Ломик не слышал этого разговора. Скинув сандалии, он забрался на кровать дядюшки Жако и лежал, потеряв счёт времени. Кровать пропахла табаком, но Ломик этого не заметил. Он спрятал голову под одеяло, не желая ничего слышать и видеть. Но даже когда он крепко зажмуривался, пятно крови на груди Малинки никуда не девалось. Оно так и стояло у Ломика перед глазами – алое, как центр мишени, в которую вонзались ножи.

Глава 9
В погоню

Весь день Малинка просидела на берегу моря. Она забралась подальше от пляжа – туда, где не было отдыхающих. Волны ласково поглаживали её босые ступни, и сердце Малинки потихоньку смягчилось. Она поняла, что сама виновата: сначала позавидовала Ломику, потом хотела отнять у него ножи, да ещё и порезалась, а всю вину свалила на брата.

И чего лезла? Она же видела, как горят у Ломика глаза, когда он стоит на сцене. Как он счастлив, когда ножи попадают в цель. Взяла и всю радость ему испортила… Постояла бы в стороне – ничего бы с ней не случилось. К тому же каждому из Виражей было обещано своё чудо. Оставалось просто подождать.

«Надо мириться с Ломиком!» – подумала Малинка. Эта мысль была непривычной, но правильной, потому что Малинке сразу стало легче на душе. Она встала, потянулась, разминая затёкшую спину, и только теперь заметила, что по небу разлились сиреневые сумерки. Малинка поспешила на парковку. Ломик наверняка был там.

Сердце у Малинки подпрыгивало от нетерпения. Она не привыкла быть одна и жутко соскучилась по Ломику. Но возле домика на колёсах её встретила лишь бабушка Роза. Родители по-прежнему сидели в своих креслах, глядя в противоположные стороны.

Минуя бабушкины объятия, Малинка запрыгнула в дом на колёсах – пусто. Только витал под потолком запах жареного лука. Наверное, бабушка что-то готовила. В «Форде», где Ломик часто сидел с книжкой, тоже никого. Сердце у Малинки замерло. «Куда ты пропал?» – испугалась она.

– Куда пропал твой брат? – бабушка Роза словно подслушала мысли внучки. – И что это за пятно у тебя на футболке? Похоже на… кровь!

Бабушка перепугалась не на шутку. На её памяти близнецы ни разу не расставались за девять лет их жизни. Даже в младенчестве приходилось укладывать их в одну кроватку – по отдельности они громко плакали.

– Ломик в цирке, наверное, – прошептала Малинка, прикрыв пятно на футболке.

– В каком цирке?! – прогремела бабушка. – Цирк уехал. Я сама видела, когда в обед ходила на рынок.

– Уехал… – эхом повторила Малинка.

– Почему у тебя кровь на футболке?! Где Ромка?

Вместо ответа Малинка сорвалась с места и лохматой кометой помчалась на площадь. Ломик наверняка спрятался где-нибудь там: испугался, увидев порез, вот и не возвращается. Надо ему объяснить, что он ни в чём не виноват…

Она выбежала на площадь – пёстрый шатёр в самом деле исчез. Остались только уличные кафе. Бабушка, запыхавшись, остановилась рядом с внучкой. Непросто было бежать с тяжёлой железякой в руках, которую она выхватила из кучи строительного мусора на краю парковки, чтобы отбивать Ломика от врагов.

– Ломик! Ломик!

Малинка металась от одного кафе к другому, сновала между столиками, задевая посетителей. Она высматривала знакомую фигурку и любимую завитушку на лбу. Бабушка не отставала ни на шаг. Страшное предчувствие вцепилось ей в сердце когтистой лапой.

– Стрекоза! – Малинку заметил официант, который не раз угощал близнецов молочным коктейлем. – А где второй из ларца, одинаковый с лица?

– Мы его как раз ищем, – бабушка Роза заслонила собой перепуганную Малинку. – Вы видели сегодня нашего мальчика? Где?

Растрёпанная, с тяжёлой железякой в руке, бабушка наступала на официанта.

– Видел… – Поднос в руках парня дрогнул, и пустые бокалы, стоявшие на нём, тоненько звякнули. – Он шёл к фургону дядюшки Жако.

– Увезли! – Малинка сразу догадалась. – Циркачи увезли Ломика!

Слёзы выплеснулись из неё потоком, а вместе с ними и события, что произошли на площади утром. Малинка рассказала всё.

