Глубокие и плоские тарелки и приборы были выполнены из серебристого и черного металлов. Вместо кружек – незамысловатые кубки без каких-либо украшений. Обычный закопченный котелок, в котором готовились каши и супы с неизвестными мне ингредиентами растительного и животного происхождения из запасов мужчин. Самый обыкновенный половник. А как-то раз, когда Аик вытаскивал вещи из своей сумки, я заметила альпинистский крюк и тугой моток бечевки.

Обычный походный рюкзак туриста, собирающегося в горы! Весь инвентарь всадников был мне вполне знаком и привычен, только казался каким-то… устаревшим? Средневековым, ага, да… Что за бред…

После ужина я уходила в шатер, ложилась на выстеленную шкурами землю, заворачивалась в плащ и бездумно гладила вышитого дракона, запоминая кончиками пальцев детали.

Мифическое существо было изображено со спины. Повернутую в профиль голову украшало пять пар рогов, две на верхней части лба и три по дуге от висков к нижней челюсти. От макушки и до двузубого окончания хвоста по позвоночнику тянулись крупные шипы. Крылья были раскинуты, но не развернуты до конца. Кожные перепонки лежали складками. Окружавшие дракона морозные узоры напоминали еловые лапы.

Изумительная вышивка, выполненная жесткой серебряной нитью, красиво мерцала на черной ткани. Мне не надоедало водить по ней пальцами, и за этим занятием я неизменно проваливалась в беспробудный сон. А по утрам просыпалась с невероятной легкостью в теле и голове и ловила себя на мысли, что кровати удобнее у меня никогда не было. И это немного пугало – уж слишком быстро я приноровилась к отсутствию удобств, привычных моему современнику. Хотя по смартфону, который потерялся где-то в снегах вместе с кошельком, все же скучала.

Я все еще плакала по ночам, отпуская прошлую жизнь. И наверняка буду плакать еще долго. А грустить, возможно, до конца своих дней…

С наступлением тепла меня сильно озаботила личная гигиена. А причина была простой – я начала потеть. Страшно хотелось с головой занырнуть в горячую ванну или хотя бы в достаточно теплый водоем… Да в любой на самом деле! Ужасно хотелось отмыться, хорошенько прополоскать волосы и выстирать вещи.

В светлое время суток я снимала плащ, оставаясь в дутой куртке, которую мои спутники разглядывали с нескрываемым любопытством. Они тоже избавились от зимней одежды, и я убедилась в верности давней догадки – всадники обладали внушительными габаритами и хорошо развитой мускулатурой, игравшей под одеждой при каждом движении.

Самым атлетичным оказался Гардах. Кажется, его бицепсы я не смогла бы обхватить даже двумя ладонями. Обгонявший его возрастом Кхар Джахар шел вторым в рейтинге, и я откровенно поражалась его потрясающей физической форме. В его-то годы! Гармонично сочетавший в себе мощь и мягкость Драха получал приз за третье место. Аик и Кхаад были, скорее, поджарыми, а Маритаса на фоне остальных я назвала бы жилистым. Но красноглазый мужчина все равно выглядел внушительнее спортсменов, истязавших себя тренировками ради красивого тела.

Вот только тела всадников создавались явно не в тренажерках. И, глядя на меч Аика, я сильно сомневалась, что они пользовались типичными спортивными снарядами на своих… занятиях.

Под плащами всадники носили одинаковые черные рубашки с серебряной вышивкой на воротниках-стойках и манжетах и черные кожаные штаны. Их талии обхватывали украшенные металлическими пластинами пояса в ладонь шириной. К ним крепились бурдюки с водой, кожаные мешочки и ножны с кинжалами. У Аика, Гардаха и Драха кинжалов было по два, и ножны сильно различались оформлением – одни явно были дороже. Мечи были у двоих – огромный у Аика и поменьше у Кхаада. У Маритаса за спиной висел колчан со стрелами и лук в налучнике.

