– Ешь, – опять сказал капитан, на сей раз предлагая небольшой ломоть хлеба. Я взглянула на императрицу в шкуре мертвого возницы и увидела, что не мне одной хочется оказаться где-нибудь подальше отсюда. Я покрепче сжала в руке оружие.

Септум начал жевать. Моргнул. По команде опять откусил, а мы с императрицей наблюдали, застывшие и напряженные, несмотря на усталость и боль в каждом суставе.

– Ешь.

Хлеб и мясо исчезали кусок за куском, в животе у меня урчало. К тому времени, когда капитан покончил с кормлением, холод ночи совсем меня заморозил. Сжимающие кинжал пальцы ныли, и никак не удавалось расслабиться. Капитан кивнул, и императрица Хана опустила крышку на место. Крышка хлопнула, и я больше не видела Септума, но его лицо оставалось выжженным в моей памяти, и я не могла от него избавиться.

– Надо поесть и двигаться дальше, – сказал капитан и протянул сверток в вощеной бумаге.

– А когда же мы отдохнем?

Он пожал плечами.

– Если хочешь, можешь поспать в задней части повозки. А как долго, ваше величество, вы сможете оставаться в этом… образе?

– Вы имеете в виду управление мертвецом? – спросила она. – Думаю, полный день и ночь – и предел будет близок. В прошлом… в прошлый раз под конец в нем стало весьма неприятно.

Я смотрела на крышку ящика, чтобы не встретиться взглядом с капитаном. Предыдущим телом, которое она носила до предела, был иеромонах, о чем капитану Энеасу лучше не знать.

Я заткнула кинжал капитана за грязный кушак, развернула вощеную бумагу и нашла там остатки мяса и хлеба. Все засохшее и несвежее, но еда есть еда, и я сунула кусок мяса в рот.

– Это мой кинжал, – сказал капитан.

– Знаю, – с полным ртом произнесла я. – Но у тебя есть сабля, а у меня нет, так что я оставлю кинжал себе.

Он нахмурился.

– Ненадолго, – добавила я. – Пока не найду получше. Ты что, думаешь, я собралась тебя убить?

– Эта мысль приходила мне в голову.

– Что ж, капитан, на этот счет не тревожьтесь, – вмешалась императрица. – Вы слишком ей нравитесь. Хотя она не колеблясь проткнет меня кинжалом за эти слова.

В самом деле, так приятно было бы погрузить лезвие ножа в ее мертвое тело и понаблюдать, как потечет кровь, но такой поступок лишь докажет ее правоту, и ей это известно. Мертвец ухмыльнулся.

– Я признательна вам за такое игривое замечание, ваше величество, – сказала я вместо того, чтобы проткнуть ее. И со всем возможным достоинством – в ее теле это могло получиться. – Но неплохо было бы всем нам сосредоточиться на текущих задачах. Например, мне нужно вернуть свое тело.

Я достала из-за пояса кинжал капитана и вложила рукоять в его открытую ладонь.

– Вот, теперь тебе незачем беспокоиться о безопасности. А мне о своей остается только молиться.

Отказавшись от помощи императрицы, я взобралась на козлы, кляня все на свете.

– Твое идиотское тело ноет со всех сторон. Даже веки болят, ну как такое возможно?

Трудно сказать, сколько времени прошло до тех пор, когда капитан Энеас снова запряг в повозку вола. Мы уже собрались ехать дальше, и императрица устроилась рядом с Септумом на сене, а капитан все возился у головы вола.

Я закатила глаза.

– Мне казалось, ты собирался двигаться дальше.

– Один момент.

– Тебе незачем беспокоиться, что я намереваюсь поставить нас обоих в неловкое положение, признавшись в любви, которой, кстати, не чувствую, что бы там ни болтала ее величество. Ты не конченое дерьмо, это верно, только это далеко не любовь. Так что залезай и поехали, пока Лео нас не достал.

Капитан Энеас лишний раз подтянул упряжь на воле и откашлялся.

– Благодарю, – сказал он. – Я стараюсь жить по божьим заповедям.

– Да уж, это должно быть не сложно, когда убиваешь и исполняешь приказы безумцев, – пробормотала я, и императрица позади меня фыркнула.

Не слышавший моих слов капитан Энеас вскочил на место возницы и взял поводья. Но прежде чем заставить животное двинуться, он обернулся и серьезно посмотрел на меня.

