– Не дуркуй, говорю. Найдем ее, – Черновол качнул фонариком, перемещая луч к правому краю кратера, вглядываясь в каждую деталь в тусклом голубоватом свете. Ничего похожего на человеческое тело там не было.

– Сюда посвети. Сюда! – Сергей стал у края трещины у центра кратера. Глаза будто обнаружили там что-то блестящее, белое. У Красиной была белая куртка…

* * *

У каждого свой ангел смерти. Хитрова теперь знала, как выглядит ее личный: он красный и с жадной когтистой лапой, но нерасторопный. Сейчас он цепко держал ее за руку, все еще надеясь утянуть за собой. Светлана не спешила открыть глаза. Да и к чему? Разве багровый мрак, застилавший их, хуже, чем вечные фиолетовые сумерки Кахор Нэ Роош? А боль – она везде одинакова. Сильнее она или острее – это уже для тех, кто не разучился сполна внимать ей. Хотя нет, ошибочка: на том свете не должно иметься боли, кроме как душевной.

Когда это случилось, Хитрова стояла у самого начала Ленинского проспекта и слушала нервные и хриплые речи дружинников. Кто-то прибежал оттуда, посланный боевой группой, которую возглавлял Гудвес, и докладывал Перцу о стычке с кафравцами. Что именно произошло, дружинники не знали, но кое-какие сведя или домыслы у них имелись. И каждый тужился удивить других завидной осведомленностью. Из рваного разговора Светлана уяснила, что дела у местной сволоты совсем плохи: от боевой группы Кукиша мало что осталось, и неизвестно останется ли жив душа всей нововладимирской скорби – сам Василий Григорьевич. Действительно, вдруг эта сволочь загнется? Последнее стало не слишком приятной новостью. Иначе зачем ножик под пледом? Ведь Свете очень хотелось убить Гудвеса собственной рукой. Хотелось, чтобы он хрипел и брызгал кровью. Он же должен заплатить за все то, что сделал с ней?

А потом… Потом стены и пол затряслись. Страшный грохот пошел по телу Посланца Смысла Живого, такой что казалось лопнут барабанные перепонки вместе с головой. Народ, слонявшийся по проспекту и между жилых секторов, поносило точно детские кегли. Кто-то влетел головой в чужую палатку, кто-то резко ушел в выработку, утянув за собой широкие полотнища полиэтилена. Странно, только Хитрова каким-то чудом устояла на ногах, словно когтистая лапа ангела смерти вцепилась в нее, опасаясь упустить. Светка стояла и смеялась, глядя на искаженные ужасом лица мужчин, слушая прекрасную какофонию из людских воплей и грохота, которого звездолет разламывался на части.

Дальше больше: новый удар, еще жестче, страшнее! И еще! Темное кафравское небо, бывшее, по сути, пенолитовым сводом, пошло черными трещинами и полетели с него куски. Огромные глыбы: какой величиной с легковушку, какой с железнодорожный вагон. И уже саму Хитрову несло кувырком через ограждения, порванные веревки и кусками полиэтилена и смытые палатки. Все еще долго грохотало, крушилось и переворачивалось. Последний, самый страшный удар застиг Светлану за миг до того, как она влипла в огромный кусок пенолита, свалившийся пару секунд назад. Вот так: всего один вздох и она снова разминулась с когтистой лапой ангела смерти. И что этому ангелу так не везло, ведь Хитрова даже не уворачивалась!

Все же кто-то цепко держал ее за руку. Если раньше когтистая лапа судорожно дергалась и пыталась утянуть Хирову куда-то вниз за собой, то теперь она просто держала, слабея, подергиваясь и покалывая кожу ногтями.

Наступившая тишина длилась недолго. Стали проступать человеческие голоса, робкие, напуганные. Затем изумленные, крикливые и вовсе истошные. Светлана долго не поднимала веки, видя перед глазами лишь багровые круги. Когда же любопытство взяло верх над телом, превратившимся в сплошной синяк, и Хитрова решилась шевельнуться, то увидела, что за огромной глыбой пенолита проступает свет. Причем вовсе нет тот, фиолетово-мерзкий, которым мучил их Кахор Нэ Роош. Этот новый свет был похож на далекий отблеск утреннего солнца, каким-то чудом пробившегося в старый склеп.

