Сзади на них никто не напирал. Кто пытался забраться следом, увидели, что происходит, и торопливо высыпались обратно на остановку. И даже те, кто так и остался снаружи и не мог видеть, что происходит, на всякий случай замерли и ждали, как повернётся.

Дуло револьвера чернело, неподвижное и непреклонное. Было ясно, что человек в стандартном костюме знает, как обращаться с оружием.

– Стоять и без глупостей, – произнёс он. – Одно движение без приказа – стреляю на месте!

– Не надо в меня стрелять, – произнёс Юкио. – Я целиком предан императору и абсолютно ничего особенного не делаю, просто в жизни по-своему разбираюсь. Не сотрудничал с иноземцами, не сомневался в основополагающем принципе кокутай. Не ел мушмулы, не носил погоны…

– Ты, который в женской школьной форме. Снимаешь сумку и бросаешь её наружу.

Юкио спустил лямку с плеча, взял сумку двумя руками и горестно вздохнул.

Кимитакэ уже подумал, что сейчас его друг швырнёт сумку вперёд, и даже приготовился к звуку выстрела – но Юкио подчинился и выкинул сумку наружу. Она шлёпнулась прямо под ноги тому самому разговорчивому старику.

– Теперь идёшь ко мне, выставив руки вперёд, – даже там, где стоял Кимитакэ, можно было разобрать, как тяжело он дышит.

Юкио двинулся, проверяя путь зонтиком, словно тросточкой. Было заметно, что он, когда бинтовал голову, подошёл к делу всерьёз и действительно ничего сейчас не видел.

Пассажиры сидели молча, словно окаменевшие, и не сводили глаз с этой странной сцены.

Человек достал из кармана пиджака наручники, не опуская револьвера. Юкио между тем приближался. Вот между ними три шага. Вот два. Вот один, последний…

Всё случилось в одно мгновение. Зонтик в очередной раз стукнул по креслу, ощупывая дорогу. А в следующее мгновение затянутая в белую перчатку рука скользнула вниз тысячекратно отработанным движением.

Нижняя половина зонтика отделилась и с лёгким шелестом рухнула на пол трамвая. А в руке у Юкио остался кинжал с длинным, безупречно заточенным лезвием. Ещё миг – и он одним ударом вонзил это лезвие в живот человека в стандартном костюме, а затем одним рывком, какому позавидовал бы любой мясник, пропорол живот прямо до солнечного сплетения.

– Предсмертный стих писать будешь? – осведомился Юкио, обратив окровавленную повязку прямо в лицо мужчины.

Лицо у человека в костюме было скорее удивлённым, чем страдающим. Под линией коротко остриженных волос поблёскивали капельки пота.

Он открыл рот, но смог только захрипеть и забулькать. По подбородку побежали кровавые струи, и он повалился на спину – а тем временем Юкио уже успел выхватить у него из руки револьвер, про который все уже успели забыть.

Уже там, на полу, он продолжал хрипеть и шевелить руками. Но опасности больше не представлял.

Тем временем Юкио тоже взвёл курок – и наставил дуло на водителя.

– Трогай! – скомандовал школьник.

Молоденький тщедушный водитель посмотрел на него, потом вниз, где ещё корчился человек в стандартном костюме, – и поступил как учили. А именно – выкатился прочь из кабины и нырнул прямо в толпу. Следом за ним соскочила и кондукторша.

Юкио тем временем переступил через поверженного противника и подошёл к кабине, срывая теперь уже бесполезную повязку с глаз.

Пассажиры, кто был поближе к двери, использовали эту заминку, чтобы тоже ускользнуть из опасного вагона.

Юкио шлёпнулся на нагретое солнцем кожаное кресло. Он сориентировался моментально: положил револьвер перед собой, а потом одной рукой вдавил красную кнопку, а другой дал максимальный, четырёхкратный ход на рычаге.

Трамвай тронулся. Где-то позади захлопали выстрелы и кто-то закричал. Юкио поискал рычажки управления дверьми, нашёл их – но закрывать пока стал.

За его спиной, вспоминая инструктаж о поведении под обстрелом, торопливо сползали на пол те пассажиры, кто не успел выскочить. И это оказалось разумным. Лопнуло звездой, а потом осыпалось осколками правое окно. Следующая серия выстрелов рассекла лобовое стекло, оно осыпалось, словно ледяной занавес.

