– Знает, – согласилась она устами Нуру. – Но он не смеет сделать мне что-то плохое или попытаться как-то использовать. Мы думаем, это потому, что его власть здесь еще слишком непрочна, чтобы рисковать рассердить светлейшего Бахайна. Эдо говорит, мой дядя очень недоволен нынешним положением доминуса Виллиуса.

Я повернулась к лорду Эдо.

– Бахайн не доверяет Лео? Мы можем как-то это использовать, чтобы избавиться от него?

Молодой человек посмотрел на Нуру. Разговор шел удручающе медленно.

– Он пытался поговорить с его величеством, – наконец последовал ответ. – Пытался давить. Пытался просто убрать Лео с дороги, но император Гидеон упорно держится за него.

Я вспомнила о снизошедшем на меня покое, о том, как легко Лео заставлял меня делать все, что ему заблагорассудится, но не могла рассказать. Они не поверят. Легче списать все на голод и обезвоженность. Но чем еще объяснить перемену в Гидеоне?

– Вы заметили, что Гиде… император Гидеон в последнее время изменился?

Это был рискованный вопрос, но само присутствие здесь уже рискованно, а возможность найти союзников упускать нельзя.

Сичи и Нуру переглянулись.

– Мы хотели задать тот же вопрос, – сказала Нуру. – Сичи не видела его после церемонии и не знает его так же хорошо, как ты.

– Он был твоим капитаном.

Она пожала плечами.

– Я была всего лишь седельной девчонкой, и тот Гидеон, которого я знала на родине, не похож на того, которого ты узнала здесь.

– Он когда-нибудь прислушивался к советам? Или к приказам?

Нуру немного подумала и покачала головой.

– Тогда я уверена, что Лео что-то делает с ним.

Сичи и Эдо наблюдали за нашим разговором, и Нуру кратко пересказала его на кисианском, после чего оба еще сильнее помрачнели. Когда она закончила, я задала мучивший меня вопрос:

– Чего хочет доминус Виллиус?

Нуру перевела, лорд Эдо пожал плечами.

– Власти, – сказала Сичи. – Могущества.

– Но разве сейчас он ими не обладает?

На этот раз ответил лорд Эдо.

– Лорд Эдо говорит, что политическая ситуация в Чилтее всегда была сложной, – перевела Нуру, когда он закончил фразу. – Он говорит, у них нет централизованного правителя, как в Кисии, и доступ к… тому, чтобы быть правителем? Кажется, их много, и все решают деньги. Да, девять верховных правителей, самых богатых мужчин в каждом цикле.

– Почему всегда мужчин?

Нуру пожала плечами и продолжила:

– Второй… уровень? Девять следующих по размеру богатства мужчин, и если первая тройка в списке не менялась уже очень долго, остальные постоянно меняются и борются за то, чтобы оказаться среди Девятки. Главное – деньги.

– А церковь?

Лорд Эдо снова слегка пожал плечами.

– Там еще сложнее, – перевела Нуру, не отрывая взгляда от его губ. – Церковь относительно молода, но завоевала такую популярность среди простолюдинов, что некоторые из Девятки скорее подчинятся иеромонаху, чем рискнут… Кажется, он говорит о нападении простолюдинов, но у нас нет для этого подходящего слова. «Бунт», наверное, будет ближе всего, именно поэтому у нас есть система вызовов на поединок.

– Значит, ему нужна реальная власть, и он получает ее благодаря Гидеону, – вздохнула я. – И он умер несколько раз, в точности как тот Вельд из священной книги, что заставляет людей считать его богом. Он может читать мысли. И если мы убиваем его, он возрождается. Просто великолепно.

В тишине Сичи налила всем чаю.

– У нас есть еще союзники? – спросила она, трижды сдув пар со своей пиалы. – Или мы одни?

Настал мой черед пожимать плечами.

– Если бы левантийцы все узнали и поверили, они обратились бы против Лео. Особенно если он залезает в голову Гидеону. У нас… – Я медленно покрутила пиалу на столе. Говорить с чужаками о делах левантийцев казалось неправильным. – У нас на родине происходит что-то похожее, – продолжила я, не в силах смотреть им в глаза. – Гидеон называет это болезнью. Поэтому мы и здесь. Поэтому нас и изгнали, и Гидеон пытается построить нам новый дом. Наши гуртовщики как будто заражены чем-то… что отвращает их разум от того, что лучше для народа. Если бы левантийцы узнали, что такое происходит и здесь…

Я не смогла закончить. На самом деле я уже не знала, как поступит большинство из них. Сама я чувствовала удушающий страх и беспомощность, а не гнев. Возможно, знание вовсе не подстегнет левантийцев к действию, а сломает их.

