Оксана Озкан: Огненный змей

Тот, кто забыл обычаи своих отцов, наказывается людьми и Богом. Он блуждает по свету, как блудный сын, и нигде не может найти себе приюта и пристанища, ибо он потерян для своего народа.

Олекса Воропай.

Глава 1.

Нервный озноб весенней сессии закончился, наступило долгожданное лето. Весёлые солнечные зайчики щекотали стены старейшего учебного заведения небольшого города в Среднем Поволжье. Здание университета, возвышающееся на центральной площади города громоздким белокаменным комплексом, согревалось летними лучами и готовилось принимать абитуриентов, однако ещё не попрощалось с некоторыми преподавателями и студентами. «Филологи» с разных курсов, напевая мотивы модных в нулевых песен, толпились возле небольшой аудитории.

– Девчонки, опять у меня задержка. В этот раз точно залетела, – делилась своими переживаниями с двумя подругами – одногруппницами бледная, худощавая, покрытая веснушками от лица до локтей, студентка.

– Да сколько можно уже, Тонь? – закатила глаза одна из девушек. – Каждый месяц одно и то же! Вроде отличница и говоришь умные вещи, а живёшь как-то по-дурацки. Разве не знаешь, как это случается что ли? Предохраняться не учили? Тебе б один разок забеременеть по-настоящему и родить уже, чтоб такие разговоры никогда больше не возникали.

– Разве это поддержка? Сколько злости в твоих словах, и сама ты злая, Ленка! – одёрнула другая, коренастая, с горбинкой на носу. – Как вот так можно? Мы же подруги! Про сочувствие и такт не слышала?

– В лес ваше сочувствие и тактичность! Я на днях аборт сделала, и копыта откинула бы прямо в гинекологическом кресле, а никто из вас об этом даже не знал. Чтоб из клиники домой добраться, да и вообще пережить такой стресс, моя дорогая Лида, силы нужны и плечо ваше дружеское. Одной звоню – ей некогда: на дачу с предками едет. Другая с милым всё никак не намилуется…

– Перестань, Лен. Можно подумать, никогда и ничем не помогали тебе! Какая неблагодарность, – простонала хрупкая Тоня и тут же покраснела. Казалось, что её веснушки стали намного ярче.

– Ты за свою «задержку» не зря, Тонь, переживаешь. Правильно делаешь. Анестезиологи – люди опасные, хищные, смотрят злобно, как мясники какие. Мой переборщил с наркозом, я на сто процентов уверена, и тебе лишнего вольют, вот увидишь. Правда, потом, когда ты помрёшь ненароком, кто ж признается-то…

– Что ты несёшь-то, Ленка! Ты в своём уме, говорить такое?! – процедила сквозь зубы Лида.

– К чёрту вас! – Елена вышла из себя и речь её превратилась в крик. – Я точно знаю, что умирала! Мне казалось, будто я размером не больше напёрстка. Иду по белой земле. А то и не земля вовсе: то ли снег, то ли пепел. Наступать мягко, словно не поступью двигаюсь, а лечу. Вокруг белым-бело, аж глаза щиплет. Иду по лесу: вокруг деревья белые, ветки густые, словно снегом засыпанные. Я их раздвигаю, или они сами расступаются передо мной, – не понятно. Впереди что-то особенно яркое и большое, как солнце, и я уверена, что мне нужно именно туда. Чем скорее, тем лучше. Путь долгий, я упорно двигаюсь, как мотылёк, на свет, а мне мешают. Зовут по имени, как будто в колодец: «Лена! Лена!» Зовут и зовут, а мне этот голос уже поперёк горла, ну я и открываю глаза-то. А вокруг толпа врачей, на меня смотрят, перешёптываются. Кто-то даже «Слава Богу!» сказал, клянусь.

– Привидится же. Вот, что наркотики с людьми делают, – впечатлительная Тоня прикрыла рот рукой от удивления.

