Корабль «Снежный» (страница 2)
– Тут у нас вообще-то язык общий, один на всех, ты будешь понимать любого, от черепашки до кита. Морские свины прекрасно говорят на нём. Но они же завзятые гонщики, всё им слишком медленно, вот они и придумали свой собственный язык, покороче. А я, – Разноглазый мечтательно вздохнул, – я тоже иногда с ними гоняюсь, ну, когда работа позволяет, пришлось выучить. Пиу! Пиу-пи! Я сказал «Смотри, вон наш остров!».
Действительно, из розовой дымки проявился остров Первого Имени. Он был невысоким, с округлыми холмами, зелёными рощами и приветливой бухтой.
Лодка мягко причалила к берегу.
– Я должен завязать тебе глаза, но не волнуйся, это совсем ненадолго.
Разноглазый достал из тюка цветастый платок и постарался как можно тщательнее завязать глаза псу, но, как ни старался, одно ухо всё равно выбивалось и смешно торчало в сторону, поднимая повязку над глазом. В конце концов Разноглазый сдался:
– Ладно, пошли, только, чур, не подглядывай! Я буду тебя вести, а ты пока представь, пожалуйста, свою самую любимую игрушку. Вообрази во всей красе, как она перед тобой в темноте висит.
Пёс чувствовал, как под его лапами мягкий песок пляжа сменился сперва утоптанной тропинкой, а потом упругой травой. Повязка упала с глаз, и пёс едва не присел от удивления.
– А теперь, – довольно сказал Разноглазый, – принеси мне мячик!
Всё поле перед путешественниками – всё огромное нежно-зелёное поле – было усыпано мячами разных цветов и размеров.
– Это же… Это моя любимая игрушка! – воскликнул пёс и весело помчался вперёд.
Сперва ему хотелось собрать все-все-все мячики, но вдруг он понял, что на самом деле ему очень нужно найти только один. Пёс пробегал мимо резиновых в полоску, самодельных тряпичных, туго натянутых футбольных мячей и никак не мог найти свой. И вдруг он увидел! На самом краю поля, почти скрытый травой, лежал небольшой теннисный мячик. Он был неновый, уже потрёпанный, и на нём явно виднелись следы собачьих зубов.
Пёс схватил его, и сразу тяжёлая туча тоски, которая сидела у него в груди с момента появления на корабле, рассеялась. Пёс радостно помчался к Разноглазому и протянул ему чудесный мячик. Кот подкинул его в воздух, три раза хлопнул лапами, поймал и вернул псу.
– Ты видишь, что тут написано?
И пёс с удивлением разглядел, что на боку мяча синим фломастером было написано имя. Коржик.
Пёс радостно рассмеялся.
– Это я! Моё имя! Моё Самое Первое Имя! Ура! Точно, я вспомнил! Но… – Тут пёс резко помрачнел. – Я вспомнил и всё остальное! Я не должен здесь быть! Это ужасная ошибка! Бежим скорее! Скорее! – И Коржик стремглав помчался обратно на берег, к лодке.
Разноглазый бежал за ним и вспоминал, как он первый раз оказался на острове Первого Имени. Тогда для него всё поле оказалось устеленным старыми шерстяными пальто, ему нужно было найти самое уютное и вспомнить… Эх, лучше бы он ничего не вспоминал тогда.
Разноглазый и Коржик почти одновременно выбежали на берег и остановились как вкопанные. Пока они искали забытое имя, погода резко изменилась. В бухте ещё было тихо, но за её пределами вздымались чёрно-синие валы, свистел-завывал недобрый Северный ветер.
Глава четвёртая
На случай ухудшения погоды у хорошего моряка всегда есть запасной план, а Разноглазый был хорошим моряком. Он достал компас и карту, прикинул по высоте волны, с какой силой дует ветер, и сел что-то рассчитывать. Не прошло и пяти минут, как кот подозвал Коржика:
– С Северным ветром всегда можно договориться: он суровый, но ровный. Мы пойдём в полветра[4], по дороге нас снесёт к острову Поющих Мачт. Там много летучих рыб, мы свяжемся с «Верным» и передадим, что место встречи изменилось. Будет сильно качать. Ты готов?
Коржик ответил не сразу, он переводил взгляд с маленькой лодки на выход из гавани, где пена бьющихся о берег волн взлетала выше деревьев. Псы, конечно, бледнеть не умеют, но вот хвост – предательский хвост – пролез между лап и поджался к животу.