Юкио успел закрыться руками. Потом достал из волос особенно крупный осколок, отшвырнул его прочь и врезал кулаком по кнопке подачи песка. Под железными колёсами заскрипело – а трамвай уже входил на полной скорости в поворот. Конечно, это не рекомендовалось – но рельсы на поворотном участке следовали плавному изгибу лемнискаты Бернулли, так что, как ни старалась центробежная сила, вагон не сошёл с рельсов и не опрокинулся.

А вот строили бы по квадратиссе, как геометрически не образованные испанские инженеры, – не миновать бы беды…

Трамвай катил дальше. Выстрелы ещё слышались – но окна больше не бились. Кимитакэ поднял голову и увидел, что на скамейках и полу сверкают целые созвездия осколков, а человек в костюме больше уже не шевелится. Крови вытекло так много, что она уже добралась и до локтей Кимитакэ – а ведь наш герой лежал как раз напротив задних дверей.

– Куда мы едем? – крикнул он.

– Куда бы мы ни ехали, они найдут способ перекрыть дорогу, – отозвался Юкио. – Давай, вставай. Выходить будем.

Совершенно не смущаясь тому, что трамвай остаётся на ходу, Юкио поднялся с кресла и подошёл к предусмотрительно открытым передним дверям. Посмотрел вперёд, потом назад – но явно не смог разглядеть там ничего, что заслуживало бы его внимания.

– Мы не расшибёмся? – спросил Кимитакэ, поднимаясь и глядя, как за проёмом убегает, изгибаясь и пульсируя, линия бордюра.

– Трамвай – он не быстрее бегущего человека. Давай, вместе!

Почему-то прыгать вместе оказалось очень легко. Они выкатились на тротуар прямо перед какими-то железными воротами – а брошенный трамвай так и уполз вверх на мост, утаскивая за собой три вагона обомлевших пассажиров.

Кимитакэ посмотрел им вслед – а потом заметил, что мост железнодорожный и под ним как раз пыхтит чёрная труба прибывающего поезда. Чугунная ограда, перед которой они стояли, была оградой одного из вокзалов старинной столицы.

– Давай, пошли, – Юкио уже поднялся и отряхивал юбку. – На поезде можно уехать туда, где нас ещё не ищут.

Кимитакэ последовал за другом, попутно пытаясь сообразить, что же им делать дальше, там, куда они приедут. И чем больше он думал, тем больше понимал, что деваться от Юкио некуда.

Куда и каким бы способом они ни приехали – только Юкио мог по каналам своей загадочной Стальной Хризантемы связаться с Окавой Сюмэем, непонятной тётушкой Ёсико и кем угодно ещё, чтобы их вытащили и очистили от подозрений. Даже после всего, что они успели тут натворить, ещё можно было свалить всю вину на конкурирующее ведомство, которое дошло до того, что убивало случайных людей.

Но пока надо было просто уехать.

Здание вокзала снова напомнило европеизированную архитектуру эпохи Тайсё. Оно походило на небольшой романский собор с квадратными башенками, уменьшенный до двух этажей. Перед ним на платформе уже толпились уезжающие, и среди них – такая знакомая фигура невысокого, рано облысевшего круглоголового человека в очках и с аккуратно постриженными усами, а рядом с ним – приземистая, коренастая девица в застёгнутом дорожном пальто, остриженная коротко, в духе почти уже забытых довоенных суфражисток.

– Кажется, я знаю, кто нам может помочь, – произнёс Кимитакэ и решительно зашагал в ту сторону.

Юкио с ходу сообразил, что от него требуется. Он украдкой сунул теперь уже бесполезный револьвер в ближайшую урну и последовал за приятелем.

Кимитакэ поздоровался с Банкиром и на европейский манер вежливо поклонился Соноко. Та ощутимо смутилась – всё-таки какое-то время, до начала всей кутерьмы, их семьи считали, что из Кимитакэ и Соноко получится недурная пара.

Банкир был настолько удивлён этой встрече, что не сразу заметил на Юкио женскую школьную форму.

