2

Биотроны оказались не так уж далеко. Чтобы найти обратный путь, Лугин запомнил: справа по проходу в ста пятидесяти шагах семья с приметным шаловливым мальчишкой возле огромного красного чемодана. За ней магнитола выдает крутые ритмы «Rival Sons». Через еще восемьдесят шагов молодежь у входа в палатку, примыкавшую к морщинистым бурым наплывам стены, а там за двумя развилками и есть эти биотроны, у начала которых народа больше, чем в Мавзолее в сумме с Кунсткамерой.

Чтобы миновать толкотню, Хитрова по привычке сунула руку за редакционным удостоверением, но одумалась: не сработает – ведь не в Москве и даже не на Земле. Протискиваться через толпу, где было больше детей, с шумной непосредственностью любовавшихся серебристым мхом и полупрозрачными волокнами, мичману вышло труднее. Сергея будто намеренно пытался кто-нибудь задеть, и ему стоило усилий оберегать обожженное плечо. На одном из поворотов, он прислонился к стене и уделал руку какой-то липкой гадостью. За левым ответвлением биотроны еще больше походили на огромную сеть пещер. Свод то опускался низко, едва ли не в человеческий рост, то вздымался метров на восемь десять. Кое-где со стен сочилась вода, подпитывая пучки серых растений со сморщенными шариками на концах. По соседству на наплывах стен виднелось нечто похожее на собачьи языки, такие же длинные, розовые, только покрытые длинными щетинками. Встречались и грозди коричневатых плодов, выделявших неприятный химический запах; и что-то подобное медузам с кроваво-красной бахромой; и блестящие с фиолетовым отливом клубни, пахнущие точно помет в птичнике. Освещение, в отличие от основной пещеры, здесь было разнообразнее. Иногда небольшие участки стены светились ярко, словно отраженным светом земного солнца, в других местах из мягкого на ощупь основания выступала кристаллическая структура, мерцавшая зеленоватым или желтым светом, но многие галереи и гроты на большом протяжении оставались в полумраке, изредка прерываемом блеском тонких жилок у свода.

– Даже такое едят? – Хитрова задержалась у простенка, мокрого от пробиравшейся сверху влаги покрытого будто лоскутами зеленого велюра.

Женщина лет сорока и двое мужчин собирали с замшелых выемок, коричневые шишечки, оплетенные чем-то вроде паутины. Рядом суетился парнишка в разорванной куртке, стараясь дотянуться повыше.

– Тетя, это такие мармеладки, – сообщила девчонка, трогая Свету за рукав. – Я не хотела есть, а мама сказала: «все равно будешь».

– Меня от такого вывернет, – честно признала Хитрова, помяв пальцами неаппетитный плод. – Желаете мармеладку, Сергей?

– Мы как-то в море с голодухи мороженную рыбу ели как чукчи. Поломка вышла, и не было электроснабжения. Ели и ничего. Ко всему можно привыкнуть, – Лугин поднес комочек инопланетной органики к лицу. Пахло не особо приятно. Болотом что ли. – Наберем немного? – предложил он.

Света протянула пакет. Из замшелых слоев Лугин выковырял несколько шариков, потом повернулся к другому простенку, чтобы надергать для разнообразия мясистых листьев. На салат по-кафравски, так сказать. Едва достал первый, будто из толщи стены раздался шелестящий голос:

– Люди… не трогать. Непригодно вам в пищу.

От неожиданности пальцы слегка свело судорогой.

– Следят. У них повсюду глаза, – равнодушно произнесла пожилая женщина. – Это хорошо. Для порядка. А то молодежь совсем распоясалась.

Пройдя дальше, Сергей все-таки нашел, чем обогатить рацион: несколько грушеподобных штуковин, горстка ягод вроде брусники и с полкило шершавых «огурцов». Да, еще грибы – какие-то хреновые сморчки с белыми продольными полосками. Шагов через двадцать набрали воды – она в обилии стекала струйками с выступов, образовывая на полу неглубокие лужицы. Мичман даже попил малость. Вода как вода. На вкус не хуже водопроводной.

За углом обнаружился сортир. Какой-то доходчивый до порядка додумался прикрепить под аркой картонную табличку с надписью маркером: «Туалет М-Ж». Куда «М», куда «Ж» – непонятно: в глубоком, изгибавшемся в темноту гроте журчали ручейки, и оттуда довольно ощутимо воняло мочой.

– Подождешь минутку? – Светлана протянула Лугину бутылку из-под минералки и исчезла в темноте.

Обратную дорогу нашли без обещанных профессором сложностей. Где раньше была толчея, людей теперь оказалось мало. Отчего, почему всех будто ветром сдуло?

– В сумке что? – грубо окрикнул Лугина долговязый в кожанке с меховым воротником. Лицо неприятное, хмурое, с длинным утячьим носом. В глазах черный ледок.

– А в чем проблема? – мичман остановился, не сразу сообразив: еще как минимум трое угрюмых парней ожидают от него несколько другого ответа: обстоятельного, учтивого, лучше испуганного.

– А проблема в том, что морда твоя не нравится. Но это твоя проблема, – крайний с черными засаленными волосами, торчавшими из-под вязаной шапочки, угрожающе двинулся к Сергею. – Гудвес, объяснить лоху кое-че вручную?

– С сегодняшнего дня вода и сбор жратвы облагается налогом. Постановление администрации пятого сектора. А вы в пятом секторе. Понял? – кулачному решению долговязый предпочел пока внятную дипломатию и на шаг приблизился к Лугину.