– Мой ответ тоже непрост, – подал голос лорд Эдо, остановился и взглянул на Сичи, как бы спрашивая разрешения. Она кивнула, и он, слегка поморщившись, продолжил извиняющимся тоном. – Моего отца нельзя назвать настоящим союзником. Он не хочет оставаться на вторых ролях при левантийском правителе. Сичи это уже знает, – добавила Нуру от себя, прежде чем продолжить. – Он воспользовался возможностью избавиться от Ц'ая и ослабить Кисию, чтобы захватить трон и снова собрать империю воедино. Он намеревается жениться на императрице Мико и избавиться от всех вас. По крайней мере, намеревался. Но появился Лео, а я помог Мико сбежать, и все его планы пошли прахом.

После того как Нуру закончила переводить, я с минуту молча смотрела на нее и Сичи. Эдо говорил так спокойно, будто только что не назвал отца предателем.

– Нуру, – наконец произнесла я. – Поправь, если я ошибаюсь, но разве они не сказали, что дядя Сичи замышляет лишить ее трона, на который сам же с таким трудом и усадил?

– Да. Это все сложно, но так и есть. По его плану император Гидеон и Сичи укрепляют империю, берут на себя все сражения и смерти, а затем врывается он и спасает Кисию от них и от нас.

– Но она же его родня.

– Да.

Я на мгновение закрыла глаза, не в силах вообразить, каким извращенным должен быть ум светлейшего Бахайна, чтобы придумать такой план, не говоря о том, чтобы исполнить его.

– Что же касается остальных кисианцев, – после паузы продолжил Эдо, – большинство из них здесь потому, что связаны с моим отцом через семью, торговлю или долги и, скорее всего, сделают все, что он им прикажет. Они с радостью избавились бы от доминуса Виллиуса, но тогда их могущество возрастет. Как бы мы к этому ни относились, но власть отца сильно ограничивается властью доминуса Виллиуса и наоборот. Кто из них хуже для вас, не могу сказать.

Я и не думала, что могу почувствовать себя еще более беспомощной, но эти слова окутали меня темной тучей. Я обзавелась маленькой группой союзников, но наши враги оказались более многочисленны и сильны, далеко не ограничиваясь одним Лео. На самом деле, у левантийцев, похоже, совсем не было союзников, и у меня заныло сердце от мысли о том, что мы надеялись здесь построить. Путь к мечте стал намного длиннее и извилистей, а конечная цель – гораздо менее желанной. Зачем оставаться здесь, если болезнь может прийти вместе с нами? Зачем оставаться, если нам настолько не рады, что даже союзники стремятся нас уничтожить?

В дверь резко постучали, и я повернулась к Нуру, прежде чем она успела подняться.

– Почему снаружи нет охраны?

– Потому что его величество в своей безграничной мудрости решил, что это будет выглядеть так, будто императрица не доверяет его людям или своим.

– Ну, у него-то охрана есть.

– В самом деле. – Раздался второй, более настойчивый стук, и Нуру встала. Не успела она открыть дверь, как в комнату влетел светлейший Бахайн, быстро обвел ее глазами и остановил взгляд на своем наследнике.

Он начал гневную тираду, замаскированную под чопорное приветствие, обращаясь сначала к лорду Эдо, затем к Сичи. Отчаянно желая узнать, что он говорит, я не сводила глаз с Нуру, пока она не придвинулась ближе.

– Он начал с жалоб, что повсюду искал своего сына, но не думал найти его сплетничающим с женщинами, что позволило перейти к вопросу, где же кисианские служанки Сичи и попрекнуть ее тем, что она предпочитает левантийцев. Она сказала, что левантийцы – тоже ее народ, потому я ее и люблю.

Услышав, что его слова переводятся, светлейший Бахайн взял себя в руки и прекратил отчитывать Сичи и Эдо, словно непослушных детей.