Светлана опустила голову и теперь увидела руку, сжимавшую ее запястье. Она торчала из-под глыбы пенолита, едва не похоронившую Хитрову. Вот так: между жизнью и смертью всегда лишь один отчаянный вздох. И ангел смерти снова промахнулся – не фартит ему со Светкой. Но это уже не важно. Рядом из-под сизых кусков свода торчала чья-то нога в грязном берце и валялся автомат со сложенным прикладом. Наверное АКСу – Светлана в этом не слишком разбиралась, хотя стреляла дважды, когда редакция возила в воинскую часть для написания серии статей.

Но свет… все-таки откуда свет? И почему больше не содрогаются стены и пол?

Словно ответом на ее вопросы вдалеке прозвучал истошный выкрик:

– Фаргет! Это Фаргет!

Этот выкрик уже тише повторили другие голоса. Где-то там, за пенолитовыми глыбами началось суета: топот ног, шелест полиэтилена, отдельные вскрики и разговоры. В эти звуки вплетались стоны раненых и умирающих. Глыбы, сорвавшиеся с потолка, завалили центр скорбного городка и те, кто вертелся возле Серебряного столба или карьера, оказались раздавлены прощальными объятиями Кахор Нэ Роош.

Закинув автомат за плечо, отдающее тупой болью, Хитрова направилась в обход пенолитовых завалов, смотря под ноги, чтобы не наступить на разбросанных чудовищным ударом людей, вещи, обломки пенолита. Голову, кроме пульсирующей боли, начала терзать мысль: если там, где проступает свет, действительно Фаргет, то разумнее не торопиться. Нужно найти свою палатку, свернуть ее, собрать хотя бы самое необходимое: нож, пару бутылок для воды, что осталось из еды и личные вещи. Ведь сюда она, скорее всего, не сможет вернуться. И живы ли сволочные администраторы? Наверняка многие выжили – не только же ей быть такой счастливой. А если так, то скоро очухаются, начнут сгонять народ в свой проклятый концлагерь.

Даже в разламывающейся от боли голове, здравые мысли начали брать верх. Хитрова остановилась, оглядываясь и пытаясь понять, где находилась ее палатка. Если рассуждать по обломку Серебряного столба, – край его проступал в желтоватом сумраке – то палатка примерно в полтораста шагов между глыб. Если бы еще удалось найти Леночку Чудову и Игоря Ракитина, то это бы стало таким же добрым чудом, как свет солнца, пробившийся в темное нутро проклятого Кахор Нэ Роош.

Она направилась в обход высокой щербатой глыбы, из-под которой торчал оранжевый край чьей-то палатки. Вокруг появлялось все больше людей: кто-то искал свои вещи, кто-то своих родных, знакомых, подсвечивая фонариками, выкрикивая имена. За поворотом, где прежде красовалась табличка «Золотые ворота» обломков пенолита почти не виднелось, и кое-где торчали почти не пострадавшие палатки. Между тех палаток на Хитрову едва не налетел паренек лет семнадцати.

– Там Фаргет! – выпалил он, вытаращив глаза так, что казалось они превратятся в тугие шарики и выпадут на пол.

– Сам видел? – уточнила Хитрова, освобождая ему узкий проход.

– Этими вот глазами! – парнишка едва не ткнул пальцами себя в глаза.

– Трава зеленая! – воскликнула подбежавшая за ним девица. – И река! Огромная река! Все как на Земле! Вы представляете?! – она схватила Светлану за рукав куртки и стала трясти.

– Да. Пытаюсь… – отозвалась Хитрова, освобождаясь от ее цепких пальчиков.

15

Лугин, все больше сокрушаясь, вглядывался в темноту в поисках Ирины.

– Далось тебе. Не может ее там быть, – проворчал Черновол, но подошел, по пути обернувшись к смоленским. Те собрались возле Воронина. Один из пропавших нашелся – жив, хотя и с переломами. Из зарослей несли другого. С тем пока неясно что. Воронин, собрав своих, помахивая ушанкой, произносил какую-то проникновенную проповедь.

– Серж, – телепатическую речь кеброа возникла у Лугина в сознании неожиданно, и мичман вскинул подбородок, стараясь найти взглядом инопланетянина. Керан раньше не назвал землянина по имени, де еще на такой манер, а тут на тебе – выучился: «Серж»! Видимо, в момент катастрофы крепко приложился башкой.