– Та-а-ак… Ясно. – Выслушав внучку, бабушка сплюнула через плечо и согнула в подкову железяку.

Потрясённая, смотрела бабушка на дело рук своих. А Малинка до того удивилась, что перестала плакать. Официант и вовсе едва удержал поднос – бокалы опасно накренились и медленно поползли к краю.

– Об этом я подумаю завтра, – сказала наконец бабушка, возвращая поднос в горизонтальное положение.

Она разогнула железяку, забросила её на плечо и, схватив Малинку за руку, потащила на парковку, к домику на колёсах.

Официант долго смотрел им вслед. Потом поставил поднос на свободный столик и отпросился у начальства под предлогом дурного самочувствия. А сам отправился к ближайшим турникам – подтягиваться.

* * *

– Рита! Антон! – бабушка Роза трясла за плечи окаменелости. – Проклятые циркачи увезли нашего Ромку! Мы должны их догнать!

Её громкий голос разносился по парковке, отлетал к берегу, где волны облизывали песок. Папа досадливо поморщился от крика и пробормотал что-то вроде «Ай, отстань». Мама вздохнула.

– Совсем свихнулись, честное слово, – бабушка схватилась за голову, и её короткие седые волосы встали дыбом. – Что же нам делать-то?

Она не знала, как пробудить к жизни этих двоих, которые когда-то были людьми. Тогда за дело взялась Малинка.

– Мам, мам, мам! – позвала она, словно радист, который ищет нужную волну для связи. – У нас беда, мам! Ломика похитили циркачи! Это я виновата, мам. Но я не хотела, мам, честное слово. Очнись, пожалуйста! Ты же всегда спасала нас, мам!

Малинка тесно прижалась к маме. Её горячие слёзы покатились по маминым щекам.

– Мам! Мам! Мам! – всхлипывала Малинка, продолжая искать нужную волну.

Она уже отчаялась достучаться до мамы, когда почувствовала: кто-то обнял её. Легко и нежно, как в прежние времена. Может, сто или двести лет назад.

– Дочка… Ты плачешь? – мама усадила Малинку к себе на колени и заглянула в её красное зарёванное лицо. Она словно очнулась от долгого сна. – Что случилось?

И Малинка снова рассказала об утреннем происшествии. Мама слушала, не перебивая и не задавая вопросов. Только лицо её становилось всё бледней, а складка над переносицей – всё глубже. Когда Малинка умолкла, мама поднялась на ноги.

– Мы догоним их и отнимем нашего Ломика, – решительно заявила она и обернулась к мужу: – Антон, ты слышал? Надо ехать!

Но тот опять досадливо поморщился, как это бывало, когда его отвлекали от работы.

– Антоооон! – мама прокричала ему в ухо.

Она надеялась, что – хотя бы теперь, когда сыну угрожает опасность, – муж очнётся. Но мама ошиблась. Тогда она схватила его за футболку и принялась трясти что было сил… Казалось, ещё немного, и она порвёт папу на мелкие клочья, на сотню крошечных пап.

Бабушка ухватила её за руку.

– Сами управимся, – сказала она.

– Да. – Мама сдула упавшую на лицо прядку и поджала губы, чтобы не разрыдаться. – До соседнего города домчим на такси. Я сама боюсь ехать быстро…

Она метнула на мужа огненный взгляд, который мог бы спалить его, не будь он камнем.

– Антон присмотрит за «Фордом» и домиком на колёсах…

– Постой-ка, – бабушка Роза остановила маму. – Нам не хватит денег на такси… Почти все сбережения закончились. Может, ты всё-таки сама…

– Сейчас! Подождите! – воскликнула Малинка.

Она вытащила из-под капота свёрток – пачку банкнот, закрученную в полотенце. Мама сунула её в сумку.

– Потом расскажешь, откуда у тебя деньги. А сейчас – на площадь. Там есть стоянка такси, – сказала мама и в последний раз посмотрела на папу: – Антон?

Он не откликнулся. Тогда мама быстро написала записку и прикрепила её к футболке мужа своей невидимкой. На всякий случай.

– Идём, – скомандовала бабушка Роза.

И вместе с мамой и Малинкой побежала к площади, не забыв прихватить увесистую железяку.

Папа остался один, но, похоже, не заметил этого. Он так и сидел, повернувшись к морю. Свежий ветер ерошил его отросшие волосы, закатные лучи солнца отражались в стёклах очков. А папины мысли витали где-то очень далеко.