– Хватит паниковать! Кому-то после наркоза сны снятся, вон, как Ленке; кого тошнит и мутит; а кто-то встал и пошёл, как ни в чём не бывало. Я в детстве коленку разбила до кости. Зашивали под общим наркозом, так как я орала как дура. Врачу некогда меня успокаивать – работы тьма. Уговорили мою родительницу разрешение на наркоз дать, бумажки подсунули быстро, чтоб меня, как собаку бешеную, усыпить и рану заштопать. Хорошо помню, как летела в какую-то трубу, а вокруг бабочки огромные, я за них ухватиться пытаюсь, а они исчезают, – быстро проговорила Лида, после чего ласково обратилась к Тоне, – не бойся, Тонечка, ты ж даже не знаешь, есть ли беременность. Всё обойдётся. Не слушай Ленку: не ведает сама, что городит.

– А я думала, ты на шею мне кинешься, обнимать и жалеть начнёшь! Всё-таки мой ребёночек живой был, а теперь – нет! Ба! Где же твоё сочувствие, эмпатия, тактичность, а? Не слышала? – съязвила Елена, цитируя подругу.

– Всё-таки очень ты, Ленка, вредная. Зачем только дружим с тобой, – фыркнула сбитая с толку рассказчица со шрамом на колене.

– Всё, мне пора, курочки. Сейчас лекция начнётся, «Сонечка» уже выглянула.

– Что за лекция у вас сегодня? Мы ж только учебники сдать пришли, – вопросительный взгляд переживающей за всё и всех Тони тепло обнял Елену.

– Отправляюсь в фольклорную экспедицию на десять дней, чтобы пройти полевую практику, – проговорила медленно и по слогам Елена, – рассказывала про это тысячу раз, и про свою прошлогоднюю поездку – тоже. Однако ж память у вас, как у старух с деменцией и болезнью Альцгеймера. Или просто не слушаете…

– Удачи тебе, Леночка. Скоро увидимся, – прощаясь, Тоня обняла подругу, виновато посмотрев на Лиду, настроение которой сильно испортилось.

Одногруппницы, студентки второго курса, удалились, и Елена Горлач, поправив модные джинсы с низкой посадкой, направилась в аудиторию, куда по очереди, любезно пропуская друг друга, входили другие студенты с разных курсов филологического факультета.

– Ребята, добро пожаловать, – миловидная преподаватель «Устного народного творчества», София Павловна или «Сонечка», как её называли в студенческом коллективе, пригласила войти, широко распахнув тяжелые двери небольшой аудитории. В лица студентам пахнуло спёртым кислым амбре вымытых с хозяйственным мылом деревянных парт, скрипучих стульев, заполненных донельзя шкафов, свежеокрашенных оконных рам и натурального ламината. Аудитория эта считалась сакральным местом – пространством для репетиций масленичных представлений, чаепитий, народных песен, игр и других очень важных для филологов –фольклористов событий. Веяло стариной, веретёнами, шерстяной пряжей, высохшей полынью, сеном, соломенными куклами и ещё чем-то таким, что у студентов ассоциировалось с фольклором и с преподавателями по этому предмету, особенно с профессором Георгием Ивановичем Мавриным и его супругой, Софией Павловной.

– Вы – Юрий Владимирович Князев, не так ли? Это Вы писали мне по поводу поездки в экспедицию? Ну что же Вы в сторонке стоите? Проходите, пожалуйста! – София Павловна жестом пригласила невысокого светловолосого человека в аудиторию. Он заметно отличался от остальных студентов: скромно склонял голову, то и дело кланялся всем вокруг, суетился, теребил редкую мягкую бороду и вел себя в целом так, словно стесняется своих изношенных ботинок.

– София Павловна, ну какой же я Юрий Владимирович, называйте меня просто Юра, пожалуйста. Да, это я Вам писал, изъявил желание поехать с вашей группой, как только узнал, что планируется исследование в интересующем меня селе.

– Хорошо, Юрочка, – замешкалась преподаватель, – для меня и для Георгия Ивановича большая честь, когда к нам присоединяются независимые эксперты, интересующиеся фольклором. Прошу, проходите, пожалуйста.