– Ты тоже не такая скверная, как думаешь о себе, – сказал он, ненадолго лишив меня дара речи.

Всю ночь я дремала, а утром проснулась с желанием умереть. Во рту пересохло, и голова разболелась, глаза я открыла, только чтобы снова закрыть. Солнце светило слишком ярко, и я опиралась на плечо капитана Энеаса.

Вот дерьмо. Я попробовала сесть, но перед глазами все закружилось.

– Ох, нет-нет, – сказал он. – Приляг. Уверяю, неудобства мне это не доставляет, а ты совсем нездорова.

Я опять склонила голову на его плечо, ненавидя в тот миг его непринужденность и силу в той же степени, как и собственную потребность в ней.

– Эй, твое величество, – прохрипела я. – Можешь прямо сейчас забирать свое тело.

– К сожалению, скоро я буду вынуждена присоединиться к тебе, – хриплым голосом ответил возница. – Этой шкуре недолго осталось, но я буду тянуть в ней, сколько получится. Мне кажется, напряженность от пребывания нас двоих в одном теле усугубляет болезнь.

– Вот как, усугубляет? Тогда отвали, – сказала я, нечаянно капнув слюной на плечо капитана и не имея сил из-за этого переживать.

– Что ж, спасибо, госпожа Мариус. Продолжайте с того места, где вас прервали, капитан Энеас.

Капитан Энеас откашлялся.

– Что же, я не знаю, как их различать, кроме разве что Унуса и Септума, так что, скажем для ясности, Кассандра убила Секстуса, а император левантийцев – Куина. Последнее, что я слышал, – один из них заменил Куина при дворе левантийцев, допустим, Кватор. Одного мы недавно оставили в Кое – Треса. Унус не покидал Чилтей, насколько я знаю. Остается Дуос, он свободен и неизвестно где, что тревожит. Но… – он сделал глубокий вдох. – Они, похоже, пытаются воспроизвести шесть смертей Вельда, описанные в Пророчестве. Первый был убит своим предводителем. Иеромонах нанимал на это дело Кассандру, но это практически одно и то же. Потом смерть в тронном зале. Смерть в пещере от рук защитника устроить несложно, но…

– Ты считаешь, что они… жертвуют жизнью, воспроизводя пророчества из вашей священной книги? – хрипло произнесла императрица.

– Они – одна душа на семь тел. Не думаю, что для них потеря нескольких тел то же самое, что для нас гибель братьев.

– Но зачем это делать?

– Не уверен, но как возрожденный служитель Бога он получит власть и возвысится до иеромонаха. Если же у него получится пройти весь путь Вельда, он сумеет возродить священную империю.

Всем надо было осмыслить услышанное. Воцарилось молчание – каждому требовалось на это какое-то время. Для меня – что-то около трех секунд.

– Но ведь это лишь книга сказок. Ваш Единственный истинный Бог – простая страшилка, чтобы держать народ в узде.

Руки капитана Энеаса крепче сжали поводья, и я поняла, что пора сесть прямо, насколько получится.

– Госпожа Мариус, – сухо произнес он, не сводя глаз с дороги. – Вы свободны верить или не верить, как пожелаете, но уж если нам приходится ехать вместе, я попросил бы вас не оскорблять мою веру. Важно то, что Лео Виллиус верит по-настоящему и действует соответственно, хотя и не имеет вашего опыта.

Я закатила глаза, но от этого только сильнее разболелась голова. Я съежилась на жестком сиденье рядом с капитаном и вспомнила Кайсу. Догонять ее, вот чем я должна заниматься, вместо того чтобы сидеть здесь и выслушивать нравоучения человека, настолько упертого, что он видел Лео и при этом остался верующим. Что за истинный бог мог позволить своему духовенству быть таким мерзким?

– Кажется… этому телу… почти… конец, – сказала императрица Хана через пару часов, пробыв в трупе сколько могла. – Дай мне… руку.

Я смотрела на деревья, мечтая бежать, но это тело держало меня в плену, и выхода не было. Я помедлила, а потом протянула руку над бортом повозки. Императрица ее не взяла. Мертвый взгляд возницы остановился на мне, и я не могла сдержать дрожь. Кожа трупа была бледная, неживая, и тем не менее на щеке проступило пятно, похожее на синяк, – застоялась кровь оттого, что Хана лежала. Этот темно-лиловый тон делал еще более страшными бескровные губы и покрытые коростой глаза.