– К-конечно, г-готов! – еле выговорил Коржик. – М-мы же не можем утонуть? Раз мы уже умерли?
– Не можем, – посуровел Разноглазый, – мы не можем утонуть в облачном море, но, если попадём в воду, сразу начнём терять память. Сперва забываешь последний день, потом месяц, а если долго не подберут или не вылезешь на берег, снова забудешь своё имя и – самое ужасное – забудешь своего человека. Безвозвратно.
– А ты помнишь своего человека?
Но Разноглазый не ответил, он уже шёл к лодке.
Самым сложным оказался выход из бухты. Пару раз Коржику казалось, что лодка точно перевернётся. Её качало, кренило с носа на корму и с правого борта на левый. Коржик не был уже уверен, где у него какая лапа, желудок поднялся к самому горлу и требовал выпустить его наружу, язык пересох, а в глазах плясали зелёные кружочки.
В открытом море немного полегчало. Разноглазый настроил парус, лодка накренилась на правый борт и бодро пошла вперёд, то взбираясь на гору волны, то скатываясь с неё. Северный ветер свистел свою песню, журчала вода за кормой.
Разноглазому очень хотелось спросить, что именно Коржик вспомнил, когда нашёл свой мячик, о какой ошибке он говорил. «Расскажет, когда будет готов», – решил про себя Разноглазый.
Время, которое умеет то растягиваться во всю длину, как заправский кот, то так же, как кот, сворачиваться в маленький тугой клубок, решило задремать. Путешественники перестали понимать, сколько часов они уже в пути, и просто смотрели вперёд и даже не сразу услышали, что их кто-то зовёт очень странным, завывающим голосом:
– Вы сбились с курса, вас несёт, ничто-ничто вас не спасёт!
Над бортом лодки показалась маленькая краснопёрая рыбка. Разноглазый с досадой покачал головой.
– Встретили рыбу, да не ту. Это Рыба-Поэт, говорит только стихами, и ладно бы хорошими! Кроме того, она всё время предсказывает какие-то трагедии, видимо, считает, что это обязательно для поэта. Поручения ей давать приходится тоже в стихах, а я их сочинять не мастак, сбиваюсь на прозу. Ладно, попробую втолковать про «Верный».
Разноглазый встал, поднял лапу и продекламировал:
– Лети на «Верный двадцать два», там передай мои слова: за островом, где всё поёт, вас очень ждут и пёс, и кот! – Разноглазый обернулся к Коржику. – Хорошо, что остров с песнями у нас только один – не перепутаешь.
Рыба внимательно выслушала и ответила:
– Я передам, но посмотри: Беззубый кружит впереди, идёте прямо в пасть к нему – утащит скоро вас ко дну!
Коржик встревоженно поднял ухо и взглянул на Разноглазого, но тот только пожал плечами, мол, видишь, что я говорил: трагическое предсказание.
Рыба-Поэт напоследок всплеснула плавниками, и только её и видели! Между тем на горизонте показался целый лес мачт. Лодка заходила за остров, и ветер постепенно стихал, волны становились меньше, стало слышно многоголосое пение. Очень красивое.
– Кто это поёт? – спросил Коржик. Его наконец перестало укачивать, он даже позволил себе разжать передние лапы, которыми всю дорогу стискивал борт лодки.
– Как кто? Корабли, конечно.
– Но как корабли могут петь? Разве они живые?
Разноглазый улыбнулся и объяснил:
– Люди дают кораблям имена, а вместе с именем – маленький кусочек жизни. И корабли начинают запоминать, впитывать в себя храбрость своих капитанов, песни своих моряков, запах грузов, которые перевозят, и шум портов, в которые приходят. Корабли помнят свирепые шторма и мёртвый штиль, помнят холод айсбергов и лазурные воды коралловых островов. Корабли хранят свой экипаж, дарят людям мечту и надежду, и потому они не могут просто разрушиться, исчезнуть после того, как отслужили свой срок. Они оказываются здесь, в облачном море, стоят на якорях все в одном месте. Корабли дремлют и во сне поют тихонько песни земли. А когда новому капитану кошачьей или собачьей флотилии требуется борт, он приходит сюда, будит один из кораблей и спрашивает, не готов ли тот сняться с якоря. Не все соглашаются выйти в облачное море, но наш «Снежный» очень тосковал, ждал, когда его позовут, ведь на земле он был самым быстроходным, самым красивым клипером своего времени. Люди до сих пор помнят о нём. Его звали «Катти Сарк».