– Итак, пока все рассаживаются по местам, я хочу напомнить, зачем, собственно, мы здесь сегодня, господа и дамы, собрались, – грузный пожилой преподаватель Маврин, давно присутствующий в аудитории, начал свою лекцию. – Всем вам предстоит серьёзная задача – фольклорная полевая практика. Она является заключительным этапом в изучении нашего курса «Русское устное народное творчество». Общую теорию предмета вы уже, благодаря нам с Софией Павловной, знаете. Теперь перед вами работа, в которой вы сформируете свои филологические способности более интенсивно. Кроме того, у вас появится возможность пообщаться с людьми разных возрастов, характеров, различного культурного уровня. Вы сможете понаблюдать за проявлениями живой разговорной речи непосредственно на практике. Мне остаётся лишь поблагодарить, что приняли решение связать свою учебную деятельность с исследованиями, и пожелать успехов в этом нелегком труде. В вашем выборе вы не одиноки: мы с Софией Павловной посвятили всю свою жизнь сбору русского фольклора с целью сохранить культурное наследие нашего края. Практику пройдем вместе, организованно, в составе выездной группы, возглавляемой мной и куратором практики Софией Павловной.

Профессор Георгий Иванович носил пушистые и аккуратно стриженные усы, бакенбарды и бороду, отчего напоминал персонажа одного из классических произведений русской литературы. В его волосяной покров давно пробилась седина. Редкие серебристые волосы на небольшой, аккуратной, ровной и круглой голове он не состригал, а зачёсывал к затылку, пытаясь скрыть лысину. Большие карие глаза, обрамлённые длинными чёрными ресницами, блестели, как две лакированные пуговицы. Его идеально выглаженный серый костюм из дорогого сукна выдавал в нём благородную породу. Он, растопырив толстые короткие пальцы, протирал вспотевший лоб накрахмаленным носовым платком и пил много воды, заботливо предложенной Софией Павловной. Несмотря на довольно высокий рост, она смотрелась на фоне необъятных размеров профессора хрупкой тростинкой, и он, казалось, осознавая это, произносил свою речь гордо, уверенно и не спеша, отчего повергал студентов в безмолвное восхищение.

– Про методику работы я вам уже рассказывал, однако считаю необходимым напомнить ещё раз. Давайте-ка вместе. Запись текстов фольклорных произведений производится на диктофон или на видеокамеру в естественной ситуации. Что это значит? Кто уже был на полевой практике? Илья? Фиксируешь?

Камкордер в руках парня с четвёртого курса «филфака» плавно перемещался, показывая лица студентов, присутствующих в аудитории. В объективе на пару секунд появилась густая борода Маврина, затем съёмка застыла на напряженных фигурах первокурсниц – Оксане Черных и Алине Куприяновой. Они в сакральной аудитории находились впервые, мало понимали смысл весёлой суеты «старичков» и печальных глаз профессора; запах старины и полыни их не воодушевлял.

– Да, Георгий Иванович. Мы «разбиваемся» на группы и встречаемся с жителями села, где будет проходить наша фольклорная экспедиция. Заводим разговор об обрядах, преданиях, поверьях, старых песнях, сказках, байках, историях из жизни. В общем, обо всём, что придёт в голову и может показаться нам важным. Все разговоры записываются на диктофон. Поскольку аппаратуры университета на всех не хватит, нужно приобрести свою. Нам это пригодится для последующего этапа практики – дублирования рукописной записью – то есть для так называемой расшифровки собранных материалов. Нужно обязательно помнить о речевых и диалектных особенностях. Это значит, если бабулька сказала «чай, мОл негОжО тудИ хОдитИ», то так и записываем, как услышали, взяв в квадратные скобки. Расшифровка может быть выполнена в тетради или на листах формата «А четыре», их предоставляет университет. Можно вести полевой дневник. В нём фиксируются все важные события. Вроде ничего не забыл. Когда выезжаем, Георгий Иванович? – весело выпалил студент четвертого курса Илья Решетников, в третий раз приглашенный в фольклорную экспедицию.

– Благодарю, Илья. До практики хорошо бы всем вам ознакомиться с материалами и архивами культурного состояния места, где будет проходить экспедиция, поэтому убедительно прошу найти соответствующую литературу. Отправляемся шестнадцатого июля. У кого есть вопросы и дополнения? Всем всё понятно? – голос профессора, как командная труба, разнесся по аудитории.