– Что такое? – спросила я.

– Ты колеблешься.

– Мне больно шевелить рукой.

Она прищурила безжизненные глаза.

– Извини, что не полностью доверяю тебе. Мы отправимся за твоим телом, как только выполним эту задачу, обещаю.

– Ну, и ты меня извини за сомнения в том, что теперь твое слово чего-то стоит. Твое тело запросто может помереть еще до того, как мы доберемся до Торваша, и тогда…

– Тс-с, – прошептал капитан Энеас. – Неизвестно, когда и что он может услышать.

Мой взгляд метнулся к длинному деревянному ящику рядом с императрицей. Даже находясь в шкуре мертвеца, она старалась держаться в стороне от ящика. Было в нем нечто жуткое.

– Он все время слушает? – спросила я. – Как это происходит?

– Чтоб меня, откуда мне знать? – сказал капитан. – Я же просто солдат, подчиняющийся приказам безумцев, – ты что, забыла?

– Ясно, – сказала я и протянула руку императрице. – Давай.

Она приняла руку. Секунду я сжимала мертвую плоть, потом сделала самый глубокий вдох, расширяя не только легкие, но и сердце, и живот, и руки, и ноги, чтобы все стало вдвое больше. Было так приятно вместе с этим вдохнуть и жизнь, но мгновение, когда требовалось ее удержать, было мукой.

Я застонала, но услышала, как выругалась императрица.

– Это… становится тяжелее.

– Да, – согласилась я, отпуская мертвую руку. – Мы могли бы найти новое тело.

«Я не собираюсь убивать людей ради того, чтобы ходить в их телах».

– Тебе и не придется.

«А чья это рука? – Она поднесла нашу правую руку к нашему лицу. Кожа на руке сморщилась, будто мы слишком долго сидели в ванне. – Прежде чем ты напомнишь, что мы убили возницу, я замечу – это другое. Нам нужна была повозка, а свидетеля оставлять нельзя».

– Да как скажешь. А мне все равно, пускай мы умрем.

Капитан Энеас оглянулся, краем глаза наблюдая за нами.

Когда императрица вернулась в тело, которое мы были вынуждены разделять, мир стал более шумным и ярким, теплее, тверже, плотнее, словно даже воздух сгустился. Теперь тряска повозки ощущалась болезненнее, вонь вола противнее и, несмотря на быстро приближающуюся зиму, солнце так пекло, что свет в глазах угасал, а за ним и сознание. И в окружившей нас тьме Кайса ходила, говорила и жила той жизнью, что должна была быть моей.

Она застонала и потерла глаза так сильно, что тьму пронзили короткие болезненные вспышки света.

– Я знаю, что ты здесь, Кассандра, – сказала она. – Ты как… как шип в моей голове. Если ты пытаешься использовать нашу как бы неразрывную связь, чтобы найти меня, ничего не выйдет. Я просто буду двигаться дальше. Лучше вечно быть в бегах, чем опять оказаться заточенной в твоей голове.

Мне хотелось ответить, но у спящего сознания не было губ.

– Ничего? – спросила она. – Удивительно. Как приятно твое молчание. А теперь – почему бы тебе не уйти, не оставить меня в покое?

Она скрестила руки на груди. Даже если бы я хотела уйти, то не знала как. Похоже, правила к нашей ситуации не приложены.

Кайса тяжело вздохнула.

– Понятно. Торчи здесь. Смотри, как я иду молиться, может, тоже чему научишься.

Раздраженно вздохнув, она распахнула дверь и шагнула в длинный коридор. Острые клинки света пробивались через узкие окна с одной стороны, а она шла, минуя одну дверь за другой, осторожно и тихо, чтобы не тревожить божий покой.

– А императрица Хана до сих пор с тобой связана? – тихо пробормотала она, разминувшись с парой священников, кивнувших ей в знак приветствия. – Если так, мне ее жаль.

Кайса шла в конец коридора, неся за собой и меня, пусть не в теле, а в голове.

– Если ты с ней, мне даже лучше, ведь ее больное тело долго не протянет. Интересно, что будет, когда тело умрет? Ты умрешь вместе с ним? Или так и останешься жить привязанной к мертвой плоти?