– Но я пришел не ссориться, – тихо перевела Нуру, когда он продолжил гораздо спокойнее. – Ходят слухи, что Мико Ц'ай взяла под командование армию южан, которую вел бастард Кина. Мои источники не уверены, жив ли он сам, но в любом случае она не станет ждать зимы, чтобы двинуться в путь. С ней ваш отец.

Я слушала его речь, пытаясь уловить хоть частичку спокойной, вдумчивой манеры его сына, но не находила ее. Несмотря на тонкие черты лица и разукрашенные одеяния, светлейшего Бахайна нельзя было назвать ни красивым, ни даже привлекательным. Ему также не давалась и кисианская сдержанность, все попытки заканчивались вспышками гнева или презрения.

Резкий ответ Сичи заставил его нахмуриться.

– Она сказала, если он надеялся узнать у нее что-то о планах отца, то пусть вспомнит, что командует Мико. – Когда Бахайн огрызнулся на слова императрицы, Нуру понизила голос до слабого шепота. – Он напомнил, что без его помощи она здесь не сидела бы, – Нуру ухмыльнулась, – а она ответила, что без нее и он не оказался бы на своем месте, а теперь, когда она стала императрицей, выше ее по положению только муж. «Если хотите приказывать мне, обратитесь к нему», – вот как она сказала.

Не зря Нуру так нравится императрица Сичи. Даже лорд Эдо с трудом скрывал улыбку. Правда, продлилось это недолго. Отец вскоре увел его, и не успела за Бахайнами закрыться дверь, как Сичи вскочила и зашагала по комнате, гневно шипя что-то Нуру. Мне не требовался перевод, чтобы понять смысл.

Мне хотелось выйти на воздух, и я снова натянула маску и покинула их. Во дворе приятно моросил дождь, но я не могла не заметить, какой эффект произвело мое появление на других левантийцев. Одни скользили по мне взглядом, будто не замечая, другие показывали пальцем и перешептывались, пока меня не нагнала Ануке. Раньше, когда она была одним из моих Клинков, это ничего бы не значило, но Лео все изменил.

– Капитан, – сказала она с ноткой возмущения в голосе, – что происходит? С чего вдруг все это?

Она обвела жестом мой наряд, ее презрение едва не разрушило мою решимость. Я могла бы сказать, что меня вынудили, что все это – часть плана Лео, но говорить правду только ради своей гордости опасно. Поэтому, хотя каждое слово резало горло ножом, я ответила:

– Все так, как выглядит. Я мост между народами, левантийская защитница Единственного истинного Бога.

– Но ведь мы хотели объединиться с кисианцами, а не с чилтейцами? Почему бы не выбрать какого-нибудь кисианского бога вместо доминуса Виллиуса?

Пока мы шли мимо главной конюшни, гордость за ее проницательность смешивалась с раздражением. Слонявшиеся вокруг левантийцы наблюдали за нами, будто за игрой в хойю, ожидая исхода. Внутри стоял Итагай. Я могла бы войти, оседлать его и скакать, скакать, пока не окажусь так далеко, что все это станет забытым кошмаром. Но вместо этого продолжила идти.

– Уверена, мы построим множество мостов и с кисианцами.

Ответ Ануке прервали испуганные крики из конюшни. Все бросились к дверям, сердца колотились от страха за лошадей, которых мы все так любили.

Выкрикивая вопросы, мы втиснулись в полумрак конюшни, наполненной запахом свежей соломы, лампового масла и лошадей. И тяжелым грохотом копыт, бьющих по полу и стенам.

– Что случилось?

– Чья лошадь?

– Позовите конюха!

Я едва успела заметить суматоху возле стойла Итагая, как шум прекратился, остались только голоса и стук моего сердца. С трудом дыша, я сорвала маску и протиснулась сквозь толпу. Ноги будто стали чужими, просто онемевшие куски плоти, прикрепленные к ядру из страха.

Сначала я увидела голову. Неподвижную. Мертвую. Большие глаза остекленели, из носа тянулась струйка пены. На одно жуткое мгновение я решила, что это мой Итагай, пока не увидела темную прядь. Мотеп, конь Катефы э'Яровена, стоявший в стойле рядом с моим. Катефа уже был здесь, прижимался головой к спине своего коня, безжизненно лежавшего в куче соломы, смешанной с пеной.