– Понял, – нож Климыча болтался на ремне в удобном чехольчике, и Сергей медленно сунул свободную руку под плед.

Светка стояла за его спиной, нервно прижимая к себе пластиковую бутылку. Немногие переселенцы, крутившиеся невдалеке, почувствовав, что пахнет жареным, тихонько потянулись к выходу из биотронов или ушли дальше по галереям.

– Так что несешь? – повторил парень в вязаной шапочке.

– Еды немного. У нас есть нечего, – мичман отпустил край пакета, показывая невзрачные трофеи.

– Есть нечего. Вы жопами думали, когда к звездолету шли? Теперь шаритесь здесь как дебилы. Короче так, я сказал: вода и жратва за налог. Халява только с разрешения Перца или моего. Кому платить нечем идет к нам в дружину, – Гудвес отдернул кожанку и перевел взгляд с Лугина на Хитрову. – Если мужик полное говно, то бабы должны отработать у нас. Это уже как решим. В принципе ты нас устраиваешь, – хмыкнув в сторону Светы, он вернулся к мичману. – Оружие есть?

– Так с ним вроде не пускали. Нет ничего, ребятки, – Сергей мигом прикинул: если начнут обыскивать, то кончится нехорошо. Край, как нехорошо. В груди застучало чаще: пум-пум-пум – побежала по жилам разгоряченная кровушка. Главное было не выдавать волнение ни дыханием, ни взглядом. Заваруха начнется – двоих, допустим, подрезать он успеет, при условии, что у них нет стволов или со стрельбой лохануться, промедлят. И сперва надо обезвредить хамоватого урода, стоявшего справа. Его обязательно! Но потом-то что? Все равно они его, Лугина, сомнут в полминуты, положат рожей в пол, даже если бы не болело плечо. Положат, распедалят по полной программе. Вдобавок сзади эта Света. Жалко ведь девчонку! Потом все зло выместят на ней – в этом он не сомневался.

– Точно нет? – с издевкой полюбопытствовал черноволосый и потянул край пледа.

– Точно, – Лугин успел разглядеть получше двоих, куривших у выступа стены, где свисли то ли серые листья, то ли еще какая-то кафравская экстродрянь. Разглядел и сердце, бившееся предательски часто, замерло. Стало, как поймавший клина движок. Ближний, мявшийся у стены вполоборота… Да мать его! Тот мордатый в джинсовке, что грабил Денискин джип! Точно он! Точно!

В первую секунду Сергей хотел отмахнуть в сторону Гудвеса и кинуться к «джинсовому мужичку». Плевать что потом будет, но перо под ребра засунуть ему успеет, еще будет пара секунд напомнить за что. За Дениса! А там – трава не расти и мох в биотронах засохни!..

Ярость!.. «Стоп, мичман, стоп, – уговаривал он сам себя. – На этом дурном пламени ты обжигался много раз. Давно ли старпому в рожу зарядил? Давно ли в кабаке с ментами? А главное, Климыч! Помни, из-за какого пустяка сгорел парень – твой лучший друг!».

Свободной рукой Лугин медленно отодвинул чехол с ножом максимально назад, до петельки и сам откинул плед:

– Нет у меня ничего, – сказал он вполне убедительно.

Мерзавчик в вязаной шапочке все-таки провел лапой по карманам его брюк. Хмыкнул, обнаружив пустоту.

– Да оставьте же нас в покое! – не вовремя взбунтовалась Светка. – Что вам воду отдать? Нате! – она протянула бутылку утконосому Гудвесу.

– В общем, так, – решил тот, не обращая на ее жест внимания и глядя в упор на Лугина. – Завтра в одиннадцать дня по-Москве ждем тебя у Серебряного столба. Разговор намечается серьезный. О жизни и всяком прочем. Забудешь прийти – получится для тебя нехорошо. Давай, парень, кушай свои мухоморы, – он прихлопнул Лугина по плечу, видно без умысла угодив в обожженное место.

Сергей стиснул зубы, чтобы не выпустить рычание. В глазах точно в калейдоскопе пошло пятнами, замерцало от боли. Четверо во главе с Гудвесом пошли по галерее дальше, а мичман еще с минуту стоял, прижавшись спиной к стене и боясь выдохнуть: потому что громогласно бы выматерился. Хитрова не сразу поняла, отчего он застыл, опустив голову, а когда догадалась по его гримасе, тихонько откинула плед с раны.

– Пустоголовые подонки! – зашептала она, оглядываясь на удалявшихся по проходу. – Очень больно? Я совсем забыла: в аптечке у нас кеторол есть, еще какие-то анальгетики. Надо было принять тебе таблетку.

– Как бы обойдемся, – отозвался Лугин, вытащил из пакета коричневый комочек и сунул его в рот. По языку расползлась солоноватая слизь. Решительно невкусно. Может быть как дерьмо.

– Ты чего? – глаза Хитровой разрослись до размеров бутылочных пробок, она даже не сразу поняла, что перескочила с новым знакомым на «ты».

– Есть такой флотский способ, – медленно пожевывая, произнес Сергей. – Одну хреновость придушить другой. Тогда в голове они делятся пополам. Проверенно – помогает. Хочешь? – он сдавил между пальцев кусочек кафравской фрукты-овоща, и покосился на двоих, куривших под серыми листьями, длинными полосами свисавшими с пещерных наплывав.