– Нас атаковали… враги. И его школьная форма несколько повредилась, – только сейчас Кимитакэ сообразил, что понятия не имеет, откуда у его приятеля этот наряд. – Поэтому пришлось выдать новую. На складе была только такая. Приходится пока привыкать. Нельзя же прерывать образование из-за таких трудностей.

– Таковы обстоятельства военного времени, – дополнил Юкио, сохраняя совершенно невинный вид. – Какую школьную форму выдали – такую и приходится носить. Ощущаешь нехватку.

– Но тебе, наверное, неудобно так ходить.

– К этому привыкаешь довольно быстро, – ответил Юкио. – Это же не сапоги не по размеру. А в исполнении приказов и соблюдении правил не бывает ничего постыдного. Кстати, вы же тоже в сторону Эносимы едете?

Банкир не успел ответить. Подошёл проводник – тоже усатый, только его усы топорщились, как у кота.

– Кто эти молодые люди? Вы их знаете? – обратился он к Банкиру, ведь тот был самый старшим и благопристойным из всей компании. – Пожалуйста, поспешите с вашим разговором. Поезд сейчас отправляется.

– Эти молодые люди… едут со мной, – было похоже, Банкир сам не ожидал от себя таких слов. – Да, для всех нас я купил все четыре места в купе. Они едут с нами.

Забираясь в вагон первого класса, Кимитакэ в очередной раз невольно задумался о почти магических способностях своего приятеля. Похоже, что главная магическая способность Юкио была та же, что у доктора Шрёпфера, проходимца из повести Густава Майринка, – люди видели в нём, как в зеркале, свои собственные сокровенные желания и тем охотнее подчинялись им. Ведь если смотреть со стороны – это намного удобней.

В коридоре вагона первого класса не ощущалось ни малейших признаков войны. Лакированное дерево, позолота, накрахмаленные шторки на окнах. Всё очень чинно, безлюдно и звукоизолированно.

Они вошли в купе и уселись на пахучие кожаные диваны. Даже для четверых здесь было просторно.

Окно смотрело прямо на знакомые чугунные ворота. А перед ними один в штатском и двое в полицейских мундирах что-то объясняли работнику станции.

Кимитакэ снова ощутил, как в животе зашевелилась тревога, но тут поезд вздрогнул и тронулся.

Хотелось верить, что трамвай уже остановили и вообще всё закончилось благополучно.

Кимитакэ перевёл взгляд и увидел, что Соноко сидит напротив и смотрит ему прямо в глаза.

Не то чтобы она выглядела злой или осуждающей. Она просто была напряжена – так, что, казалось, её коренастое, широкоплечее, пахнущее скорее мужчиной тело сейчас разорвёт тесное дорожное пальто на лоскутки.

Соноко явно ждала от своего без пяти минут жениха какого-то слова. Но что это за слово? О чём он ей должен был сказать?

Примерно месяц назад, – хотя казалось, что прошло уже несколько лет, – он узнал от Банкира, что Соноко куда-то пропала. Потом он видел её в секретной школе и даже не смог бы ответить, положено ли Банкиру об этом знать. И вот она снова с родителем, куда-то едут.

Как много она ему рассказала? Как много из рассказанного было правдой? Упомянула ли она его или обойдётся? Ничего не понятно. И из-за этой непонятности совершенно неясно, о чём говорить.

К счастью, разговор начал сам Банкир. Достал серебряный портсигар с позолоченной дарственной гравировкой, извлёк сигарету, закурил.

Кимитакэ не помнил, можно ли курить в первом классе. Но людям вроде Банкира, определённо, было можно.

– Страна в беде, конечно же, – констатировал Банкир. – Если это будет продолжаться, мы проиграем войну уже в этом году. Что с экономикой делается, если бы вы только знали. Всё лимитировано, всё производим только для фронта. Даже для Гакусюина школьной формы уже не хватает.

– Даже если это и так, говорить такое опасно, – заметил Юкио. – Наша полиция может нам что-то устроить за такие разговоры ещё до того, как война будет проиграна.

Похоже, Сатотакэ уже настолько пообвыкся в этом наряде, что не замечал ни задравшейся на коленях юбки, ни даже уже давно бесполезных очков, которые опять появились у него на носу.

Где же он их прятал, когда голову бинтами заматывал? Неужели в трусах? Кимитакэ как-то это всё проглядел.