Глава 10
Больше никогда

– Не бойся, малыш, – дядюшка Жако не отходил от Ломика и всё говорил, говорил, говорил. – Конечно, это ужасно – то, что ты сделал со своей сестрой. Ужасно, что теперь тебе нельзя вернуться домой, к родным. Но ты заслужишь их прощение! Станешь всемирно известным циркачом, заработаешь кучу денег и приедешь в лучах славы…

Ломик слушал, и душа его разрывалась на части. Он не хотел славы, не хотел денег, он хотел одного – вернуться в домик на колёсах. Но как это сделать? Дядюшка Жако прав: после такого не возвращаются.

– Может, потренируешься? – дядюшка Жако ласково потрепал Ломика по макушке и чуть придвинул к нему ножи, лежавшие перед ним на столе. – А вечером выступишь.

Ломик отчаянно замотал головой. Как объяснить фокуснику, что перед глазами у него стоит алое пятно, расползающееся по футболке сестры? У Ломика не было слов. Все слова остались на языке у Малинки.

Дядюшка Жако не настаивал.

– Ладно, молчун, – он снова потрепал Ломика по макушке, но уже не так ласково, – отдохни, а к вечеру будь готов. Иначе как ты заработаешь прощение у семьи?

Ломик быстро кивнул и выскользнул из фургона дядюшки Жако. Яркое южное солнце ослепило его. Когда глаза привыкли к свету, Ломик увидел, что фургоны выстроились в круг на большой незнакомой площади. Посередине, словно на сцене, репетировали артисты.

Там был и Усик. Он отрабатывал трюк – взбирался на спинку стула и смешно скатывался на землю. Ломику захотелось поговорить с клоуном, но тот, заметив мальчика, поспешил скрыться у себя в фургоне. Ломик услышал только, как повернулся замок в двери. Карлик заперся. Заперся от него!

– Усик, – робко позвал Ломик.

По ту сторону двери было тихо, и Ломик понял: Усик ненавидит его, как и Малинка. Конечно, что ещё он заслужил?

У Ломика навернулись слёзы, и мир перед глазами поплыл. Но тут Тиныч установил шершавую доску, заменяющую мишень, где углём были нарисованы неровные круги, и начал метать ножи. Не каждый из них попадал в яблочко. У Ломика внутри всё переворачивалось, когда некоторые вонзались в чёрные полосы, а то и вовсе улетали в стену фургона.

Ломик смахнул слёзы и подошёл к Тинычу.

– Можно?

Он хотел спасти ножи, которые тоже – Ломик чувствовал! – страдали от промахов. К тому же теперь путь домой для него закрыт. Значит, надо становиться циркачом…

– Сначала утри сопли, – огрызнулся метатель и с размаху запустил нож в доску, но опять промахнулся. Правда, он передумал, едва на улице появился дядюшка Жако. – Ладно, бери…

Бросив ножи Ломику под ноги, он ушёл в свой фургон, громко хлопнув дверью. Но Ломик уже забыл и про Тиныча, и про Усика, и даже про тех, кого оставил на парковке в соседнем городе. Весь мир словно отодвинулся и растворился в горячем воздухе. Остался лишь он, семь ножей и доска с неровными кругами. Ломик отправил ножи в цель один за другим. Так, что они выстроились буквой «М».

– Браво, мой мальчик! – дядюшка Жако хлопнул в ладоши.

Теперь он был спокоен: паренёк не подведёт.

А Ломик так и стоял на месте, потому что на шершавой доске, ровно посередине, проступило алое пятно – точно как у Малинки на футболке. Ломик знал: воображение играет с ним злую шутку. Знал – но ничего не мог поделать. Он понял: ему больше никогда не метать ножей.

Ломик забился под дощатое пузо фургона, в котором жил Усик, и разрыдался.

Сколько он так просидел, размазывая по лицу слёзы и дорожную пыль, Ломик не знал. Но неожиданно сверху раздался скрип. Ломик поднял заплаканные глаза и увидел, что у него над головой распахнулся люк. В узком отверстии показались короткие ножки, а через секунду рядом приземлился Усик.

– Тсс! – он приложил палец к губам и глянул через колесо на площадку для репетиций. – Прости, что сбежал. Тиныч запретил мне с тобой разговаривать.

– Почему? – удивился Ломик.