– Серж, не там ищите, – продолжил Жоут Эмати, его силуэт возник у края пенолитовой площадки. Примерно в том месте, где обнаружился растерзанный пакет с продуктами. – Сюда надо… Здесь!

И Лугин, и Черновол поспешили к нему, а кеброа вытянул лапу к промоине, ведущей от ступенчатого выроста – с него до сих пор по моховым бородам стекала струйки, звенела капель. Мичман пошел вперед, хлюпая по воде, приглядываясь к каждой неровности. А через два десятка шагов побежал. Ирина лежала в узкой впадинке между сплетения корней, голова, запрокинута, волосы налипли на лицо, а пальцы правой руки цепко сжимают ремешок кафравского ранца. И пакет с продуктами она упустила лишь потому, что порвались ручки. Упрямая, усердная госпожа Сероглазка, только бы жизнь свою драгоценную не отпустила! Только бы!..

Пока озеро не ушло, здесь наверняка собиралось много воды. Первой мыслью Сергея было, что Красина захлебнулась. Он упал рядом с ней на колени, схватил ее левое запястье со страхом и нетерпением, слушая пульс. Слава богу, пульс был! Читалось редкое вздрагивание вены «тук… тук…». И дыхание имелось, слабое с едва приоткрытых губ теплой струйкой, но дыхание. Значит, жива! Что с ней, в потемках не разберешь. Фонарик Тараса осветил ее с одного бока, с другого. Треща молнией, Лугин расстегнул на ней курку до низа. Приподнял голову, убрал с лица мокрые локоны и потрепал по щекам. В сознание Ирина не приходила. И ладно, может оно к лучшему, что сейчас без сознания: если серьезные переломы, то боли не чувствует. Самое важное, это аккуратнее сейчас с ней, нежнее.

– Помощь требуется? – спросил Сашка Демидов, подошедший сзади с кем-то из молодых, смоленских.

– Нет, – мичман обернулся к нему. – На свет ее нужно. А вам спасибо, что люди. Сам справлюсь, донесу, – чуть подумав, добавил: – Донесу, как сокровище, – он ведь действительно очень испугался за нее.

– А у нас трое с переломами. Тяжелыми. У кого ребра, у кого руки-ноги. Но с этими ладно. Хуже, что труп добавился. Жора Трифонов… Вот так… – Демидов присел на корточки, глядя на лицо Красиной, бледное в голубоватом блеске светодиодного фонаря. – Красивая она у тебя, – заметил он, подмигнув Лугину. – Советую, несите осторожно к трещине. Лучше туда, – он указал на полыхающий дневным светом излом, уходящий круто вниз. – Ребята прикидывали, если поднатужиться, там реально пролезть даже толстяку. И высота не слишком большая. Планету видели?

– Нет, – проворчал Черновол. – Как там? Березки растут?

– Воздух для дыхания приспособлен. Земной почти. И в остальном натуральная благодать: я всего минутку лицом в дыру, подышал и будто на душе отлегло. Из щели веет таким приятным теплом… Таким! – Сашка поднял напряженные до дрожи руки, стараясь что-то выразить жестом, – эх! Что мама вспомнилась. После ледяных пещер, вечных сумерек, точняком заглянул в рай. В общем, ступайте. А нам в поселок надо. Народ следует выводить. Далеко только от корабля не убегайте – нам лучше вместе держаться.

Тарас, хоть и кряжистый в плечах, в щель вполне протиснулся и сполз с сопением по неровностям трещины метра на два ниже. Там закрепился на выступе, упираясь ногой в оплавленный пенолит. Огляделся недолго: хоть и ждет его морячок, а посмотреть планету не через щель, а вот так широко обведя глазом, хочется – сил нет. Пейзаж явно не российский. Но главное, трава внизу зеленая, ходит на ветру волнами, и холмы с курчавыми зарослями у подножий, и широкая речка вдали блестит. Все вроде бы как на Земле, и в то же время такое иное, что нет веры, будто такое на самом деле способно случиться. Может виной свет их солнышка излишне красноватый? Или запахи. Запахи чужих трав, цветов столь непривычны, что кругом голова. Но запахи радуют!

– Ну что там? – подал сверху голос Лугин.

– Да чего… Сам не пойму чего. Давай нашу девоньку, – Черновол тверже уперся ногой и поднял руки, готовясь принять Красину.