, имея в виду Сару Рэтбоун, королеву ФФ и, разумеется, её бывшую лучшую подругу.

– Нет. И что на этот раз?

– Снова выложила в инстаграм жуткие отфотошопленные фотографии, на которых кажется, что у меня всё лицо в прыщах.

Она протянула нам с Лиамом телефон. Мы посмотрели картинки. С прыщами Брианна и вправду выглядит совсем иначе.

Через пару секунд Лиам одобрительно кивнул:

– Мастерская работа. Должно быть, целая вечность ушла на то, чтобы они выглядели естественно.

Брианна чуть не разревелась.

– Кузен Сары здорово умеет обрабатывать фотографии. Наверняка это его рук дело.

Я вернула ей телефон.

– Чем же ты насолила Саре на этот раз?

Брианна пыталась держаться как ни в чём не бывало, но я видела, что эта ситуация её сильно задевает.

– Да просто очередной шаг в кампании по унижению меня. – Она пожала плечами. – За то, что ушла из стаи.

– Мило, – поморщилась я.

– По крайней мере, это подтверждает, что я правильно сделала, что ушла из ФФ.

– Я слышал, они объявили конкурс на твоё место, – сообщил Лиам. – Одна девчонка даже волосы обесцветила, так ей хотелось в клуб!

– Ага. Черри-Белл Маклолин… Ну, знаешь, дочка футболиста.

– Та, что с длинными чёрными волосами?

Брианна наморщила носик.

– Уже нет. Теперь они ярко-рыжие, и она проходит специальный курс лечения, чтобы они перестали ломаться после обесцвечивания.

– У-у! – сочувственно протянула я. Лиам кивнул. Есть такое немецкое слово – Schadenfreude, которое означает удовольствие от того, что кому-то плохо. За годы пребывания в статусе «заучек», «ботанов» – нас называют по-всякому (лично я предпочитаю «белые вороны»), – мы сами слишком часто бывали объектами Schadenfreude, чтобы теперь радоваться чужим неприятностям.

– Итак, как там у тебя с музеем? – сменил тему Лиам.

– Отлично! – Я похлопала себя по карманам. – У меня тут ватная палочка. Я надеялась, может, Брианна возьмёт материал на анализы.

Я вытащила баночку с пробой.

– Где ты это взяла?

После того как я рассказала, что случилось в Британском музее, Лиам тихо и восхищённо присвистнул. Я почувствовала, что краснею.

– Так ты и вправду умудрилась туда пролезть?

– Ну да.

– Молодец! – похвалила Брианна. Потом зевнула и потянулась. – Кстати, не знаю, сколько ещё мне удастся не спать, – виновато проговорила она и, посмотрев на часы, записала что-то в открытый блокнот. – Тридцать один с половиной.

– Ты воспользовалась ключом Привратников, чтобы туда попасть? – спросил Лиам. Я предупреждающе нахмурилась: мы же не должны упоминать Гильдию при Брианне. – Ты же знаешь, если профессор узнает, тебе не жить!