Во время одной из ночевок Аик оставил свое оружие на шкурах возле костра и ушел в шатер. Я воровато огляделась – остальные мужчины были заняты своими делами – и присела на корточки рядом с пятифутовым¹³ мечом, рассматривая необычный волнистый клинок. И даже вспомнила, как такой меч называется – фламберг¹⁴. Откуда это знание взялось в моей голове – непонятно. Наверное, из какого-нибудь фильма.

– Ah mõrí?

Я вздрогнула от неожиданности и хотела ретироваться, но было поздно – меня поймали на «месте преступления». Это выглядело бы странно по меньшей мере.

Аик присел рядом и вопросительно приподнял брови. Глядя ему в глаза, я несмело потянулась к мечу. Всадник кивнул.

– Dal.

Я завороженно погладила холодный металл, коснулась обтянутой кожей рукояти. Она была почти такой же длины, что и клинок, по которому бежала вязь кажущихся смутно знакомыми символов. Стоило коснуться одного, из кончиков пальцев к запястью потекла приятная прохлада, а в голове раздался тихий шепот. Торопливый, бессвязный, но кое-какие фразы мне разобрать удалось. И вот что странно – они звучали… на моем языке!

Я резво огляделась, но говорившего не увидела. Уставилась на оружие всадника…

Со мной что, меч шепчется?!

Я отдернула руку и перевела недоумевающий взгляд на Аика. Он внимательно следил за моими действиями, как и Гардах с Кхар Джахаром, остановившиеся неподалеку от нас.

– Мюрика́с!¹⁵

Я поспешно выпрямилась и развернулась, чтобы уйти, но Аик поймал меня за запястье.

– Mar mõrí!

Я обернулась и уставилась на фламберг, который он мне протягивал. Всадник держал его одной рукой так, словно махина совсем ничего не весила!

– Dal, mõrí, tükáht!

В его глазах заплясали искорки смеха.

Я осторожно взялась за рукоять. Аик перехватил оружие за клинок, но не спешил разжимать пальцы. Смешинки не скрывали пристального внимания во взгляде. Он кивнул на мою свободную руку, и я обхватила рукоять уже двумя руками. И согнулась пополам, когда всадник отпустил клинок – тяжеленный меч потянул меня к земле.

С тихим смехом Аик перехватил рукоять у самой гарды¹⁶ и помог мне придать мечу вертикальное положение. Я опасно покачнулась, и мужчина придержал меня свободной рукой за лопатки.

Я ошарашенно уставилась на громадное оружие. Как он им сражается?! Меч весит не меньше десяти фунтов¹⁷!

В мои ладони проникла уже знакомая прохлада, а в голове…

Я нервно толкнула Аика плечом.

– Забери, прошу!

Всадник не шевельнулся.

Шепот в голове зазвучал отчетливее, и я испуганно воскликнула:

– Забери его, Аик!

Мужчина выхватил оружие и отступил на шаг, пытливо всматриваясь в мое лицо. Тем же занимались и Гардах с Кхар Джахаром – я чувствовала их изучающие взгляды кожей.

Я зачем-то поклонилась Аику.

– Мюрика́с!¹⁸

Он залился хриплым смехом, вгоняя меня в краску, сделал три шага назад… и закружил по поляне, рассекая воздух огромным мечом. В его руках он казался невесомым, а каждый шаг мужчины напоминал танцевальное па.

Я застыла, от восхищения забыв, что нужно вдыхать хотя бы через раз.

Ночь запела, восхваляя всадника и его страшное оружие. Казалось, что за ними с любопытством следит даже безразличное ко всему небо.

Глаза Аика горели все ярче, и свет вырывался на волю, растекаясь вслед за мужчиной дымным шлейфом. Клинок со свистом рассекал воздух, взлетая к звездам и опускаясь к земле, лишь едва не касаясь ее острием. Выгравированные на металле символы засветились, и мне привиделись язычки голубого пламени, скользящие по смертоносным волнам. Меч словно ожил, стал продолжением руки Аика и подчинялся не его движениям и прилагаемым усилиям, а мысленным приказам.

Всадник двигался плавно, тягуче, но в то же время его действия были решительными, агрессивными. Его глаза полыхали, губы кривились в насмешливой ухмылке, обращенной к невидимому врагу, и каждая атака наверняка должна была кончиться гибелью последнего.

«Танец» закончился так же внезапно, как начался. Гардах поаплодировал товарищу, а когда Аик горделиво поклонился, явно пародируя меня, расхохотался.

Я поймала взгляд Кхар Джахара и пролепетала:

– Каса́хт… а сюн.¹⁹

Он кивнул, и я помчалась к шатру, перепутала свой со слава всевышнему пустым шатром Драха, выскочила на улицу и понеслась дальше. И услышала слова Аика:

– Salé rüfaaís…

И почему-то порадовалась, что не знаю, что это значит.

Закутавшись в плащ и жмурясь изо всех сил, я впервые за время нашего путешествия всерьез задумалась над тем, кто такие эти всадники.

Местные рыцари? Скорее всего. И спасли меня местные рыцари не просто так. И теперь я была уверена – они знали, что меня нужно спасти. И где появлюсь тоже знали. И точно знают, почему я здесь появилась.

Откуда взялась уверенность? Я боялась самой себе в этом признаться, но все это мне успел шепнуть… фламберг.

Ответы начали появляться самым неожиданным образом…

***

После встречи с вторым отрядом Кхар Джахар постоянно брал меня в седло. Остальные всадники больше не предлагали путешествовать с ними. Это показалось мне немного странным, но я не особо расстраивалась – что-то было такое в мужчине с проблесками седины на висках и в бороде, что меня то и дело пронизывала щемящая нежность и одолевала трепетная грусть. Мне нравилась его компания. Может, дело было в его мудром, спокойном взгляде. Может, в отеческой заботе в голосе.

А может в том, что я проревела у него на плече около получаса и вряд ли могла еще чем-то его удивить…

Кхар Джахар обучал меня языку и делал это так опытно, что стало очевидно – я не первая его ученица. Мне было страшно любопытно, кого еще он учил – такую же девушку, как я? И если да… что с ней стало?

Я узнала, что ин а́ксаст – это небо, кхар – черный, со скрипом извилин выучила местоимения и с десяток новых глаголов. Всадник не торопил меня и весело смеялся, когда я путалась. И на его смех обижаться не хотелось совсем. Только улыбаться в ответ.

Я попыталась выяснить у него, что значит жест «супер» из моего мира. Но Кхар Джахар изумленно ахнул, когда я продемонстрировала оттопыренный большой палец, и шлепнул меня по кулаку с задорной улыбкой. Остальные всадники весело смеялись, качая головами и что-то бурча под нос.

В пути я наблюдала за ними, изучала, старалась понять, о чем они думают. Мужчины днем мало общались между собой, предпочитая подслушивать мои уроки, но если начинали, делали это так эмоционально и при этом так активно жестикулировали, что мне каждый раз казалось – ссорятся и вот-вот затеют драку! Но разговоры всегда заканчивались смехом и улыбками. Хотя пару ругательств я у них подслушала – пютьо́т и кассаа́х. О том, что это именно ругательства, я догадалась по интонации мужчин. Что это значит – не представляла и не рисковала повторять, опасаясь получить от Кхар Джахара по губам.

Иногда Драха и Маритас пели перед сном. Их голоса – мягкий, словно бархат, и высокий, с перезвоном хрусталя – сплетались с искрами над костром и разносились далеко за пределы лагеря. Я слушала, восторженно хлопая ресницами и не понимая, как мог их язык звучать так мелодично и ласково. Непонятные слова болезненно дергали за струны души, рассыпались осколками в груди. И в эти мгновения мне хотелось плакать и обнимать поющих всадников, чтобы хоть немного облегчить их тоску.

Я давила непонятные порывы, стараясь отвлечься на остальных мужчин. Но становилось только хуже. Во взглядах молодых Дааров легко читалась печаль, а по лицам Кхар Джахара и Гардаха неизменно скользили тени, словно они горевали о безвозвратно утраченном счастье. И я сдавалась. Конечно, на шеи поющих не бросалась, но тихо плакала, утирая слезы рукавом плаща.

Хотела бы я знать, о чем их песни…